Ахматова Анна Андреевна

АХМА́ТОВА (наст. Горенко) Анна Андреевна [11(23).6.1889, Большой Фонтан, близ Одессы — 5.3.1966, Домоде­дово, под М.; похоронена на Комаровском кладб.] — поэт.

Отец Андрей Антонович Горенко был ин­женером-механиком флота, капитаном 2-го ранга; в 1890 семья поселилась в Царском Селе. В столичном Морском ведомстве и учебных заведениях отец занимал различ­ные административные и преподавательские должности. В семье было шестеро детей. Отец не вникал в жизнь дома и вскоре ушел из семьи. К ранним поэтич. занятиям своей дочери относился весьма скептически и раздраженно. По этой причине перв. пуб­ликация (« На руке его много блестящихколец... ») в издававшемся Н. Гумилевым в Париже ж. «Сириус» (1907. № 2) появи­лась под инициалами А. Г. Позднее она приду­мала себе псевд., выбрав фамилию сво­ей прабабки. Впоследствии А. рассказывала: «Только семнадцатилетняя шальная девчонка могла выбрать татарскую фамилию для рус­ской поэтессы... Мне потому пришло на ум взять себе псевдоним, что папа, узнав о моих стихах, сказал: „Не срами мое имя”. — „И не надо мне твоего имени!” — сказала я...» (Чу­ковская Л. Записки об Анне Ахматовой // Нева. 1989. № 6). [Как показали посл. исследования бабка А. — Прасковья Федосеевна — не имела «золотоордынских корней», о чем без сомнения знала А. из кн., написанной её дедом Эразмом Строговым].

В отличие от отца, мать А. была неизмен­но чуткой, внимательной к занятиям дочери. Поэтич. талант шел, по-видимому, имен­но от нее. В родне матери были люди, прича­стные к лит-ре. Напр., ныне забытая, а когда-то известная Анна Бунина (1794–1829) (названная А. «первой русской по­этессой») приходилась теткой отцу матери Эразму Ивановичу Стогову, оставившему не­безынтересные «Записки», опубл. в свое время в «Русской старине» (1883. № 1–8).

В Царском Селе А. училась в Мариинской гимназии, а лето обычно проводила вместе с семьей под Севастополем. Впечатления от Причерноморья впоследствии отразились в различных произведениях, в т.ч. в ее перв. поэме « У самого моря » (1914). Силь­нейшей любовью, духовной и поэтич. родиной оставалось до конца жизни Царское Село, неотрывное от имени Пушкина. Стихи начала писать рано и в девические годы на­писала их около 200; отд. стихи, до­шедшие до нашего времени, относятся к 1904–05 (см.: Памятники культуры. 1979. Л., 1980). В 1903 познакоми­лась с Н. Гумилевым — он был старше ее на 3 года и тоже учился в Царскосельской (мужской) гим­назии. (Поженились в 1910.) После раз­вода родителей А. вместе с матерью переез­жает в Евпаторию — ей грозил туберкулез, бывший бичом семьи. Гимназич. курс она проходила на дому. Но уже в 1906–07, несколько оправившись, стала учиться в вы­пускном классе Фундуклеевской гимназии в Киеве, а в 1908–10 на юридическом отд. Высших женских курсов. Все это время не переставала писать стихи. Судя по немно­гим из них сохранившимся, а также по высказываниям самой А., на нее оказывали тогда заметное влияние В. Брюсов, А. Блок, не­сколько позднее М. Кузмин, а также фран­цузские символисты и «проклятые» (П. Верлен, Ш. Бодлер и др.), из прозаиков К. Гамсун. Весной 1910 А. вместе с Н. Гумилевым уезжает в Париж. Там произошло ее знаком­ство с А. Модильяни, запечатлевшим облик 20-летней А. в карандашном портрете.

После перв. публикации в «Сириусе» А. печаталась во «Всеобщем ж-ле» (1911. № 3), ж-ле «Gaudeamus» (№ 8–10), а также в «Аполлоне» (№ 4). Посл. публикация вызвала сочувственный отклик В. Брюсова (Русская мысль. 1911. № 8). Стихи же в «Аполлоне» вызвали пародию В. Буренина (Новое время. 1911. 29 апр.). В том же году состоялось и перв. публичное выступ­ление А. с чтением своих стихов в Об-ве ревнителей худож. слова. Получила она и твердое одобрение своей поэтич. ра­боты от Гумилева, до того относившегося к стихотв. опытам своей невесты и жены с некот. сдержанностью и осторожнос­тью. Каждое лето, вплоть до 1917, А. прово­дила в имении своей свекрови Слепнево (Тверская губ.), кот. сыграло в ее тв-ве значительную роль. Скудная, по ее сло­вам, земля этого края дала ей возможность прочувствовать и познать потаенную красоту русского нац. пейзажа, а близость к крестьянской жизни обогатила знанием на­родных обычаев и языка. В ахматовской поэтич. топонимике Слепнево занимает наряду с Царским Селом, СПб., М. и Причерноморьем особое и безус­ловно важное место (см.: Крюков А. Тверское уединенье // Волга. 1981. № 3). В том же 1911 она была введена в состав организо­ванного Гумилевым «Цеха поэтов», где ис­полняла обязанности секретаря. В 1912 «Цех поэтов» сформировал внутри себя группу акмеистов, кот. провозгласила в своих манифестах и статьях опору на реа­листич. конкретность, начав тем самым творч. полемику с символистами. По­явившаяся в 1912 перв. кн. А. « Вечер » (СПб.) не только отвечала требованиям, сформулированным вождями акмеизма Гумилевым и С. Городецким, но в какой-то степени и сама послужила худож. обоснова­нием для акмеистических деклараций. Книге предпослал предисл. М. Кузмин, отметивший характерные для ахматовской поэзии черты: острую восприимчивость, приятие мира в его живой, солнечной плоти и — одновременно — внутреннюю трагедийность сознания. Он так­же подметил в худож. мире А. и связь конкретных предметов, вещей, «осколков жиз­ни» с «переживаемыми минутами». Сама А. эти особенности своей поэтики связывала с воздействием на нее И. Анненского, кот. она называла «учителем» и чей «Кипа­рисовый ларец» был для нее в те годы на­стольной кн. Наиболее чуткие критики (В. Чудовский, Н. Недоброво, В. Жирмун­ский, Б. Эйхенбаум) указывали на близость А. к традициям русского реализма, в т.ч. и классич. прозы.

Акмеистическая эстетика, верность кот. А. подчеркивала и в поздние свои годы, противостояла символизму: «Наш бунт про­тив символизма совершенно правомерен, по­тому что мы чувствовали себя людьми 20 ве­ка и не хотели оставаться в предыдущем...» (Ахматова А. Соч.: в 2 т. М., 1986. Т. 2). В 1912–13 она охотно выступала с чтением стихов в кабаре «Бродячая соба­ка», во Всероссийском лит. обществе, на Выс­ших женских (Бестужевских) курсах, в Тенишевском училище, в здании Городской думы и имела исключительно большой успех. О. Мандельштам запечатлел ее облик в стих. «Ахматова» («На равнодушных погляде­ла...») во время ее выступления в «Бродячей собаке» в 1912.18 сент. 1912 у А. и Н. Гуми­лева родился сын Лев (будущий историк и гео­граф, автор одного из крупнейших достиже­ний XX в.— этнологической теории). Слава А. после появления «Вечера», а затем « Четок » (1914) оказалась головокружительной — на какое-то время она явно закрыла собою мн. своих современников-поэтов. А. была красивейшей женщиной эпохи, пленительной звездою петербургских салонов. То было яв­ление Поэта в облике женщины. О «Четках» высоко отзывались М. Цветаева («Анне Ах­матовой»), В. Маяковский, по свидетельству Лили Брик (Лит. Ленинград. 1934. 14 апр.), Б. Пастернак (Воздушные пути. М., 1982). Ее называли русской Сафо, она сде­лалась излюбленной моделью для художни­ков (А. Зельманова-Чудовская, С. Сорин, Н. Альтман, О. Делла-Вос-Кардовская и др.), стихотв. посвящения составили антологию «Образ Ахматовой» (Л., 1925), куда вошли произведения А. Бло­ка, Н. Гумилева, О. Мандельштама, М. Ло­зинского, В. Шилейко, В. Комаровского, Н. Недоброво, В. Пяста, Б. Садовского.

По общему справедливому мнению, А. была несравненным по поэтич. своеоб­разию художником любви. Ее новаторство первоначально проявилось именно в этой традиционно вечной теме. И критика, и по­эты, и читатели отмечали «загадочность» ее лирики; при всем том, что стихи казались страничками писем или оборванными днев­никовыми записями, крайнее немногословие, скупость речи оставляли впечатление немоты или перехвата голоса. Перед читателями 1910-х, привыкшими к пестроте поэтич. групп, к символистским «провалам» и «без­днам», к жеманничанью «дамской» поэзии, к декадентской «распутице», возник худож­ник большой и своеобразной силы. А. в своих стихах, как и в жизни, была очень женствен­на, но в нежности ее поэтич. слова вы­являлись властность и энергия. Лирика А., внешне не похожая ни на чью из современни­ков и ни на чью из предшественников, была тем не менее достаточно глубоко укоренена в русской классике.

С появлением « Белой стаи » (1917) ста­ло ясно, что лирич. тема у А. была шире и многозначнее обозначенных конкретных ситуаций. В стихи А. входила эпоха. Уже ред­ко кто по привычке мог назвать А. поэтом «несчастной любви»: в стихах, предшество­вавших «Четкам», и особенно после выхода этой кн. возник иной масштаб. Ман­дельштам в это время писал: «Голос отрече­ния крепнет все более и более в стихах Ахма­товой», «...в настоящее время ее поэзия бли­зится к тому, чтобы стать одним из символов величия России» (см.: День поэзии. М., 1981). Одним из первых, кто не только уви­дел этот новый масштаб, но объяснил его, предугадав едва ли не весь будущий путь А., был Н. Недоброво (см.: Анна Ахматова // Русская мысль. 1915. № 7). Он отметил не только трагедийность ее мироощущения, но и внутреннюю мужественность — это на­блюдение А. особенно ценила. Об органич­ной твердости ее души и стиха никто до Недоброво не говорил, лишь привычно от­мечали ее пресловутую хрупкость и надлом­ленность. Как показала вся дальнейшая жизнь, давшая лит-ре « Реквием » и « Поэму без героя », — трагедийность и мужествен­ность были гл. свойствами ее поэтич. таланта.

После революции А. издала сб. « Подо­рожник » (1921), « АnnоDominiМСМХХI » (1921). В отличие от мн. своих друзей и знакомых она не эмигрировала. Знаменитой стала ее поэтич. инвектива «Мне голос был. Он звал утешно...» (1917), подтвержденная через 5 лет замеча­тельным стих. такого же смысла: «Не с теми я, кто бросил землю...» (1922). Часть эмиграции отнеслась к этим стихам с боль­шим раздражением. Стали говорить об упад­ке ее таланта, о лит. конце поэта. Но и в своей стране А. после революции не находила должного понимания — в глазах многих она оставалась поэтом старой России, «облом­ком империи». Эта версия преследовала А. всю жизнь — вплоть до печально известного Постановления ЦК ВКП(б) «О журналах „Звезда” и „Ленинград”» (1946). Несмотря на разного рода идеологич. запреты, поэтич. работа А. никогда не прерыва­лась и песенный дар не покидал поэтессу. А. всегда резко протестовала против того, что­бы ее «замуровывали» в 1910-е. На протя­жении посл. четырех десятилетий она стала много заниматься пушкинской эпохой, в т.ч. и архитектурой СПб.; зарожда­ется ее исследовательский интерес к Пушки­ну, и работы А. в этой обл. — « Послед­няя сказка Пушкина», «Сказка о золо­том петушке», «„Адольф” Бенжамена Констана в тв-ве Пушкина», «„Каменный гость” Пушкина», «Гибель Пушкина», «Александрина», «Пушкин и Невское взморье » и др. (см.: Ахмато­ва А. О Пушкине: Статьи и заметки. Л., 1977) — были высоко оценены авторитетны­ми учеными-пушкинистами.

1930-е были в жизни А. временем тяже­лейших испытаний. Приближалась мировая война. Предвоен. стихи (1924–40), со­бранные в « Тростнике » и « Седьмой кни­ге » (сб. подготавливались поэтессой, но отд. изданы не были), свидетельствуют о расширении диапазона лирики А. Траге­дийность вбирает в себя беды и страдания миллионов людей, ставших жертвами терро­ра и насилия в ее собств. стране. Ре­прессии коснулись и ее семьи — был аресто­ван и сослан сын. «Муж в могиле,— сын в тюрьме / Помолитесь обо мне...» («Рекви­ем»). Народная трагедия, ставшая и ее лич­ной бедой, давала новые силы ахматовской Музе. В 1940 А. пишет поэму-плач « Путем всея земли » (начата в марте 1940, впервые опубл. целиком в 1965). Эта поэма — с обра­зом похоронных саней в центре, с ожидани­ем смерти, с колокольным звоном Китежа — непосредственно примыкает к «Реквиему», создававшемуся на протяжении всех 1930-х. «Реквием» гениально выразил великую на­родную трагедию; по своей поэтич. форме «Реквием» близок к народному при­чету. «Сотканный» из простых слов, «подслу­шанных», как пишет А., в тюремных очере­дях, он с потрясающей поэтической и граж­данской силой передал и время, и страдаю­щую душу народа. «Реквием» не был извес­тен ни в 1930-е, ни много позже (опубл. в 1987), как, впрочем, не были известны сопутствовавшие ему « Черепки » и мн. др. произведения поэта.

В годы Великой Отеч. войны, эвакуировавшись из осажденного Л-да в начале блокады, А. интенсивно работа­ла. Широко известными стали ее патриотич. стихи « Клятва » (1941), « Мужество » (1942): «Час мужества пробил на наших ча­сах, / И мужество нас не покинет». Все воен. годы и позже, вплоть до 1964, шла на­пряженная работа над «Поэмой без героя», кот. стала центр. произведением в ее тв-ве. Это широкое полотно эпико-лирич. плана, где А. воссоздает эпоху «кануна», возвращаясь памятью в 1913. Воз­никает образ предвоенного СПб. с характер­ными приметами того времени; появляются, наравне с автором, фигуры Блока, Шаляпи­на, О. Глебовой-Судейкиной (в образе Пута­ницы-Психеи, бывшей одной из ее театр. ролей), Маяковского и др. А. судит эпо­ху, «пряную» и «гибельную», грешную и бле­стящую, а заодно и себя вместе с нею. Поэма широка по размаху времени — в ее эпилоге возникает мотив воюющей с фашизмом Рос­сии; она многопланова и многослойна, ис­ключительно сложна по своей композиции и подчас зашифрованной образности. В ней с полной силой выразился историзм мышле­ния А.

В 1946 известное постановление «О жур­налах „Звезда” и „Ленинград”» вновь лиши­ло А. возможности печататься, но поэтич. работа, по ее словам, все же никогда не прерывалась. Постепенно происходило, хотя и медленно, возвращение на печатные стра­ницы, и ее стихи вновь вызывали восхищение своей худож. силой и неувядающей свежес­тью слова. В 1964 ей была вручена в Италии премия «Этна Таормина», а в 1965 присуж­дена в Оксфорде почетная докторская сте­пень. Посл. книгой А. оказался большой сб. « Бег времени » (1965), ставший гл. поэтич. событием того года и от­крывший мн. читателям весь огромный творч. путь поэта — от «Вечера» до « Комаровских набросков » (1961).

Подлинным триумфом в посмертной судь­бе А. стал ее 100-летний юбилей, широ­ко отмеченный страной и — по решению ЮНЕСКО — во всем мире.

В СПб. установлены памятники А. — во дворе филол. фак-та СПбГУ (Университетская наб., д. 11), в сквере перед гимназией № 209 ( ул. Восстания , д. 8), в марте 2006, к сороковой годовщине со дня смерти А., в саду возле Фонтанного дома был открыт памятник работы петерб. скульптора Вяч. Бухаева, в дек. 2006 — памятник на ул. Шпалерной, д. 42, расположенный через Неву от следственного изолятора «Кресты» , где она завещала его разместить.

В 1997 был снят биографический сериал «Луна в зените» по мотивам неоконченной пьесы А. «Пролог, или Сон во сне» (в гл. роли — С. Крючкова; роль А. в снах — С. Свирко). В нояб. 2011 в моск. Международном Доме музыки состоялась премьера муз. спектакля «Память о солнце», посвящ. А. (авторы Н. Шацкая и О. Кабо). В 2012 на экраны вышел сериал « Анна Герман. Тайна белого ангела », где в эпизоде, изображающем жизнь семьи певицы в Ташкенте, показана встреча матери Анны с поэтессой (в роли А. — Ю. Рутберг ).

А.— классик русской лит-ры. Впервые в лирике, в любовной мольбе так мощно за­звучала эпоха. Неповторимы масштабность поэтич. личности А., ее тончайший и все­гда открытый многообразным звукам мира художнический слух, ее воспаленная совесть. Тв-во А., связанное с исканиями и достижениями мировой поэзии XX в., в т.ч. и поэтич. авангардизмом, продолжившее новаторские пути в словесном искусстве, яв­ляется вместе с тем живым продолжением нац. русской лит-ры, оно прочно и глубоко укоренено в ней.

Соч.: Стихотворения и поэмы / сост., комм. В. Жирмунско­го. Л., 1976 (БП. БС); Стихотворения и по­эмы / сост. и прим. Н. Жирмунской. Л., 1984 (БП. МС); Стих. и поэмы / вст. ст. и сост. А. Павловского; прим. М. Кралина. Л., 1989; Уз­нают голос мой...: Стихотворения. Поэмы. Проза. Образ поэта / вст. ст. Л. Озерова; сост. и комм. Л. Озерова и Н. План. М., 1989; Соч.: в 5 кн. / сост. и прим. Р. Тименчика и К. Поливанова. М., 1989; Соч.: в 2 т. М., 1990; Записные книжки (1958–66). М.-Турин, 1996; СС: в 6 т. / сост., комм. Н. Королевой. М., 1998–2002; Стихи // Царскосельская антология / сост., вст. ст., подгот. текста и прим. А. Арьева. СПб.: Вита Нова, 2016.

Лит.: Эйхенбаум Б. Ахматова: Опыт анализа. Пг., 1923; Виноградов В. О поэзии Ахматовой: Стилистич. наброски. Л., 1925; Жирмунский В. Тв-во Ахматовой. Л., 1973; Павловский А. Анна Ахматова: Жизнь и тв-во. М., 1991; Хейт А. Анна Ахматова. Поэтич. странствие. Дневники. Воспоминания. Письма. М. 1991; Лукницкий П. Аcumianа. Встречи с Анной Ахматовой: в 2 т. Париж. 1991–97; Чуков­ская Л. Записки об Анне Ахматовой. Т. 1–3. М., 1996–97; Петербург Ахматовой: Cемейные хроники. Зоя Борисовна Томашевская рассказывает. СПб., 2000; Кралин Н. Артур и Анна. Роман без героя, но все-таки о любви. Томск: Водолей, 2000; Троцык О. Библия в художественном мире Анны Ахматовой. Полтава, 2001; Тименчик Р. Анна Ахматова в 1960-е годы. М.-Toronto, 2005; Словарь лит. окружения Игоря-Северянина: в 2 т. / вст. ст., сост., комм. Д. С. Прокофьева. Псков, 2007; Петров В. Страх, или Жизнь в Стране Советов. СПб., 2008; Черных В. Летопись жизни и тв-ва Анны Ахматовой. М., 2008; Бобрик О. А. Хроника памяти. Из американских дневников Артура Лурье // Искусство музыки: теория и история. 2012. № 5.

Автор статьи - А. Павловский