Чейгин Петр Николаевич

ЧЕ́ЙГИН Петр Николаевич [12.9.1948, Ораниенбаум] - поэт.

Раннее детство прошло в дер. Сойкино под Ораниенбаумом, в доме бабушки по отцу Марии Егоровны («в сойкинском “сплошном просторе”, лесном, полевом и речном» - Автобиография ). Семья Чейгиных поселилась здесь после Великой Отеч. войны. Деревня, где до этого жили родители, Николай Тимофеевич Ч. и Мария Осиповна (урожд. Ершова), была сожжена фашистами. Назван в честь дяди, Петра Тимофеевича, погибшего в финскую войну. Крещен во Владимирском соборе в Л-де. Одна из семейных реликвий - «колечко» с рубином, подаренное бабушке по материнской линии о. Иоанном Кронштадтским, она помогала батюшке по хозяйству.

Круг детского чтения формировался во многом благодаря тете, В. Т. Чейгиной, и включал в себя приключ. и ист. романы (Ж. Верна и А. Дюма, М. Рида и Ф. Купера), ж. для детей и юношества («Звездочка», «Костер», «Юность», «Уральский следопыт»).

С 1955 живет в Л-де. Интерес к лит-ре проявляется в школьные годы. Его прозаич. и поэтич. опыты публ. в школьном рукописном ж. «Ласточка». В 1964–66 занимается в лит. клубе «Дерзание» лен. Дворца пионеров, в кружке поэтов под рук. И. Маляровой. Здесь складывается дружеский круг Ч. (Т. Калинина, М. Лемхин, Гл. Маркелов, М. Смусина), в кот. и составляется перв. колл. лит. сб. (1965, Б.н., машинопись), тв-во Ч. представлено в нем стихами и прозой. По свидетельству автора, стараниями Маляровой, клубная жизнь была насыщена встречами с поэтами и бардами (Д. Бобышевым, Ю. Кукиным и др.). Тогда же Ч. знакомится с неподцензурной лит-рой, имевшей хождение и среди кружковцев: «Доктор Живаго» Б. Пастернака, проза А. Солженицына, романы братьев Стругацких.

В сер. 1960-х Ч. частый посетитель кафе на Малой Садовой. Затем завсегдатай кафе «Сайгон» (См. воспоминания Ч.: « Кто привел меня в «Сайгон »» // Сумерки «Сайгона». СПб., 2009).

В 1969 принят в ЛИТО при СП (рук. Гл. Семенов). Между Ч. и др. участниками ЛИТО (поэтами Б. Куприяновым, В. Ширали, О. Охапкиным, а также б. студийцами «Дерзания» С. Стратановским, Е. Игнатовой, В. Кривулиныным, Е. Шварц) вскоре налаживаются творч. связи. Несмотря на особый статус центр. городского ЛИТО и яркую поэтич. индивидуальность его участников, дорога в лен. печать оказалась для них закрыта: круг тем молодых авторов и их поэтич. почерк, в котором ощущалась традиция еще не «реабилитированного» Серебряного века, определили их положение вне официальной линии лен. поэзии (См.: Самиздат Л-да. М., 2003).

В нач. 1970-х входит в круг К. Кузьминского, одного из наиболее актив. деятелей неофиц. культуры Л-да этого времени, участвует в домашних чтениях: у Кузьминского на Конногвардейском бул., в мастерской у художников В. Левитина и Ж. Бровиной на Английском пр. (См.: Левитин В. Встречи с поэтами // Сумерки «Сайгона»). Выступает с чтением стихов в Доме композиторов, на «Вечерах у камина».

После неудачных попыток поступить на филологич. фак-т ЛГУ Ч. в 1969 устраивается на работу в кн. магазин «Букинист» на Литейном пр. подсобным рабочим. По признанию поэта, хотя работы и службы воспринимались им как нечто вынужденное, два года работы в «Букинисте» не были бесплодными, ― он познакомился с жизнью собирателей, заинтересовался историей кн.

В 1970 собран его перв. поэтич. сб. « Полнолуние » (машинописный), в состав кот. вошли стих. 1965–69-х.

В 1971–74 «служит» в музее Достоевского («У меня было много обязанностей, а главная - дружить с замечательными людьми: Н. Перлина и Ф. Чирсков, Н. Ашимбаева и Б. Улановская». Автобиография). По признанию поэта, в это вр. он увлечен поэзией Рильке и Малларме, Клюева и Хлебникова. В залах музея им напис. цикл стих. « Сольфеджио », девять стих. из кот. (« Но шмель здоров и жаворонок светит… », « Навыданье постройка... », « Так вечер стоит на губах... », « Пролеживал щеки июнь... », « Природное явление Любовь... », « Поклон каналу. Видит Бог ― я жив… », « Всех женщин, что любил автопортрет... », « Ты соль горящая, словарной варки соль... », « Я знал сосну... ») опубл. в самиздатском ж. «Часы» (1978. № 11), офиц. публ. - в антол. «Сны: Поэтич. метафизика Петербурга» (СПб., 1995). «Сольфеджио» был прочитан автором в домашнем «салоне» Ю. Вознесенской (ул. Жуковского), посетителем кот. он становится.

Первые пять стих. цикла имеют единую строфич. структуру, состоящую из трех пятистиший (abbba) и одного десятистишия (авввaсdddc), характеризующихся интонационно-синтаксической завершенностью. Такая композиция, имитирующая трезвучие и финальный аккорд, подчеркивает общую идею цикла, вынесенную в заглавие. Поэтич. сольфеджирование ― это своего рода упражнения в умении слышать звукоряд мира, осн. элементами (тонами) которого являются Природа и Слово. Особую роль в развитии тонкости поэтич. восприятия играет наблюдение за ходом Времени. Природный цикл воспринимается поэтом как метафора «календаря» духовного, это напоминание о жизни и страстях Христовых («Ров карасями сыт, и рыбы Солнце гнут. / Но голодны тобою месяц пятый / колени и охота, и Распятый, / тот самый, Божьей милостью объятый, / в котором заключение минут»). Отметим импрессионизм выражения, «этимологическую» образность. В основе развития лирич. темы всего цикла лежит лексико-семантич. ряд: Сольфеджио - соль (нота) - Солнце (лат. sol) - соль земли - Спаситель - Слово - Любовь («Ты ― соль горящая, словарной варки соль. / Светила полые и кроны волн густые»). Поэтика «Сольфеджио» и его натурфилософия близки традиции новокрестьянской поэзии 1910–20-х (Клычков, Клюев). Лирич. герой сопричастен ритму и мелодии календарного цикла. Ему открыт «лад» мира, его гармония. Но он не только наблюдатель жизни Природы, но и ее часть, что подчеркивается особенностью метафор («Так холодны и солоны растенья / моей души, что и труба оленья не выберет любовника из них»).

В ст. «Последний поэт Ингерманландии» Ю. Новиков видит в названии цикла общ. установку поэта на камерность звучания, приверженность к нескольким темам, среди которых доминирует тема Природы, это «природа до грехопадения человека, природа еще не утратившая свою ценность - не дифференцированная познанием и не отчужденная утилитаризмом» (Часы. 1981. № 31). Исследователь указывает на фольклорные истоки лейтмотивов лирики Ч., пантеистич. мировосприятие лирич. героя.

Стих., написанные с 1970 по 1975, составили втор. кн. стихов « Пернатый снег » (1975), изданную, как и первая, машинописным способом в кол-ве неск. экземпляров. В 1974 подборка из 25 стих. Ч., в т.ч. вступление к кн. «Пернатый снег» (« О днях, ушедших в чёрный ход... »), опубл. К. Кузьминским в сб. «Живое зеркало».

В 1971–72 состоялось знакомство с художницей Г. Неменовой, писавшей для музея портрет Достоевского (О Герте Неменовой // Чейгин П. Пернатый снег). Ей посвящено стих. Ч. « Печью белой, вполнакала… » За годы их общения Неменова сделала более 30 портретных зарисовок поэта, включенных Ч. в перв. изданную в России кн. «Пернатый снег», увидевшую свет спустя тридцать лет.

Во втор. пол. 1970-х - нач. 80-х. активно публ. в самиздатских ж. «37», «Часы», «Сев. почта». Стих. Ч. « Что же смертного, брат?.. » (1973), « То ли женщина холодом выдохнет… » (1972), « Фантазия » (1970) вошли в самиздатскую антологию лен. неофиц. поэзии «Острова» (Л., 1982).

В 1981 Ч. вступает в объединение литераторов «Клуб–81». В сб. «Круг» (Л.: «Сов. писатель», 1985), представлявшем тв-во его участников, состоялась перв. офиц. публ. Ч., ― стих. « Что горлом вынести?.. », « Выходит полнолунье на поля... », « Благополучие ручья... », « Зернистый снег весеннего предлесья... », « Когда бы телом дорасти... ». Характеризуя сб., Д. Бобышев назвал стихи Ч. среди ярких образцов лен. поэзии, отметив «тщательно выбранный органический лексикон» поэта (Бобышев Д. Котельны юноши // Звезда. 1991. № 6).

В 1970–80-е стих. публ. за рубежом (ж. «Синтаксис»; «Третья волна», Париж). Одна из важных публикаций этого вр. - 34 стих. - в антологии новейшей русской поэзии «У Голубой лагуны...» (сост. К. Кузьминский, 1980–86. Т. 4Б).

В 1985 поэт составляет свою третью кн. стихов ― « Зона жизни » (машинопись), подводящую итог написанному за двадцать лет. Однако ее публ. состоялась лишь спустя 22 года.

Среди изданий 1990-х необходимо отметить подборку стихов в антол. «Поздние петербуржцы» (СПб., 1995). Предваряя публикацию, В. Топоров подчеркивает музыкальность поэзии Ч.: «Ч. однозначно принадлежит к “певцам”: суть его постоянных, достаточно интенсивных раздумий остается невнятной, как у рок-барда, музыка стиха, особая - статуарная, почти скульптурная - музыка завораживает» (Топоров В. Поздние петербуржцы).

В 2000 В. Топоровым и В. Кривулиным была подготовлена кн. избр. стихов Ч. « Зона жизни », однако издание не осуществилось. В 2005 26 стих., написанных в период с 1997 по 2005, опубл. в альм. «Мера всех вещей» (№ 2). В 2007 вышли две кн. стихов Ч. « Пернатый снег » (М.: НЛО, 2007) и « Зона жизни » (СПб.: Издатель Виктор Немтинов, 2007). Названия кн. отсылают к самиздатским сб. Ч., однако их состав иной.

Кн. «Пернатый снег» включает в себя четыре цикла: «Полнолуние», «Пернатый снег», «Сольфеджио», «Реалии». Комментируя ключевой образ кн., вынесенный в заглавие второго цикла и давший название всему сб., О. Седакова видит его истоки у Ч. в литургической поэзии, в похвале подвижнику и пустыннику: «Воистину птичье твое житие, отче». «Здесь, ― отмечает Седакова, ― это предполагает бытие беспечальное, не отягченное попечением и заботой о пользе, беззлобное и бесприютное, чужое в мире. Это очень тяжелое бытие: и для человека, и для тех, кого судьба с ним сводит. Но другого жития “поэзия поэтическая” …не посещает» (Седакова О. Птичье житие поэзии...). Исследователь ведет поэтич. «родословную» Ч. от Хлебникова, Мандельштама и Тарковского.

Отметим строфич. разнообразие в стихах цикла «Полнолуние» (вкл. тексты 1967–1973), интерес поэта к восточным типам строфики, к смешанным формам. Так, стих. « Июльские любовники ленивы » состоит из 7 строф: четырех трехстиший, двустишия и двух моностихов. Каждая из строф самодостаточна и может быть прочитана как миниатюра: «Я - маленький, крупиночка среди / полночной толщи тел / на белизне материй». В стихах этого цикла звучат натурфилософские мотивы «знающей» Природы, отсылающие к метафизической поэзии Гёте, к философской лирике Н. Заболоцкого: «Когда бы телом дорасти / до первовиденья поляны / весенней, где черны изъяны / твоих разборчивых шагов. / Когда бы выкрикнул чирок, / о чем стремит побег мгновенный. / Когда бы объясниться мог / с кольцом, проталиной, Вселенной. / Когда бы хоть одна душа / мне описала жизнь иную / правдивеее, чем я хотел...». Пейзажная зарисовка становится для поэта «поводом» для поэтич. медитации: «Как сиро утром в снегопад ― / бревенчатом остатке марта. / Однообразна плоскость жизни, / куда еще проникнет зренье: / кусты, овраги, деревенька / и незнакомого лица / вполне обычные черты». Элегич. настроения характерны и для др. вошедших в кн. циклов.

Цикл «Реалии», завершающий кн. «Пернатый снег», включает стих. сер. 1970-х - кон. 1990-х. Тематически он продолжает цикл «Сольфеджио». В основе его образной системы - представление поэта о Природе как книге, врученной человеку, поэтому для него «тема зерна и звезды в переводе одна». Из поэтич. средств наиболее значима для Ч. метафора, передающая цельность пространственно-временного плана («пастбища марта», и др.). «Календарная метафора» становится предметом поэтич. рефлексии: «Память нож целовала украдкой, когда / високосные гвозди вбивал я в года, / календарных метафор мерцала руда ― / это тлен знака “Н” и кора знака “А”». Для всей кн. в целом значим мотив очищения, наиболее определенно звучащий в цикле «Реалии». С ним связаны образы «снега», «хрусталя» и др., мотив ожидания «чистого дня». В 2007 сб. «Пернатый снег» был включен в short-list премии Андрея Белого.

Название сб. «Зона жизни» является определяющим для всего тв-ва Ч. («Когда-то я решил, что стихи свои складываю в книгу и называю ее “Зона жизни”. Давно я придумал это название, лет сорок назад»). Топоров указывает на символистский «претекст» названия: «”Там человек сгорел”, ― так это сказано у Блока. Стихи ― пепел. “Пепел” ― назвал сборник стихотворений Андрей Белый. “Пепельная среда” ― знаменитая поэма Элиота. “Зона жизни” ― первый сборник пятидесятилетнего Чейгина. Зона жизни, превратившейся в пепел стихов» (Топоров В. Предисловие к несостоявшейся книге 2000-го). Поэт посвятил «Зону жизни» своим друзьям. Книгу составили 33 стих., написанные в период с 1967 по 2007. Автор отходит от хронологического принципа расположения стихов. «Зона жизни» открывается стих. « Олегу Охапкину » (1975). Образ Петербурга, возникающий в нем, ― это мифопоэтическое пространство «тайнобрачного города», ожидающего приближения «глазасто-гремучей звезды». В изображении его свойств и координат особую роль играют метафорические эпитеты: «гончая Земля», «ветвистый день», «верные здания», «раструб болот», «сторожевая лень» и т.д. Стих. имеет точную датировку ― «ночь на 10 марта 1975», указывающую на явление над Л-дом кометы. Реминисценции из Державина, Пушкина, Тютчева соединяются у Ч. с космогоническими мотивами («Лети, глазастая гремучая звезда! / Над раструбом болот и лёгким небом, / по плоскостям, заговорённым Фебом. / Между Петром, Борисом, Павлом, Глебом. / Ясней и милосердней. Без следа! / Лети на тайнобрачный город мой / голосовой затеей верных верных зданий. / Лети бездонно-чисто, мерой в раме, / прицельным блеском, взятым тетивой»). В этом стих. мотив ожидания очищения близок традиции младших символистов.

Особенность петербургского текста «Зоны жизни» ― в соединении мифологического и личного пространств. Последнее определяется общим признаком «семейственности», объединяющим всех жителей Зоны Жизни («Папа умер у стрекоз / У малиновых заноз / У мерцающих нахалок / Бесконечно летних дам» (« Вите Кривулину »). Такая поэтич. установка на жанровом уровне выражается в соединении дружеского послания и онтологич. лирики (« У тумана вёсел нет... »).

Как считает Ю. Новиков, Ч. ближе мир окраин СПб., нежели его «ампирно-имперский центр». Его лирич. герой - наследник пушкинского Евгения («Медный Всадник»). «Поэт, ― пишет исследователь, ― является добровольным пленником Города, в котором он ощущает себя постоянно возвращающимся гостем».

Соч.: Стихи // Живое зеркало. СПб., 1974; «37». 1977. № 9; 1978. № 14; Часы. 1978. № 11; Третья волна. 1979. № 5; У Голубой лагуны: В 5 т. 9 кн. / Сост. К. Кузьминский, Г. Ковалев. Ньютонвилль, 1980–86. Т. 4Б; Часы. 1981. № 31; Острова: Антология лен. неоф. поэзии. Л., 1982; Часы. 1983. № 42; 1984. № 48; Стрелец. 1984. № 5; Третья волна. 1984. № 17; Круг: Сб. / Сост. Б. Иванов и Ю. Новиков. Л., 1985; Майя. 1987. № 3; 1990. № 5; Звезда. 1992. № 3; В Петербурге мы сойдемся снова: Сб. / Сост. В. Левитин. СПб., 1993; Сны: Поэтич. метафизика Петербурга. СПб., 1995; Поздние петербуржцы: Поэтич. антол. СПб., 1995; Самиздат века. Минск-М., 1997; АКТ: Лит. самиздат. 2001. № 2; Мера всех вещей: Лит.-худож. альм. СПб., 2005. № 2; Пернатый снег. М., 2007; Зона жизни. СПб., 2007; Сумерки «Сайгона». СПб., 2009; Актуальная поэзия на Пушкинской-10: Антол. Киев, 2009; Русские стихи 1950–2000 гг. Антол.: В 2 т. / Сост. И. Ахметьев, Г. Лукомников, В. Орлов, А. Урицкий. М., 2010. Т. 2; Звезда. 2011. № 2; Третья книга: Стихи. СПб., 2012; Стихи // Петербург. 20 лет: Юбил. выставка произведений петерб. художников 12–26 янв. 2013. СПб., 2012; И по сей день. СПб., 2013; То ты еси. СПб., 2014.

Лит.: Звягин Е. Услышавший голос // Часы. 1978. № 14; Скиф Р. [Ю. Новиков]. Посл. поэт Ингерманландии // Часы. 1981. № 31; Топоров В. [О П. Чейгине] // Поздние петербуржцы. СПб., 1995; Самиздат Л-да. 1950-е ― 80-е. Лит. энц. М., 2003; Седакова О. Птичье житие поэзии: «Пернатый снег» П. Чейгина // Чейгин П. Пернатый снег. М., 2007; Новиков Ю. Посл. поэт Ингерманландии // Чейгин П. Зона жизни. СПб., 2007; Топоров В. Прогулки с П. Чейгиным. Почему Петра Чейгина не печатали последние двадцать лет // Город. 2007. № 9 (234); Казарновский П. «Избранно нищий на дне поцелуйного дня…» (О стихах П. Чейгина) // Зинзивер. 2009. № 2 (14); Чейгин П. Автобиография // Лица Петерб. поэзии: 1950–90-е гг. Автобиографии. Авторское чтение: Мат-лы к энц. / Сост. Ю. Валиева. СПб., 2011; Казарновский П. [Рец. на кн. стихов «То ты еси»] // НЛО. 2015. № 134.