Алексеева Анна Николаевна

АЛЕКСÉЕВА Анна Николаевна [1899, СПб. ― 3.7.1945, Л-д, похоронена на Большеохтинском (Георгиевском) кладб.] ― поэт.

Отец ― Николай Тарасьевич Иванов, мать Агриппина Яковлевна Иванова (урожд. Оболенская). А. крещена в церкви Илии-пророка на Пороховых з-дах. Была 8-м ребёнком в семье (всего 10 детей от двух браков отца). Глава семейства служил гримёром в Александринском театре. Семья жила в собств. двухэтажном доме на Большой Пороховской ул. Юную Анну, единственную из всех детей, отдали в гимназию, кот. она закончила до революции.

Начала писать стихи с 12 лет (сохранились наброски от 1911). В 1914 началась Первая мировая война, и одно из первых сохранившихся стих. А. касалось этого бедствия: «О, великая Родина — матушка, / Всех детей ты своих отдала. / Сколько крови, любви и страдания / Ты опять на себя приняла…». В армии оказались три ее старших брата (Фёдор, Александр и Григорий). Сестра Вера, закончив курсы первой помощи М. Я. Лобковской работала, в госпитале.

В 1916, оставшись вдовой, мать А. продала дом на Большой Пороховской. Семья переехала в небольшую кв. на Нарвском пр. (д. 29, кв. 30).

Февральскую революцию А., как и многие, встретила с энтузиазмом: казалось, что теперь все надежды осуществятся. В марте 1917-го она писала: «Было страшное жуткое время / Нас вела роковая судьба / И давила, как тяжкое бремя, / И влачилася, словно раба. // Мы придавлены были, забиты / Мы не смели свободно дышать / Словно миром и Богом забыты / И наш вечный удел был ― страдать. // Мы свободы и воли хотели, / Но нам воля была не дана. / И мечтать мы, и думать не смели, / Что проснётся родная страна».

Параллельно ист. событиям шла частная жизнь А. Окончив гимназию, она начала преподавать рисование и русский яз. в школе (с 1919). Справедливо полагая, что у неё мало опыта, она тщательно готовилась к урокам. Эту привычку сохранила и годы спустя. В то вр. в открытке в воинскую часть ст. брату Григорию Николаевичу она писала, что закончила курсы при «Об-ве поощрения художеств» и получила диплом. Немного позже стала работать в биб-ке за Нарвской заставой. Там встретила и увлеклась Б. Ушаковым, довольно видным деятелем культуры той рев. эпохи, человеком несвободным. На свет появилась дочь Иринка (кот. вскоре умерла). С кон. 1920-х и до конца жизни преподавала лит-ру в школе № 21 Василеостровского р-на Л-да.

В 1918 в Пг. был основан Ин-т живого слова. Официально открыт 15 нояб., 20-го началось чтение лекций. Преподавали выдающиеся деятели культуры того времени: А. Луначарский, А. Кони, Л. Щерба, Н. Гумилёв, Ю. Юрьев, Вс. Мейерхольд и др. А. посещала ин-т с 1920 по 1924, в 1920–21 занималась в семинаре у Гумилёва, кот. возглавлял отдел поэзии. В ин-те познакомилась с Вс. Рождественским, Е. Соломон, Л. Поповой, А. Минихом, Тотешем и др.

В 1922 А. создала цикл триолетов (твёрдая форма «лёгкой» лирич. поэзии). А. сумела отразить даже в этой огранич. поэтич. форме как события собств. жизни, так и особую атмосферу Пг. 1920-х. Покинутая массами чиновников и рабочих бывшая столица империи была пустынна и величава. «Танцуют маленькие черти / В пыли на солнце менуэт / На заколдованном мольберте / Танцуют маленькие черти / Шарманку главный чёртик вертит / Без передышки сотню лет / Танцуют маленькие черти / В пыли на солнце менуэт» (1922).

В 1924 вышла замуж за поэта В. С. Алексеева (1902–42). В 1925 родился сын Никита.

Отец мужа ― Сергей Алексеевич Алексеев (псевд. С. А. Аскольдов), изв. философ-персоналист и богослов (1871–1945). После увольнения (1918) из Пг. ун-та с 1918 по 1922 он преподавал психологию в Единой трудовой школе № 10 (б. гимназии Л. Д. Лентовской) на ул. Плуталовой (Введенской) ПС. Здесь же в ЕТШ № 10 логику преподавал И. М. Андреевский ― брат М. М. Шкапской. Одним из учеников Алексеева-Аскольдова был Д. Лихачёв, в этой же школе учился сын Алексеева Владимир, сидевший на одной парте с А. Введенским (были близкими друзьями, временами вместе сочиняли стихи). В просторной кв. Алексеева-Аскольдова (Кронверкская ул., д. 15, кв. 25) проходили собрания поэтич. кружка «Мастерская слова», куда входили А. Введенский, Н. Браун, М. Комиссарова, М. Фроман, М. Шкапская, А. Скалдин, В. Смиренский, Л. Попова и др. А. принимала актив. участие в деятельности этого поэтич. содружества.

Ссылка Аскольдова в 1928-м нарушила привычное течение жизни. В 1933 А. вместе с мужем и сыном была вынуждена переехать из ставшего номенклатурным дома в комнату в коммунальной квартире у Чернышёва моста на Фонтанке (д. 53, кв. 38). В маленькой комнате без окон продолжали проходить лит. встречи, здесь часто собирались друзья и коллеги — поэты и литераторы. А. обладала способностью привлекать самых разных людей (не только родственников и гимназич. подруг) и поддерживать с ними тёплые и длительные отношения. Друзьями её молодости были изв. биолог Е. Крепс, полярник Г. Рутилевский, шахматист Ю. Авербах, поэт А. Введенский и мн. др. В эти годы круг друзей прирос ист. романистами Л. Раковским и В. Груслановым.

По совету А. Введенского «писать стихи для детей» А. создаёт « Балладу о котах » (с посвящ. С. Я. Маршаку), но теперь следует совет Маршака – обратиться к прозе; посвящение снимается, а стихи, несмотря на разочарование, пишутся по-прежнему.

С 1919 А. работала в системе народного образования, начав с рабочей школы за Нарвской заставой. До войны и всю войну проработала преподавателем русского яз. и лит-ры, а также библиотекарем в школе № 21 ВО р-на (б. гимназия Э. Шаффе). Детали этой каждодневной деятельности отражены в стих. «Мой удел»: «В кацавейке, обычно драной, / Позабыв о семье и сне, / По утрам убегаю рано / Свой выплачивать долг стране. // Пестротой расписных плакатов, / Вереницей стенных газет, / Наряжаю в часы расплаты / Неприкрашенный белый свет. // Опьяневшая от работы / Я с трудом нахожу свой дом, / Где встречают меня заботы, / Вырастающие кругом. // Над посудой, с утра не мытой, / Взгромоздившейся как гора, / Над бессмертным своим корытом / Провожу свои вечера. // И мне некогда оторваться / От великих и малых дел, / От ребёнка, мужа и брата / И подумать про свой удел».

Во время блокады оставалась в Л-де. Работала, несмотря на голод и холод, писала стихи. 14 янв. 1942 погиб от голода муж А. Его тело А. вместе с сыном на санках отвезла в морг Военно-мед. академии («Трупы навалены были в морге / Высотой в трехэтажный дом, / И несчастный вор и святой Георгий / Спали рядышком вечным сном».). В условиях блокады все прежние ценности утратили свое значение («Чтоб выгнать из комнаты ледяную стужу / Горит в ней с песенкой боевой / Письменный стол покойного мужа, / Погибшего от голода прошлой зимой»). А. осознавала собств. обреченность; понимала она и то, что прежнего города уже больше не будет («Вы, все живущие на Большой Земле, / Не забудьте о нашей “маленькой”, / Где, словно в бурю на корабле, / Моя качается спаленка. / <…> Наша “маленькая” земля / Ленинградом зовется городом, / Где по улицам без ветрил и руля / Мы к смерти шагаем гордо. / Посторонитесь, дайте дорогу нам, / Вымирающим ленинградцам… / Скоро нас, как музейный хлам, / Будут вам показывать, братцы»). В блокадных стихах А. отсутствует пессимизм («Не смотрите на жизнь так печально и зло, / Поверьте, нам дьявольски всем повезло. / Вопреки предсказаниям, грозным и лживым, / Мы с вами доныне пока еще живы»). Противопоставляя судьбу свою и простых жителей Л-да достатку тех лиц, от кот. зависело продовольственное снабжение города, А. не считает нужным впадать в обличительный пафос, лишь отмечает закономерность своего конца («…И придется нам неизбежно / Из-за них погибать зимою. / Я десятый раз умираю / Из-за них, но опять воскресну. / На шарманке гордо играю / Про жизнь и про муку крестную»). Поэзия помогала А. хоть ненадолго отвлечь себя от происходящего вокруг («Как пьяница, дорвавшись до вина, / Из рук не может выпустить стакана, / Без передышки пьет его до дна, / Забыв наказы Библий и Корана, / Так я сижу, держа перо в руке, / И, черпая со дна души напиток, / Даю свободу льющейся строке, / Освобождая голову от пыток»). Единственной надеждой А. оставался сын Никита («Иди, мой сын, ищи судьбу другую, / От материнской юбки оторвись»). Спасенный от голодной смерти эвакуацией в Молотовскую обл. к бабушке, весной 1944 он был призван в действующую армию и погиб 11 окт. 1944 в первом же бою. Ненадолго пережила мужа и сына и сама А., умершая вскоре после Победы.

При жизни А. не печ. Казалось, вся её жизнь и тв-во прошли незамеченными. Но 25 янв. 1992, ко дню снятия блокады, в газ. «СПб. ведомости» было опубл. стих. А. « Простите друзья …»: «Чайник, кипящий на подносе фарфоровом, / Крендель румяный и сыр со слезой, / Простите, друзья, я подам нескоро вам, / Вот будет конец войне грозовой. // А пока погрызите сухарик маленький / И, думая о героике наших дней, / Погрейте свои промерзшие валенки / У печурки горящей моей. // Чтоб выгнать из комнаты ледяную стужу, / Горит в ней с песенкой боевой // Письменный стол покойного мужа, / Погибшего от голода прошлой зимой. // Слышите? Опять плач сирены / Над нашим жилищем в тоске повис, / Глухой удар, и дрогнули стены, / И последние стекла посыпались вниз» (24 янв. 1943).

В 2000 вышел сб. А. « Это Ленинград! Смотри и слушай! Это Ленинград блокадных дней ». В кн. собраны г.о. стихи 1941–45 и довольно подробно представлена переписка А. воен. времени (сб. опубл. в изд-ве «МКС», подгот. Н. А. Тарасовой, племянницей А.).

В нач. 2000-х в Лондоне появился перевод на английский яз. переписки воен. лет А . Примерно в то же вр. неск. страниц своих воспоминаний, озаглавленных «…И сама царица леса», посвящает А. писательница и арх. Р. Молоканова, ученица и друг. В 2012, в кн. о блокаде «The Besieged. A story of Survival», изд. в Лондоне, К. Уолтон включила переводы на английский яз. стих. А. « Memento мori » и « Одиночество ». Последним английская писательница завершила свою кн. о лен. блокаде: «После долгого небытия / Очнулась — кругом тишина, / Стараюсь припомнить, где же моя семья, / Вспоминаю — была война. // Какая? И нынче который год — / Семнадцатый иль сорок пятый? / Надо мной закопченный свод, / И в комнате воздух спёртый. // Подниматься с постели не хочется, / Знаю, и там и здесь / Круглое одиночество / Мой дом заполняет весь. // Надо все начинать сначала, / И снова друзей искать, / И старое платье для бала / Заново перешивать» (5 апр. 1945).

На данный момент изд. лишь небольшая часть сохранившегося наследия А., хранимого Н. Тарасовой.

Архив С. А. Алексеева-Аскольдова и В. С. Алексеева передан в РО ИРЛИ (Пушкинский Дом).

Соч.: Это Ленинград! Смотри и слушай! Это Ленинград блокадных дней: сб. / сост. и предисл. Н. Тарасовой. СПб., 1999.

Автор статьи - Н. Тарасова, П. Тарасов