Березкин Александр Михайлович


БЕРЕЗКИН Александр Михайлович [27.9.1948 — 17.9.2019, СПб.] — литературовед, библиофил.

О предках Б. известно, что отец М. А. Березкин (1909–1955) был старшим преподавателем кафедры физики ЛЭТИ, мать Т.И. Данилевич (1911–?) – сотрудник Палаты мер и весов. В 7 лет Б. потерял отца, скончавшегося во время лекции. Окончив школу № 307 с серебряной медалью, в 1966 Б. поступил на дневное отделение филологического факультета ЛГУ. Несмотря на то, что он поступал и успешно выдержал конкурс на русское отделение, показанное на экзамене знание французского языка было таково, что Б., вопреки его желанию, был зачислен во французскую группу кафедры романских языков. Перейдя на третий курс, «стремясь получить квалификацию филолога-русиста», Б. подал соответствующее заявление, после чего был вынужден перейти на вечернее отделение и совмещать учебу с работой. В 1968–73 последовательно служил светокопировщиком в Ленинвестторге, младшим продавцом в «Академкниге» (магазин № 3, на Менделеевской линии), начальником смены охраны ЛГУ, библиотекарем БАН, почтальоном 3-го класса (низшая ступень – разносчик телеграмм) 13 о/с. В статусе письмоносца в 1973 Б. получил диплом ЛГУ, с отличием. Ни «квалификация филолога-русиста», ни сколиоз не помешали призыву Б. на срочную военную службу. С точки зрения командиров достоинства почерка Б. искупали недостатки выправки – и Б. год прослужил писарем в/ч 21814 ВВС, досрочно демобилизовавшись по состоянию здоровья в звании рядового.

20.1.1975 Б. был принят на временную ставку в Институт русской литературы (Пушкинский Дом) АН СССР, где и прослужил с 3-летним перерывом до конца жизни.

После двухмесячного испытательного срока 1.4.1975 был зачислен в штат Отдела новой русской литературы (группа Достоевского) ИРЛИ на должность старшего научно-технического сотрудника с исполнением обязанностей ученого секретаря Группы. Заведовавший ею Г. М. Фридлендер не мог нахвалиться Б. — помимо сбора материалов для 2, 3 томов «Истории русской литературы» и вычитки корректуры томов Достоевского, он «самостоятельно проводил многочисленные источниковедческие, библиографические и историко-литературные разыскания, обнаружив при этом широкую начитанность, большую вдумчивость и тщательность в работе, серьезное и ответственное отношение к своим обязанностям». «Эрудированный и квалифицированный специалист» за «активную и безупречную работу» по подготовке и комментированию текстов Достоевского 1.4.1979 Б. был произведен в старшие лаборанты, т.е. занял низшую ступень научной иерархии.

В 30 лет Б. был весьма подготовленным исследователем. Собранная в молодые годы библиотека (о ней далее) и постоянное чтение обогатили Б. необходимым (если не чрезмерным) запасом сведений — в ИРЛИ он вступил уже достаточно самостоятельным уверенным в себе специалистом. Помимо французского, которым Б. владел свободно, он знал основные европейские и оба классических языка. К достоинствам Б. следовало бы отнести и его демонстративную бесконфликтность: он уходил от любых столкновений и споров, ставя между собой и оппонентом незримую стену и никогда не опускаясь до полемики или выяснения отношений.

Б. отличало необычайное постижение эпохи 1840-х — 1880-х годов: прекрасно зная не только многих персонажей эпохи, от главных до третьестепенных, Б. помнил множество историко-литературных реалий, прежде всего относящихся к полемике в периодике. Обладая достаточными познаниями в истории политической и общественной жизни, в истории искусства, Б. всё то искусно соединял с историей литературы — в его изысканиях данная эпоха представала во всей полноте. Пожалуй, в стенах ИРЛИ во время пребывания Б. лишь В. Э. Вацуро и А. В. Лавров столь ощущали эпохи соответственно 1790–1830-х и 1890–1910-х годов.

От многих сотрудников ИРЛИ Б. отличался абсолютной внутренней свободой и независимостью от мнения начальства. Имея в этом качестве Г. М. Фридлендера, при совершенной внешней почтительности и должной корректности Б. дерзал высказывать и собственную точку зрения, что со стороны низшего по рангу казалось необъяснимой дерзостью. (Тогда как самого Б. интересовала лишь суть изучаемого вопроса, а не мнение о его манерах).

Далеко не у всех сослуживцев подобная степень внутренней свободы Б. могла вызвать приязненные чувства. ИРЛИ представлял собой весьма жестокую иерархическую структуру, а Б. не примыкал ни к партии власти, ни к строго ранжированной оппозиции – независимость раздражала обе сцепившиеся в объятьях стороны. Формальных поводов к взысканиям Б. не давал: служебная и исполнительская дисциплина всегда соблюдалась им должным образом, никогда не манкировал повинностями в виде совхозов, овощебаз и выборов. (Но никогда, даже прельщаемый отгулом, не участвовал в демонстрациях: ни в ВЛКСМ, ни в КПСС не состоял). Тем не менее вызовом казалось уже само неучастие в повседневной жизни ИРЛИ (обсуждение сослуживцев, зависимость от распределения всех профкомовских благ, бесконечные дрязги по поводу защит, ставок и планов, писание заявлений в дирекцию, партбюро и иные инстанции) — это не могло остаться безнаказанным. Смена власти в ИРЛИ имела следствием досрочную переаттестацию научных сотрудников, что было использовано. Незадолго до нее Б. неосмотрительно в узком кругу высказал весьма остроумное мнение об одном событии, изумившем Институт. Даже несмотря на то, что в глубине души большинство было согласно с мнением Б., сказанное было расценено как немыслимое кощунство и началась организованная травля. Тишайший Б. внезапно для себя оказался в центре скандала: все только о нем и говорили. Г. М. Фридлендер отрекся первым, указав в характеристике Б. на «известную инертность, отсутствие инициативы, недостаток внимательности к текущей секретарской работе» и предложив перевести его из Группы в Отдел новой русской литературы или в Рукописный отдел (последний в ИРЛИ пользовался репутацией подразделения исправительно-трудового).

Временной промежуток от «Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется» до «Блаженны изгнанные правды ради» Б. преодолел с исключительной быстротой. 4.6.1986 на внеочередной переаттестации его постановили «уволить в связи с частыми нарушениями трудовой дисциплины и постоянными задержками выполнения плановых заданий». (NB! Ни один факт нарушения и задержки документально отмечен не был). Из 12-ти членов комиссии 3 проголосовали «за» оставление старшего лаборанта Б., 9 — «против».

Своеобразие административного акта было в том, что на плановой переаттестации 4.4.1985 12-ю голосами «за» Б. был рекомендован к переводу в младшие научные сотрудники. (За отсутствием ставок оставлен в прежнем качестве). Было отмечено, что он «обладает серьезными знаниями, в ряде случаев ему поручались сложные поручения, которые он выполнял любовно и на высоком уровне». Особо подчеркивалось, что «его публикаторская и комментаторская работа свидетельствует о том, что в его лице Институт мог бы иметь ценного младшего научного сотрудника». Отмечены были личные качества: «глубоко эрудированный, оригинально мыслящий и трудолюбивый специалист», а также то, что «комментарии отличаются исчерпывающей глубиной и четкостью». За истекший с предыдущей аттестации год Б. не только выполнил все обязательства по подготовке Достоевского, но сверх плана подготовил 3,5 а.л. комментария о взглядах М. А. Волошина на французскую литературу для «Ликов творчества» — они увидели свет в «Литературных памятниках» (1988). Кто-либо более практичный не преминул бы оформить результат тех разысканий в виде диссертации, однако подобным навыкам Б. всегда был чужд.

18.6.1986 был издан приказ об увольнении Б. «по результатам аттестации» с 30.6 — две недели были предназначены для получения от него оставшихся комментариев. Поскольку Б. отказывался забрать трудовую книжку, 10.11.1986 приказ об увольнении был изменен на «по собственному желанию». Изгнание Б. из ИРЛИ является одной из самых постыдных эпизодов в истории этого прославленного учреждения.

На три года Б. был исключен из штата ИРЛИ. Насколько можно запоздало судить, существовал за счет рецензирования статей для биобиблиографического словаря «Русские писатели 1800–1917 гг.», к чему был определен протекцией Б. Л. Бессонова. Ввиду необходимости для рецензирования пользоваться материалами РО ИРЛИ Б. продолжал ходить в отвергшее его заведение с упорством искавшего правду капитана Копейкина.

26 июня 1989 г. по ходатайству Б. В. Мельгунова произошло возвращение Б. в ИРЛИ: Н. Н. Скатов определил ветерана старшим лаборантом в Некрасовскую группу. Для характеристики царивших в ИРЛИ нравов надо отметить, что почти в том же составе комиссии на плановой аттестации 5.5.1990 во исполнение распоряжения нового директора Б. был признан достойным к «немедленному переводу в младшие научные сотрудники» (11 «за», 1 «против»), причем трудам Б., как и в 1985, оценки давались самые лестные. Как «безусловно вносящий реальный вклад в труды Института» 29.12.1992 Б. был произведен в научные сотрудники. В составе Группы Б. принял деятельное участие в Полном собрании сочинений и писем Н. А. Некрасова, разделяя с Б. В. Мельгуновым основные тяготы по его успешному завершению – ими были подготовлены с 12 по 15 тома, вышедшие в свет с 1995 по 2000 год. Восемь полутомов, изданных за 6 лет, включили в себя все к тому времени выявленные тексты Некрасова в периодике и переписку. Первый полутом (14/1) был открыт исследованием Б. « Эпистолярная проза Некрасова ». Всего 20 стр., а читаются как поэма! (Стилист Б. отменный!) На аттестации 13.3.2000 были отмечены как достоинства Б. («квалифицированный специалист, обладающий обширными сведениями в сфере гуманитарных наук – качество, наиболее полезное для текстологических групп»), так и его недостатки («вместе с тем, слабыми сторонами являются невысокая производительность и неумение выполнить плановые работы в срок»). 11 голосов было подано «за» соответствие должности научного сотрудника и с 7.4.2000 Б. стал таковым. Восемь полутомов за шесть лет (свыше 3500 стр.) противоречат гипотезе о «невысокой производительности», однако прежнего накала страстей вокруг Б. уже не было.

По завершении ПССиП Б. активно включился в подготовку «Летописи жизни и творчества Н. А. Некрасова», составлявшейся под руководством Б. В. Мельгунова — в 2006–2008 свет увидели 3 тома подвижнического труда. Если полвека назад вершиной некрасоведения являлись исследование В. Е. Евгеньева-Максимова «Жизнь и творчество Некрасова» и подготовленное под его руководством ПСС (12 т.), то наглядно рост фактографического знания можно проследить при сравнении их с ПССиП (15 т., 22 кн.) и «Летописью» (3 т.). Всё сделанное Мельгуновым и Б. (вместе с сотрудниками Некрасовской группы) следует отнести к высшим достижениям отечественной историко-литературной науки. Биография Некрасова предстала в ранее неизвестных подробностях — возможно, со временем будет создано его обстоятельное научное жизнеописание.

На склоне лет пришло административное признание: после кончины Б. В. Мельгунова с 1.10.2006 Б. был назначен и.о. заведующего Некрасовской группой (в истории ИРЛИ единственный случай, когда главой научного подразделения был назначен исследователь, не имевший ни ученой степени, ни начальственного вида — настолько известен был Б. в качестве наибольшего знатока Некрасова). Отметим, что с возвращения в ИРЛИ Б. был ученым секретарем Группы. Среди работ, которые проводились под его руководством, следует назвать « Некрасов в прижизненной критике » и « Некрасовскую энциклопедию ».

В директорство В. Е. Багно, совместно проработавшего с Б. более 40 лет, талант последнего получил должную оценку. К 60-летию и к 65-летию Б. были объявлены две благодарности, причем первая от имени Президента РАН. В аттестацию 2005 Б. был назван «одним из самых толковых людей в области литературы» (12 «за»). 1.7.2008 перед 60-летием Б. был произведен в старшие научные сотрудники «в виде исключения за большую самоотдачу и выполнение плановых проектов».

Работой над ПССиП Достоевского и Некрасова круг служебных обязательств Б. в ИРЛИ не ограничился: приняв участие в составлении свода «Пушкин в прижизненной критике», подготовил ряд текстов во 2–4 томах (2001–2008). Комментариями Б. были снабжены 3 и 6/1м тома ПСС М. А. Волошина (2005–2007). Принял участие Б. и в 35-томном ПСС Достоевского, но уже только как комментатор. Последние годы жизни Б. посвятил подготовке корпуса стихотворных текстов Я. П. Полонского (для «Новой библиотеки поэта»). Полонский входил в число главных любимцев Б., и замысел был давний: о недостатках изданий Полонского в «Большой серии “Библиотеки поэта”», в 1935 и 1957 гг., подготовленных Б. М. Эйхенбаумом, Б. знал обстоятельно.

Запоздалое признание заслуг Б. было омрачено не только прогрессирующей болезнью (с детства страдал тяжелой формой сколиоза), но и утратой ноутбука, содержавшего итоги многих лет разысканий (украден был и съемный диск, на который Б. всегда переносил записи). Тем не менее с трудом передвигавшийся Б. продолжал работать до конца дней.

Последний год жизни радостным не был. Утрата ноутбука сделала невозможным в срок сдать два тома Полонского, за что Б. 2.4.2018 получил выговор приказом по ИРЛИ. На аттестации 25.4.2018 был переведен на 0,5 ставки. 70-летний юбилей не был отмечен. 28.3.2019 уволен «по собственному желанию». Так завершилось 43-летнее жертвенное служение Б. в храме российской словесности и остаток земных дней он существовал на пенсию. Доведись самому Б. комментировать свой жизненный путь — усмотрел бы в том вечный для «самого умышленного в мире города» сюжет «Шинели».

В биобиблиографическом своде «Пушкинский Дом» (2005) Б. охарактеризовал свои «основные научные интересы: история литературы, поэтика, методика преподавания филологических дисциплин», сам считая себя по призванию в гораздо большей степени педагогом, чем кабинетным изыскателем. Б. лишь в ничтожно малой мере в сравнении с масштабом своего дара был допущен до преподавания. Опыт сотрудничества с кафедрой русской литературы ЛГУ оказался неутешителен: мельчайшую должность почасовика для заочников у него отбирали в пользу кого-то более нужного. Боготворившие Б. студенты настолько болезненно восприняли отлучение, что в дальнейшем Б. проводил занятия в вестибюле БАН – разумеется, безвозмездно. Более того, к просветительскому труду относился настолько серьезно, что студенты писали работы, а он внимательно их рассматривал и снабжал литературой. У себя на дому он принимал экзамены, которые ему никто не был обязан сдавать — и для студентов то было запомнившимся на всю жизнь праздником. О доброте и внимании Б. рассказала одна из бывших студенток – во время сдачи экзамена Б. увидел, что у нее прохудилась обувь, уговорил отдать ему, и, слушая – к концу экзамена починил. Надо было знать Б., чтобы понимать, что для него, жизнь свою прожившего в нищете, совмещение экзамена с починкой обуви воспринималось как дело само собой разумеющееся, в тот момент необходимая конкретная помощь ближнему, напрочь лишенная показной доброты и словоблудия. В основу преподавания Б. положил сократический метод. Памятником трудов его в СПбГУЭФ осталось «Методическое руководство по литературе» (2006) в 2-х частях: ч. 1 « Пособие для слушателей подготовительного отделения » (208 с.) и ч. 2 « Пособие для преподавателей » (163 с.).

Следует сказать о Б. как о невском библиофиле – именно таковым он и был по своей природе. С юности составление личной библиотеки по тщательно продуманному плану было одним из главных направлений ежедневной жизни Б. На его счастье, Ленинград 1960-х — начала 1970-х оказался переполнен именно теми книгами, которые интересовали. Академические издания русских классиков и труды по литературоведению стоили в то время сущую безделицу – покупать книги школьник и студент-почтальон мог себе позволить. К концу 1970-х Б. создал ядро библиотеки, в дальнейшем он лишь пополнял новинками и восполнял немногие лакуны значительного по размерам и исключительному по уровню подбора собранию. Ввиду ограниченности объема жилища значительную часть библиотеки держал в пронумерованных картонных коробках и прекрасно помнил, в каком коробе лежит нужная ему книга. Библиотека носила рабочий характер: русские писатели были представлены в самых совершенных изданиях – первые публикации были не по средствам. Не страдая коллекционерскими наклонностями, Б. не стремился к поиску раритетов, благо к его услугам были библиотека ИРЛИ, БАН и ГПБ. Труды по литературоведению были представлены лишь самые лучшие, тема его разысканий (Достоевский, Некрасов, Салтыков-Щедрин, Полонский) представлена едва ли не с исчерпывающей полнотой. Особым предметом увлечения Б. было наличие «Историй русской литературы» – от «Опыта» Н. И. Греча (1822) до вычитанного им самим институтского 4-томника (1980–1983). Б. искренне скорбел о том, что ни одна из них не дает вразумительного объяснения сему загадочному феномену. Великолепна по подбору была справочная литература и главная литературоведческая периодика. Библиотека Б. — не только рабочий инструмент для владельца, но и кладезь познания для учеников-исследователей.

М. Лепехин

  • Березкин Александр Михайлович