Бухаркин Петр Евгеньевич

БУХÁРКИН Петр Евгеньевич [17.10.1955, СПб.] ─ литературовед, историк и теоретик лит-ры.

Родился в старинной петерб. семье, сохранившей атмосферу православной дворянской культуры. В 1973 закончил школу № 27 при ЛГУ с углубленным изучением лит-ры и истории и поступил на русское отд. филологич. фак-та ЛГУ. В ун-те занимался русской лит-рой XVIII и XIX вв., учился на семинарах признанных литературоведов Г. Бялого, А. Муратова, И. Сермана. На формирование науч. интересов оказали существенное влияние также Д. Максимов и А. Чичерин. В студенч. годы опубл. перв. статьи. В 1981 Б. закончил аспирантуру под рук. проф. Г. Макогоненко и начал преподавательскую деятельность. В 1982 защитил канд. дис. «Письма русских писателей XVIII в. и развитие русской прозы (1740–80 гг.)» , а в 1997 докт. дис. ─ «Русская лит-ра в контексте православной культуры» . В 1998 избр. профессором каф. истории русской лит-ры. В 1999 стал также преподавать в СПб. духовной академии и семинарии.

Науч. труды, книги и статьи Б. посвящ. ряду филол. проблем, связанных прежде всего с историей русской лит-ры XVIII в. Литературоведч. работы Б. написаны о Ломоносове, Фонвизине, Карамзине, Озерове и др. Часто обращается к изучению Петровской эпохи, культуре барокко. В поле зрения Б. попадают вопросы, связанные с отношением православной церкви и лит-ры, секуляризации русской культуры. Круг науч. интересов ученого велик и многообразен. Достаточно большое кол-во работ посвящ. русской лит-ре XIX в., теории лит-ры, риторике и общекультуролог. проблемам, имеющим непосредственное отношение к литературоведению. Б. является частым ред. сб-ков, рассматривающих разнообразные проблемы истории лит-ры XVIII в.

Ломоносов, как одна из центр. фигур русской лит-ры, нередко останавливает на себе внимание исследователя: «М. В. Ломоносов в истории русского слова» (2011), «Одическая поэзия М. В. Ломоносова» (1992) и мн. др. Исследование «Топос “тишины” в одической поэзии М. В. Ломоносова» (1996) выявляет связь произведений XVIII в. с традицией древнерусского искусства. «Возлюбленная тишина» в одах Ломоносова является выражением гармонии, согласия, проявление любви и благодати. Память лит-ры сохранила такое понимания общего места и в произведениях Средневековья: в «Cлове о полку Игореве» и «Повести о Петре и Февронии», что позволяет говорить о преемственности и глубокой связи XVIII в. с древнерусской традицией.

Много работ Б. посвящ. Фонвизину. Тв-во этого автора, по мнению Б., нередко требует культурологич. комментария. В произведениях Фонвизина Б. интересует прежде всего философская проблематика, обычно уходящая в подтекст и не замечаемая читателем. «В пьесе речь идет об универсальной борьбе в мире двух начал ─ абсолютного добра и зла» («О философской проблематике “Недоросля” Д. И. Фонвизина» . 1986). Исследователь обращает внимание на три ключевых слова, пост. встречающихся в тексте произведения: «скот», «свинья» и «душа». Мотив привязанности к свиньям Скотининых не просто знак дикости или невежественности, но и, учитывая религиозные представления, кот. были живы в эпоху Фонвизина, это символ порабощенности пороком. Зло становится не просто социальным, но приобретает вселенский характер. Б. отмечает разную синтаксич. организацию речи и своеобразный ритм реплик положительных и отрицательных героев. Не просто смешным, но и серьезным представляется зло в «Бригадире». В работе «Проблема комического в русской комедии сер. XVIII в.» (1993) образ Иванушки рассматривается как воплощение зла. Герой непрерывно упоминает черта. В XVIII в., как объясняет литературовед, произносить слово «черт» означало призывать и уповать на него, а не на Господа. Фонвизину, как показал Б., удалось совместить две тенденции, кот. ранее существовали изолированно, смешную и страшную, чем тв-во драматурга во многом предвосхитило Гоголя. Еще одну интереснейшую идею, связанную с Фонвизиным, Б. анализирует в ст. «Об одном письме Д. И. Фонвизина: опыт культурологич. комментария (К вопросу о формировании “петербургского текста” русской лит-ры)» (2004). Б. рассматривает одно из писем Фонвизина к сестре как текст, предшествовавший появлению «петербургского текста». В письме содержится шутливый рассказ, придуманный писателем, о слуге Ваньке, кот. встретил беса в церкви и превратился в лошадь. Ироничность, внешне наивно-достоверная манера, гротеск ─ особенности стиля письма, кот. очень напоминает, напр., Гоголя. Именно фантастика такого рода станет частью текста русской лит-ры, кот. принято называть «петербургским».

Долгое время Б. интересовала проблема писем изв. авторов как части лит-ры. Ст. «Словесная культура XVIII в. и эпистолярный стиль» (1985) посвящ. частным письмам Ломоносова и Сумарокова. Письмо имеет двойственную природу: оно близко к лит-ре, но в то же вр. не стеснено существующими эстетич. требованиями и запретами. В частных письмах Ломоносов и Сумароков свободно сочетали «низкую» лексику с «высокой», могли употребить просторечие, использовали пословицы. Осн. черты их эпистолярного стиля: краткость, простота, внутр. энергия речи, чуждость словесному украшению и громоздкости. Подобный индивидуальный стиль в сер. XVIII в., в расцвет эпохи «готового слова», характерен только письмам писателей ─ в лит. тв-ве Ломоносов и Сумароков оставались в пределах жанра и свойственного ему стиля. «Эпистолярные открытия», сделанные писателями, как отмечает Б., важны для будущего формирования русского повествовательного слога. Явление частной переписки как части лит. процесса также рассматривается в работе «Письма М. В. Ломоносова и А. П. Сумарокова в истории русской лит-ры» (1986). Индивидуальный характер писем выходил за пределы классицизма и предвосхитил новые процессы в культуре.

Нередко внимание Б. обращено к жанру трагедии ― как с точки зрения истории, так и теории лит-ры. В ст. « Трагедия В. А. Озерова “Дмитрий Донской”» (1988) Б. рассматривает вопрос традиционности произведения: в абсолютно классицистической, на перв. взгляд, пьесе прослеживаются черты романтизма. Б. характеризует это как синтез двух лит. направлений, «ампир». Соединение двух худож. систем обнаруживается и «в самой сердцевине трагедии», в драм. конфликте: «Не только власть, но и личная свобода человека, его право на независимость чувства попадают в поле зрения автора и героев». Трагич. переживания в финале и озарение как результат испытаний связывают Озерова с тв-вом Достоевского, а идея гуманности ─ с Пушкиным, что позволяет Б. назвать трагедию «Дмитрий Донской» «важным звеном в подготовке великой литературы XIX века». В более поздней работе, посвящ. жанру трагедии,─ «Автор в трагедии классицизма: Предварительные замечания» (1996) ─ Б. на примере произведений Сумарокова рассматривает проблему нецелостности характеров персонажей, расщепленности их образов и частое отсутствие мотивированности поступков в драматич. произведениях XVIII в. «Единое целое героя распадается на отдельные состояния», что по сути должно вызвать и общую разобщенность трагедии, однако, авторский образ оказывается способным связать внутр. мир произведения. Изучение автора как «главного нерва текста» на всех уровнях ─ гл. задача статьи. В трагедии автор не эксплицирован, но, «мерцая» в стилистич. структуре пьесы, его позиция выражается в монологах героев, в их афористич. репликах, явно близких слову демиурга. Образ автора несет в себе гармонич. идеал, идею совершенства и именно он указывает путь катарсического преображения героям и реципиенту. Б. пишет о ключевой роли метонимии и перифраза для трагедии классицизма.

Отд. исследования Б. посвящены Карамзину. В работе «Н. М. Карамзин ― человек и писатель ― в истории русской лит-ры» (1999) Б. рассматривает тв-во и личность писателя в разных аспектах: проблемы впервые введенной темы детства, описание европейского города, стилистич. вопросы, позиция автора-повествователя, сложный характер персонажа. В каждом из приведенных разделов Б. уделяет особое внимание продолжению традиций Карамзина в русской лит-ре. Новизна его прозы заключается в выработке нужного тона, стилевой манеры для каждой из затронутых тем. Об атмосфере европейского города, чувствительной стороне дружбы, ностальгии детства Карамзин пишет по-разному, выбирая для каждой из тем присущее слово. Именно поэтому они оказываются так важны для русской лит-ры. В монографиях и статьях, как видно в др. исследовании, Б. часто обращается к писательскому типу в русской лит-ре и тех изменениях, кот. он претерпевает. Личность Карамзина повлияла на понимание роли писателя в русской лит-ре. В XIX в. формировался новый образ литератора, важной чертой кот. являлся своеобразный духовный аскетизм, трезвое понимание того, какое место занимает поэт. Карамзин, никогда не видевший в авторе духовного руководителя, как отмечает Б., не считал себя вправе направлять внутр. жизнь читателей. Можно обнаружить и некот. религиозно-духовные предпосылки подобного отношения к тв-ву: автор статьи сравнивает Карамзина с древнерусским писателем и канонизированным святым Феодосием Печерским. Крайне интересен анализ Б. «Бедной Лизы» Карамзина. Эраст, как отмечает исследователь, внутренне сложный персонаж: в нем сочетаются черты и «лишнего человека», и русского европейца, и хлестаковский тип. Такое изображение полисемантического и многовалентного героя, по выражению автора работы, имеет непосредственное отношение к новым повествовательным принципам XIX в. Более подробно этот вопрос рассматривается в ст. «О “Бедной Лизе” Н. М. Карамзина: Эраст и проблемы типологии лит. героя» (1999).

Мн. литературоведч. работы Б. затрагивают вопросы, связанные с эпохой в целом. Исследование «Торжественное красноречие петровской эпохи: барочное слово между Церковью и Империей» (2010) посвящ. анализу культурного перелома, отразившегося в лит-ре. На примере проповедей Феофана Прокоповича Б. показывает, что в петровскую эпоху эпидейктическое красноречие приобретает особенное значение. Функции проповеди расширяются: идея долга перед государством ставится рядом с долгом перед церковью. Отношениям между церковью и светским искусством посвящ. работа «Поэтический язык А. С. Пушкина и проблемы секуляризации русской культуры» (1999). Поэт, по мысли Б., сыграл завершающую роль в создании нового типа культуры, утратившей церковный характер. В монографии Б. «Православная Церковь и русская лит-ра в XVIII–XIX вв.: Проблемы культурного диалога» (1996) подробно рассматривается вопрос единства послепетровской культуры и церковной традиции; институт старчества, во многом повлиявший на нашу лит-ру. Б. представляет хронологически последовательный анализ отношений церкви и русской словесной культуры: автор обращается к проблемам их взаимовлияния на протяжении трех столетий. В поисках традиции русской лит-ры мы неминуемо возвращаемся к церкви, кот. по сути остается неизменной (в кач-ве сравнения приводится пример явления дворянской усадьбы, ушедшей из русской действительности). Отношения лит-ры и церкви не являются односторонними, как в случае с христианством и лит-рой, когда последняя черпает и заимствует религиозные образы, мифологемы и идеи, усваивает их и реализует худож. средствами, но никак не может повлиять на них и на христианство в целом. Связь церкви и искусства, напротив, представляет собой более сложное взаимодействие. Как показывает Б., происходит перекличка двух активных систем организации духовного опыта человека. Лит-ра оглядывается на церковь, ищет в ней духовное содержание и родственную эстетич. сторону, стремится вступить в диалог. Влияние же лит-ры на церковь остается спорной проблемой, как отмечается в исследовании, но обнаруживаются переклички в языке церкви и худож. языке лит-ры. Одна из осн. тем кн. ─ старчество как явление церковной жизни, оказавшее наиболее заметное влияние на русскую лит-ру и во многом определившее особое свойство русского писательского типа,─ «учительство». Задачи многих писателей XIX в., отождествляющих себя с духовными руководителями, становятся чем-то созвучными подвигу подвижника. Тип русского писателя XIX в., кот. воплощали Гоголь, Достоевский, Толстой, схож с образом старца: их объединяет желание наставить читателя-ученика на верный путь, сориентировать его. Писатели такого типа стремятся к личному нравств. совершенствованию, дающему моральное право учить других, но не обретают гармонии и спокойствия из-за мучительного недовольства собой.

Мн. работы Б. связаны с исслед. произведений XIX в. Статья «”Образ мира, в слове явленный” (Стилистические проблемы “Обломова”)» (1992) посвящ. двум центр. проблемам, связанным со стилем романа Гончарова. Б. рассматривает отношение писателя к пушкинской и гоголевской стилистич. традиции и связь стиля с романной формой. Простота, непринужденность, безыскусственность прозы Гончарова отсылает нас к тв-ву Пушкина, а интерес к подробностям и ирония заставляют вспомнить черты произведений Гоголя. На вопросе связи Гончарова с гоголевской традицией Б. останавливает особенное внимание: в обоих худож. системах пост. сопоставляются неоднородные предметы ─ одушевленные и неодушевленные, огромные и маленькие. Однако есть принципиальная разница в подходе двух прозаиков: Гоголь принижает, сравнивая Собакевича с медведем, в основу его худож. принципа заложена осуждающая мысль, а Гончаров уравнивает малое с великим, уподобляя людей муравьям. «В “обломовском” стиле как бы нет мелкого и крупного, все одинаково: и маленькая пичужка, и огромный лес. Внешне разномасштабные предметы <...> внутренне одномасштабны, по мерке фламандства ─ все одной величины». Б. приходит к выводу, что Гончаров скрыто полемизирует с Гоголем, усвоив его традицию, преодолевает ее. В др. работе, также посвященной произведению XIX в., «Об одной евангельской параллели к “Шинели” Н. В. Гоголя: К проблеме внетекстовых факторов смыслообразования в повествовательной прозе» (1996) Б. рассматривает проблему интертекстуальности. Исследователи, анализирующие повесть, не раз отмечали в герое черты мученика или влюбленного, привязавшегося к шинели. Б. обращает внимание на еще одну важную и малоизученную черту образа Акакия Акакиевича. «Шинель» связана с отрывком Нагорной проповеди в Евангелии от Матфея (19-21 стих 6 главы), смысл кот. сводится к тому, что невозможно связать жизнь с земными сокровищами, с внешним и тленным. Акакий Акакиевич, как пишет Б., выбрал мир, а не Бога, когда шинель стала высшей драгоценностью для него. Такое понимание произведения Гоголя помогает лучше осмыслить «падение» гл. героя, по выражению Б., и фантастич. финал. В пробуждении Акакия Акакиевича мн. литературоведы привыкли видеть возрождение, однако «пробуждается» в душе героя «человеческое» и «дерзкое»: он хочет положить куницу на воротник, почти начинает преследовать даму и пост. усмехается. Б. акцентирует внимание на этой детали: «литературное описание черта в русской словесности часто включало смех» (вспомним и выводы Б. по поводу произведений Фонвизина). Акакий Акакиевич не нашел покоя за гробом, потому что его сердце осталось там, где его сокровище. В финале герой появляется как оживший мертвец. Б. отмечает, что текст вбирает в себя разные возможности интерпретаций, однако существует некая иерархия прочтений. Герой, собирающий лишь земные богатства и забывший о душе, характеризуется явно отрицательно, и данная трактовка представляется исследователю наболее обоснованной.

В сферу науч. интересов Б. входит и исследование лит-ры нач. XX в. В ст. «Текст, подтекст и смысл: Стихотворение К. К. Случевского “Пред великою толпою...”» (1997) литературовед анализирует предельно противоречивое стихотворение и вводит понятие «подтекста». Лит. контекст совр. дисгармонич. искусства и воспоминание о пушкинском веке гармонич. поэзии становится необходимым для понимания стихотворения, т.е. становится его подтекстом. Плавное и выдержанное на звуковом уровне, произведение тем не менее крайне противоречиво в смысловом плане и метрич. структуре: оно пост. балансирует, то опровергая, то утверждая свое содержание ─ текст становится бесконечно динамичным. Данная статья интересна и тем, что Б. часто обращается к задачам филологии и филолога, к вопросам эстетич. восприятия текста и вовлеченности духовно-эстетич. опыта интерпретатора в процесс истолкования мат-ла.

Большое внимание Б. уделяет теории лит-ры. В работе «О функции цитаты в повествовательной прозе» (1990) осмысляется проблема интертекстуальности. Б. рассматривает связь романа Писемского «Тысяча душ» с гоголевским «Ревизором» и роль интертекста в формировании образа князя Ивана: скрытая цитата о знакомстве с Пушкиным, заимствованная из пьесы, позволяет читателю быстрее, а, главное, точнее разгадать образ сложного героя. По мысли Б., цитата часто прогнозирует действие сюжета, дублируя его. Написанное может интерпретироваться по-разному, но заданный автором смысловой вектор, «поэтическая модальность» только одна, и цитата помогает правильно, т.е. соответственно интенциям текста, понять произведение. Над проблемами теории лит-ры Б. размышляет и в монографии «Риторика и смысл» (2001).

Б. работал в ун-тах Ростока (1986–88) и Геттингена (1994) в Германии и Канзасском ун-те (г. Лоуренс) в США (2001). В наст. вр. Б. читает в СПбГУ курс лекций по «Истории русской лит-ры XVIII в.», «Риторике», ведет спецкурсы и спецсеминары, среди кот. «М. В. Ломоносов в истории русского самосознания», «Православная Церковь и русская лит-ра», «Историческое и трансисторическое в русском лит. процессе», «Проблемы ист. поэтики» и мн. др. Читает курс лекций «История русской лит-ры» и «”Русская идея” в русской лит-ре» в СПб. духовной академии и семинарии. Руководит науч. работами студентов, магистрантов и аспирантов, посвящ. русской лит-ре XVIII в. В 2009 изд. учебник «История русской лит-ры XVIII в. Петровская эпоха» , являющийся наиболее полным пособием и науч. трудом по указанному периоду. Учебник Б. дает совр. представление о лит-ре и культуре XVIII ст. и показывает, насколько важен и интересен данный период в развитии отеч. лит-ры. Б. был гл. ред. труда «Осьмнадцатое столетие», представляющим собой перв. часть энц. издания «Три века Санкт-Петербурга», рук. раздела «Литература» в «Российском гуманитарном энц. словаре».

Соч.: Словесная культура XVIII в. и эпистолярный стиль // Стиль и время . Сыктывкар, 1985; О философской проблематике «Недоросля» Д. И. Фонвизина // Вестник ЛГУ. Сер. 2. История, языкознание, литературоведение. 1986 . Вып. 3; Письма М. В. Ломоносова и А. П. Сумарокова в истории русской лит-ры // Малые жанры в русской и сов. лит-ре . Киров, 1986; Трагедия В. А. Озерова «Дмитрий Донской» // Анализ драм. произведения . Л., 1988; О функции цитаты в повествовательной прозе // Вестн. ЛГУ. Сер. 2. История, языкознание, литературоведение. 1990 . Вып. 3; Одическая поэзия М. В. Ломоносова // Вестн. СПбГУ. Сер. 2. История, языкознание, литературоведение . СПб., 1992 . Вып 2; «Образ мира, в слове явленный» (Стилистические проблемы «Обломова») // От Пушкина до Белого . СПб., 1992; Петр I и М. В. Ломоносов: К вопросу о рецепции русской культурой петровских традиций // Труды всерос. науч. конф., посвящ. 300-летнему юбилею отеч. флота. Вып. 2. Переяславль-Залесский, 1992; Проблема комического в русской комедии сер. XVIII в. // XVIII век . СПб., 1993 . Сб. 18; «Русская идея» в русской лит-ре. Göttingen, 1994; Православная Церковь и русская лит-ра в XVIII–XIX вв.: Проблемы культурного диалога. СПб., 1996; Концепция и смысл. СПб., 1996 (отв. ред.); Топос «тишины» в одической поэзии М. В. Ломоносова // XVIII век . СПб., 1996 . Сб. 20; Автор в трагедии классицизма (Предварительные замеч.) // Автор и текст . СПб., 1996 . Вып. 2; Об одной евангельской параллели к «Шинели» Н. В. Гоголя: К проблеме внетекстовых факторов смыслообразования в повествовательной прозе // Концепция и смысл . СПб., 1996; Ars philologiae. СПб., 1997 (отв. ред.); Текст, подтекст и смысл: Стихотворение К. К. Случевского «Пред великою толпою...» // Ars philologiae. СПб., 1997; Н. М. Карамзин – человек и писатель ― в истории русской лит-ры. СПб., 1999; О «Бедной Лизе» Н. М. Карамзина: Эраст и проблемы типологии лит. героя // XVIII век: сб . СПб., 1999; Поэтич. язык А. С. Пушкина и проблемы секуляризации русской культуры // Христианство и русская лит-ра . СПб., 1999 . Сб. 3; Риторика и смысл. СПб., 2001; Три века СПб.: Энц. Т. 1: Осьмнадцатое столетие: в 2 кн. СПб., 2001 (отв. ред.); Риторическая традиция и русская лит-ра. СПб., 2002 (отв. ред.); Элен и «ожившая статуя»: К вопросу о роли топики в реалист. дискурсе // Риторич. традиция и русская лит-ра . СПб., 2003; Об одном письме Д. И. Фонвизина: Опыт культурологич. комментария (К вопросу о формировании «петербургского текста» русской лит-ры) // XVIII век . СПб., 2004 . Сб. 23; Украинские барочные риторики и развитие русской культуры на рубеже XVII─XVIII вв. // Лит. культура XVIII в. СПб., 2007; Русская лит-ра в формировании совр. языковой личности. СПб., 2007 (отв. ред.); Лит. культура России XVIII в. Вып. 1–3. СПб., 2007–09 (отв. ред.); Русско-европейские лит. связи. XVIII в. Энц. словарь. Статьи. СПб., 2008 (отв. ред.); Русская лит-ра в мировом культурном и образовательном пространстве. СПб., 2008. Т. 1–2 (отв. ред.); История русской лит-ры XVIII в. Петровская эпоха. Учеб. пособие. СПб., 2009; Торжественное красноречие петровской эпохи: Барочное слово между Церковью и Империей // Окказиональная лит-ра в контексте праздничной культуры России XVIII в. СПб., 2010; Лит. культура России ХVIII в. Вып. 4. СПб., 2011 (совм. с Е. М. Матвеевым, А. Ю. Тирасплольской); Риторика М. В. Ломоносова: Проект словаря. СПб.: Геликон Плюс, 2013 (совм. с С. С. Волковым, Е. М. Матвеевым); Лит. культура России ХVIII в. Вып. 5. СПб., 2014 (совм. с Е. М. Матвеевым).

Лит.: Профессора СПбГУ: Биобиблиогр. словарь / Сост. Г. А. Тишкин, отв. ред. Л. А. Вербицкая. СПб., 2004; Филологический фак-т СПбГУ: Мат-лы к истории фак-та. СПб., 2008; Petra Philologica: проф. П. Е. Бухаркину ко дню 60-летия / отв. ред. Н. А. Гуськов, Е. М. Матвеев, М. В. Пономарева. СПб.: Нестор-история, 2015.

П. Павликова