Буренин Виктор Петрович

БУРЕ́НИН Виктор Петрович [22.2(6.3).1841, М. ― 15.8.1926, Л-д] ― поэт, драматург, прозаик, лит. и театр. критик.

Внук крепостного, сын архитектора П. П. Буренина, племянник видного деятеля старообрядчества И. Ковылина; 12-й ре­бенок в семье. Учился в Моск. дворцо­вом архитектурном училище (1852–59), по окончании кот. неск. лет рабо­тал архитектором. С детства Б. писал стихи - сначала подражания «Евгению Онегину». За­тем под влиянием М. Ю. Лермонтова и А. А. Фета в юношеских стих. Б. стали пре­обладать мотивы скорби и разочарования. В училище Б. изд. рукописный ж., напол­ненный преимущественно злыми экспромта­ми и сатирами на товарищей. Уже в юности у Б. сформировались навыки механич. версификаторства и привычка рассматривать все происходящее в окружающем мире в ка­честве повода к упражнениям в остроумии, что на протяжении всей жизни сильно вреди­ло ему в обществ. мнении.

В кон. 1850-х, руководя строительными работами в имениях Е. Нарышкиной и Н. Пущиной, Б. сблизился с амнистиро­ванными декабристами И. Пущиным, И. Якушкиным, Г. Батеньковым, М. На­рышкиным; значительное влияние на лит. вку­сы Б. оказал петрашевец С. Дуров, по со­вету кот. Б. перевел «Ямбы» О. Барбье (Подпольное слово. [Женева], 1866. № 2). В это же время был близок кругу «Русского вестника» и посещал «собрания» А. Пле­щеева, где познакомился с А. С. Сувориным, Л. Н. Толстым, М. Е. Салтыковым-Щедриным, Н. А. Некрасовым, а также «пятницы» И. С. Аксакова, где встречался с В. И. Далем и моск. славянофилами. В 1861 неск. месяцев провел в Германии, Швейца­рии и Франции. В дальнейшем летние поезд­ки в Западную Европу совершал ежегодно.

Перв. выступление в печати - анонимная заметка « Спасение цензуры в Москве » (Колокол. 1861. № 112, 113). В нач. 1860-х Б. имел репутацию отъявленного ра­дикала. Так, В. Костомаров показывал, что Б. был «руководителем кружка молодежи, го­товился на уличные агитации» (Процесс Н. Г. Чернышевского. Саратов, 1939).

Восхищение И. Аксакова вызвали опубл. Б. в 1862 в газ. «День» неск. лирич. стих.; успех же у широ­ких читательских кругов имели сатирич. стихи Б. в ж. «Развлечение», «Зритель» и «Искра». По совету расположенного к Б. Н. Некрасова (Б. помогал в сборе мат-ла при работе поэта над «Русскими женщинами» и «Кому на Руси жить хорошо») в 1863 Б. переехал в СПб. С сер. 1864 жил исключительно лит. трудом, в изо­билии на протяжении десятилетия помещая стихотв. переводы, фельетоны, сатирич. стихи во мн. ж. Значительный успех имели фельетоны Б., помещенные в 1863–66 в «СПб. ведомостях». После выстрела Д. Каракозова в императора Алек­сандра II (1866) Б. подвергся обыску, и по указанию Гл. управления по делам пе­чати публикация фельетонов Б. была прекра­щена. Б. стал вести журнальное обозрение. Был приглашен Некрасовым в качестве одно­го из ведущих поэтов в ж. «Отеч. записки». Ряд произведений Б. не был пропу­щен цензурой; в свет не вышла стихотв. повесть Б. « Тринадцать генералов: По­дробная и достоверная летопись мн. трудов и похождений, предпринятых некоторыми солидными и благонаме­ренными особами ради спасения оте­чества » (РО ИРЛИ. Ф. 36. Оп. 1. № 50). Посвященное гражданской казни Н. Г. Чер­нышевского стих. « 13 июня 1864 года » опубл. лишь в сов. время (Вестник лит-ры. 1920. № 6).

В нач. 1870-х Б. утвердился в занятой им самостоятельной лит. и общественно-по­литич. позиции. Излюбленными мише­нями для остроумия Б. были прусский милита­ризм, женское мед. образование, корыстолюбие отеч. адвокатуры. Менее всего склонный руководствоваться в своих критич. разборах какими-либо групповыми идейными, лит. или корпоратив­ными интересами, Б. полагался только на собств. субъективные суждения, что - с учетом своеобразия его симпатий и антипа­тий - не могло не привести к разрыву Б. с де­мократич. и либеральными кругами. Длительная полемика с Н. Михайловским послужила внешним поводом разрыва Б. с «Отеч. записками» в 1872 и от­хода от ряда др. изд. В 1875 был приглашен А. С. Сувориным в «Новое время», где рабо­тал до закрытия газ. в 1918. В 1877 совер­шил поездку в действующую армию на Бал­каны.

Более полувека продолжалась деятель­ность Б. в качестве фельетониста и лит. крити­ка; к кон. 1870-х она принесла ему всерос­сийскую известность. Еженедельные фельето­ны «Выборгского пустынника», а затем жур­нальное обозрение в «СПб. ведомостях» были прелюдией к той жанро­вой реформе, кот. Б. и Суворин осущест­вили в «Новом времени». Преобразование отеч. фельетона состояло в насы­щении его конкретными деталями совр. жиз­ни; адресно направленная сатира вытеснила отвлеченное морализаторство. Переход Б. от публицистики к лит. критике был вынуж­денным. «Если б у нас была свобода печати, он стал бы единственным в своем роде памф­летистом, употребляя свое перо для разобла­чения министров и т. д. Теперь он тратит его по мелочам и на мелочи» (Дневник А. С. Су­ворина. М., 1999). В « Критических очерках » Б. руководствовался теми же прин­ципами, что и в фельетоне: остроумная паро­дия заменила разбор текста в традиционной псевдоакадемич. манере с элементами общественно-политич. риторики. Тв-во автора Б. не отделял от его личности, и не стеснялся в оценках. Успех Б.-критика был обусловлен не наличием у него каких-ли­бо опр. убеждений или эстетич. концепций, а его способностью подверг­нуть уничижительному осмеянию то или иное лицо или лит. явление. Помещавшиеся в «Но­вом времени» по пятницам «Критические очерки» Б. немало способствовали как попу­лярности газ., так и знакомству русского об-ва с наиболее примечательными лит. но­винками. Оперативность откликов Б., его жи­вость и наблюдательность, относительная ла­коничность, а также едкость, порою доходя­щая до ядовитости, даваемых им прозвищ и характеристик делали фельетоны Б. замет­ным событием лит. жизни. Современной ему беллетристике Б. - за единичными исключе­ниями - полностью отказывал как в лит. досто­инствах, так и в знании жизни. Б. считал, что отеч. беллетристы «в своих произведениях, вместо выразительных картин и фигур современной действительности, за­нимаются праздным изображением празд­ных нравов и „чувствий” разных кукольных героев, обыкновенно измышляемых беллет­ристами на основании отечественных и ино­странных книжек, а не на основании наблю­дений над насущною жизнью общества». Вместе с тем, по мнению Б., «жизнь в тепе­решнем очень любопытном фазисе ее разви­тия весьма богата такими фактами и фигура­ми, которые так и просятся под перо наблю­дателя-художника». Мат-л для изучения нравов об-ва Б. советовал брать из су­дебных процессов, утверждая, что именно там «сосредоточилось все, чем кишит совре­менная действительность» (СПб. ведомости. 1876. 5 дек.).

Необыкновенная наблюдательность Б.-критика, его чуткость к мелочам отделки рас­сматриваемого произведения, широта его кругозора, «масса начитанности, остроумия и толковости» (Лесков Н. СС. М., 1958. Т. 11) в сочетании с достаточно строгим лит. вкусом обеспечили Б. не только признание чи­тателей, но и уважение со стороны столь раз­личных писателей, как Л. Толстой, Н. Не­красов, Н. Михайловский; Ф. Достоев­ский находил, что «из всех писавших о нем на­иболее понимал его мысли и намерения» именно Б. (письмо А. Г. Достоевской к Б. от 15 мая 1888 // Байкал. 1976. № 5). Вместе с тем к нач. 1880-х у Б. уже сложи­лась репутация «бесцеремонного циника, час­то пренебрегающего приличиями в печати» (И. Гончаров; см.: Ежегодник РО ПД на 1976 год. Л., 1978), кот. «только и делает, что выискивает, чем бы человека обидеть, приписав ему что-либо пошлое» (Лесков Н. СС. Т. 11). По мне­нию П. Чайковского, у Б. «неприличие то­на, сальность и мерзость выражений перехо­дят решительно за границы всякого приличия» (Чайковский П. ПСС. М., 1963. Т. 8). Пост. насмешкам Б. подвергался В. Стасов («Вавила Барабанов»), в лице кот. Б. видел лишь олицетворение спекуля­ции на офиц. интересе к нац. традициям русского искусства в эпоху Александра III. Личные отношения Б. к ряду лиц- насмешливые (И. Тургенев, В. Ста­сов, П. Боборыкин, О. Нотович, В. Кашеварова-Руднева) или неприязненные (М. Стасюлевич, В. Михневич, А. Уру­сов, В. Спасович) - зачастую принимали характер систематич. травли. Это про­явилось в изв. истории Б. с умиравшим С. Надсоном, когда, расценив поведение последнего по отношению к нему как неблаго­дарность (своим удачным лит. дебютом Надсон был обязан Б., чем в дальнейшем тяготил­ся), Б. сделал достоянием гласности интимные письма Надсона. По свидетельству А. Кугеля, Б. «травили за издевательство над Надсоном во много раз больше, чем он сам травил Надсона и его поклонницу Элеонору Обмок­ни» (РО ИРЛИ. Ф. 686. Оп. 1. № 74. Л. 1 об.). Б. неск. раз подвергался преследованиям по обвинению в клевете, но всегда был оправ­дан. Систематическая - с нач. 1870-х - травля Б. демократич. и либеральной пе­чатью привела к тому, что имя Б. сделалось одиозным: так, В. И. Ленин постоянно исполь­зовал его для обозначения бесчестных мето­дов полемики.

Глубокой личной трагедией для Б. стала гибель в 1884 его 20-летнего сына Констан­тина, талантливого поэта и переводчика (псевд. К. Ренин), - она усилила его ми­зантропию и отчуждение его от какой-либо общ. жизни; редакция «Нового вре­мени», близ кот. он жил, на мн. годы ста­ла для него окном во внешний мир. В своем тв-ве Б. пользовался той высшей степе­нью безграничной свободы, кот. была возможна до появления в печ. текстов В. В. Розанова. Так, на страницах «Нового времени» в одном и том же номере фельето­ны Б. зачастую шли вразрез с передовицами Суворина. «Что же касается Буренина, то старик (Суворин. - М. Л.) ненавидел его и в то же время боялся до конца своей жизни. Пожалуй, это был единственный человек, кот. он боялся. Почему - неизвестно. Факт странный, но несомненный. Ненависть объясняется легче. Она была результат зави­сти, кот. таил в себе Алексей Сергеевич к Буренину как к драматургу. Никто ядовитее и злее не критиковал литературные и драма­тические произведения Буренина, как сам Суворин. Критиковал и печатал самые гру­бые фельетоны беспрепятственно, потому что чувствовал, что для известной части читате­лей газеты эти вещи были нужны» (Снессарев Н. Мираж «Нового времени»: почти роман. СПб., 1914). «В либеральных кру­гах читать „Новое время” считалось непри­стойным, однако фельетоны Буренина тай­ком читали все» (Глинский Б. «Новое вре­мя»: Ист. очерк (1876–1916). Пг., 1916).

С нач. 1890-х позиция Б. становится демонстративно реакционной - любые про­изведения, в кот. он усматривал столь не­навистные ему либерализм или декадентст­во, безжалостно им высмеивались. По мнению Суворина, Б. «литературу презирает и глумится над нею» (Письма А. С. Суворина к В. В. Розанову. СПб., 1913). Не за­трудняя себя анализом, Б. грубо ругал и па­родировал В. Короленко, М. Горького, Л. Андреева, а также поэтов-символистов. Лит.-нигилистич. позиция Б. и подготови­ла в значительной степени появление дека­дентства как явления. «Доходивший до по­следних пределов литературного неприличия в травле Мережковского, Волынского, Гиппи­ус и других», Б. тем самым «сделал больше, чем кто-нибудь, для популяризации новых те­чений, кот. он посвящал каждую пятницу свои талантливые буффонады» (Перцов П. Лит. воспоминания. 1890–1902. М., 2002). Единственно, чем могли ответить пародируемые им «декаденты», - это оскорбление действием, что и сделал С. Дягилев (Там же). К кон. 1900-х, когда объекты пародий Б. заняли главенствующее положение в лит. жизни, у нового поколения читателей начал пропадать интерес к критич. разборам Б. Роль ведущего критика эпохи перешла к А. Измайлову, а в «Новом времени» преемником Б. по его протекции выступил А. Бурнакин, однако успеха не снискал.

Многочисленные повести и романы Б. благодаря своей злободневности и наличию среди персонажей легко угадываемых реаль­ных прототипов весьма схожи с критич. опытами Б.; не имея лит. достоинств, они пользовались значительным успехом и вы­держали ряд переизд. Повести Б. « Иззаписок самоубийцы » (1875) и « Стран­ный случай » (1878) отличаются достаточ­но тонким психологич. анализом. Боль­шой успех имели пьесы Б. на античные и средневековые сюжеты (« Медея » (совм. с А. Сувориным), 1883; « Мессали­на », 1885; « Смерть Агриппины », 1887; « Комедия о княжне Забаве Путятишне и боярыне Василисе Микулишне », 1889), поставленные в Малом и Александ­рийском театрах. «Весьма даровитый критик, бесподобный памфлетист и удивительно без­дарный драматург» (Дневник А. С. Сувори­на). Б. принимал деятельное участие в жизни Малого театра, а затем в основан­ном им вместе с Сувориным Театре Лит.-худож. об-ва. Б. принадлежит ряд драматич. переводов (У. Шекспир, Н. Макиавел­ли, А. Дюма, К. Гуцков, Г. Гауптман и др.).

Помимо критич. статей, наибольший интерес в наследии Б. представляют поэтич. пародии и перепевы, а также поэма Б. « Иван Оверин », утрирующая тип «лишнего человека», каким он сложился в русской клас­сич. лит-ре. Одаренный незаурядными версификаторскими способностями, Б. создал также бесчисленное количество эпиграмм-экс­промтов (преимущественно непечатных) на современников. «У Буренина, кажется, целый том наберется таких надписей к портретам. Александр Чехов давно их собрал в особую тетрадку» (Дневник А. С. Суворина). Ср.: «У него в мозгу всякое впечатление и представление преобразовывались в эпи­грамму... Сарказм, памфлет, пародия были его жизненной функцией, и потому ненавидевшие его - а его ненавидели почти все, были к нему несправедливы... Он ни на волос не был крити­ком, а был злым памфлетистом и кусакой. Он сидел как граф Жасминов в своем имении Бланжевые Панталоны и вылетал как блоха на экскур­сию. Литераторы же почесывали укушенное место, вопили „гвалт” и считали, что пролитая Бурениным кровь есть чистая кровь жертвен­ного агнца» (А. Кугель. Л. 1 об.-2).

В 1911 был избран членом Совета «То­варищества Нового Времени», а после смер­ти Суворина (11 авг. 1912) - его предс. («Новое время»: Ист. очерк (1876–1916). Пг., 1916). «Старец, мечтаю­щий лишь о покое, чуждый каким-либо хозяй­ственным или коммерческим заботам» (Н. Снессарев) после 1912 отошел от ак­тивной лит. деятельности (несмотря на успех его СС); обращение к драматургии (« В век Екатерины » (совм. с Ф. Зариным-Несвицким), 1914) было неудачным.

Февральскую революцию Б. не принял, начав сочинять злобные пародии на А. Ке­ренского; после Октябрьского переворота и закрытия «Нового времени» полностью ото­шел от лит. деятельности, однако для души пи­сал пародии на произведения сов. по­этов; сильно нуждаясь, Б. пытался заняться пе­реводами и мемуарами, но безуспешно. В 1920-е одинокий Б. воспринимался как ре­ликт давно минувших эпох и не вызывал инте­реса ни в ком, кроме сотрудников ИРЛИ (ПД), получивших по завещанию его ар­хив. По их ходатайству Б. был похоронен в лит. некрополе Александро-Невской лавры.

По распространенному мнению, Б. «всю жизнь ругался - в молодости ругался порой не без остроумия, в старости - с какой-то уг­рюмой злобой, порой переходящей в неис­товство» (Короленко В. СС: В 10 т. Т. 8); этому расхожему мнению немало способствовал и сам Б.: «Нынче я угрюм и злобен, / Надоел я сам себе: / К праздной лени неспособен, / Неспособен и к борьбе. / Скорби сердца не измерить, / Отвращение от всего... / Ах, во что ж могу я верить / И ко­го любить, кого? / Так мне Божий свет не ве­сел - / Просто взял бы да гуртом / Челове­чество повесил / И повесился потом» (« Песнии шаржи »). Принятие всерьез дан­ной автопародии, равно как и изв. эпи­граммы Д. Минаева: «По улице идет соба­ка, / За ней Буренин тих и мил. / Городовой! Смотри, однако, / Чтоб он ее не укусил!», за­печатлевшей контраст между добродушием и бесстрастием Б. в жизни и нетерпимостью его статей привело к тому, что «злой в крити­ке, но необыкновенно добрый и деликатный человек в жизни» (Дневник А. С. Суворина. М., 1999), Б. на долгие годы сделал­ся едва ли не самой одиозной фигурой в ис­тории русской лит-ры. Репертуар печатных откликов на написанное Б. весьма обширен, но исследования о Б., объективно показыва­ющие как саму его личность, так и его роль в лит. жизни России, отсутствуют. Написан­ное Б., за немногочисленными исключениями, не являлось объектом систематич. изу­чения, несмотря на то что совокупность текс­тов Б. представляет достаточно пространную панораму истории русской лит-ры втор. пол. XIX ― нач. XX в., правда, рассмот­ренную под весьма необычным углом зрения.

Соч.: Очерки и пародии. СПб., 1874 (СПб., 1895); Рассказы в совр. вкусе. СПб., 1874; Из совр. жизни. СПб., 1878; Стихотворения. СПб., 1878; Стрелы. СПб., 1880 (СПб., 1889); Былое. СПб., 1880 (СПб., 1897); Мертвая нога: Роман в Кисловодске. СПб., 1881(7 изд. СПб., 1912); Критич. заметки и памфлеты. СПб., 1884; Песни и шаржи. СПб., 1886 (СПб., 1892); Критич. этюды. СПб., 1888; Хвост, и др. поэмы и пьесы. СПб., 1891 (5-е изд. СПб., 1897); Пипа и Пуся, или Горе от люб­ви. СПб., 1894 (3-е изд. СПб., 1897); Голубые звуки и белые поэмы. СПб., 1895 (2-е изд. СПб., 1896); Горе от глупости. СПб., 1905; Театр. СПб., 1904. Т. 1–2; Соч. (неоконч.) СПб., 1912–17. Т. 1–5; Поэты «Искры». Л., 1934 (БП. БС; 2-е изд. Л., 1955. Т. 2; 3-е изд. Л., 1987. Т. 2); Русская стих. пародия XVIII ― нач. XX в. 2-е изд. Л., 1960. (БП. БС); Мастера русского стих. перевода. Т. 2. 2-е изд. Л., 1968 (БП. БС); Поэты 1860-х. Л., 1968. 3-е изд. (БП. МС); Русская театр. па­родия XIX ― нач. XX в. М., 1976; Свисток. М., 1981 (Лит. памятники).

Лит.: Волынский А. Русские критики. 1897. Русская критика совр. лит-ры. СПб., 1912; Глинский Б. В. П. Буренин // Глинский Б. Среди литераторов и ученых. Пг., 1914; Тяпков С. Русские симво­листы в лит. пародиях современников. Иваново, 1980.

М. Лепехин