Добролюбов Александр Михайлович


ДОБРОЛЮ́БОВ Александр Михайлович [27.8(8.9) 1876, Варшава ― 1945(?), ст. Уджары, Азербайджан] - поэт.

Сын действительного статского советни­ка, непременного секретаря по крестьянским делам в Царстве Польском. Получил домаш­нее воспитание. Отличался превосходной па­мятью, много и увлеченно читал. Знание иностр. яз. позволяло ему знакомиться в под­линнике с западноевропейской лит-рой. В теч. 5 лет учился в Варшавской гимназии. Отставка отца в 1891 побудила семью вернуться в Россию. После окончания 6-й СПб. гимназии опубликовал первую кн. стихов « Naturanaturans.Naturanaturata » (« Природа порождающая. Природа порожденная ») (1895) и в этом же году был без экзаменов принят на историко-филол. фак-т СПб. ун-та. Победив искушение декадентства, Д. приходит к решению по­рвать с «жестоким развратом», изысканными ощущениями и доведенным до отвлеченности «безумием конечного мира». Об этом духов­ном перевороте Д. в письме к другу расска­зывает: «Уже год совершался в глубинах мо­их новый переворот, и часто плакало сердце. Это время было самое тяжелое для меня» (РО ИРЛИ. Ф. 77). Идею своего опрощения и жертвенного подвижничества ради преодо­ления пропасти между «образованным» об­ществом и людьми труда он реализует в кон­кретных действиях: оставив ун-т и получив сви­детельство о высшем образовании за 3 курса и отпускное удостоверение с правом на вы­езд, Д. раздает свои вещи, книги и рукописи, отрекается от дворянского звания в паспорте и весной 1898 начинает существование че­ловека, живущего плодами своих рук. Такова была цель его ухода на Север, странствий по Олонецкой и Архангельской губ., пребыва­ния в Соловецком монастыре, где он, будучи «трудником», носил вериги, готовясь принять послушание. Покинув монастырь для осмыс­ления пути и обретения единомышленников в среде людей физического труда, Д. продолжает скитания. Через некоторое время, най­дя сторонников, появляется в СПб. и в М. «Он был в крестьянском платье, сермяге, красной рубахе, в больших сапогах <...> Теперь он стал прост, теперь он умел го­ворить со всеми <...> И все невольно радост­но улыбались на его слова. Даже животные шли к нему доверчиво, ласкались» (Брю­сов В. Дневники. 1891–1910. М., 1927). «Уход» Д. в народ нес в себе религи­озно-бунтарский характер, отождествляе­мый с грядущим социально-справедливым обновлением и коренным духовным преоб­ражением России. Он писал Н. Брюсовой в 1936: «Для меня всегда революция главным образом духовный переворот» (РО ГБЛ. Ф. 386). Д. последовательно осуществлял свое бескомпромиссное решение круто из­менить всю жизнь не только свою, но и тех, кто соединится с ним. После мн. преследова­ний, ложных обвинений в умственном расст­ройстве (см.: Рисунки из сумасшедшего дома (Лит. эссе) // Сев. цветы. 1902), проживания под надзором по­лиции, арестов, суда и даже краткого отбы­вания тюремного заключения Д. к 1906 пере­бирается к своим единомышленникам, попа­дает в среду крестьян на Урале, в Сибири, в Пермской, Рязанской, Самарской и Орен­бургской губ. Становится авторитетным на­ставником для многих. Увлеченные возмож­ностью независимого от властей труда, крес­тьяне объединяются в общины, именуя себя «добролюбовцами». Сам же Д., являя всем пример праведно-бескорыстной жизни, ра­ботает батраком преимущественно у самых бедных и отказывается от оплаты своего тру­да. Главным с момента «ухода» и опрощения стал для Д. принцип «невидимого делания», основой которого стал ручной труд. Д. огра­ничивался тем, что крестьяне кормили его, да­вали ночлег, иногда одежду. Важной частью принятого на себя добровольного протеста против «образованного» общества и людей умственного труда стал для него строжайший самозапрет на писательство, касающийся и писания стихов: «Несмотря на сильнейшее желание, не прикасаться к перу...» (письмо Д. к брату Г. М. Добролюбову (июль 1912), хранящееся в личном архиве Г. Е. Святловского). Период «невидимого делания», т.е. непрерывного ручного труда, охватывает примерно 1898–1944. Странствуя по России пешком, Д. то останавливался подолгу, то уходил и менял пристанище. Однако в дейст­вительности это не было бродяжничеством и скитанием нищего: Д. сам на себе выверял реальные возможности создания в России независимой общины земледельцев-крестьян - «свободных христиан». Он прошел со своей проповедью по Крайнему Северу и Заура­лью, по средней полосе России (Рыбинск, Бо­логое, Самара), по некот. районам Азербайджана и Армении, изредка посещая М. и СПб.

Основу религиозно-философского уче­ния Д. составляют заветы, отчасти повторяю­щие по форме Нагорную проповедь Иисуса Христа, но вполне оригинальные. Они вклю­чены в третий сб. « Из книги невидимой ». Фактическими сост. и издателями этой книги явились в отсутствие автора жена В. Брюсова Иоанна и его сестра Надежда (едино­мышленницы Д.; последняя в 1930-е - кор­респондент и адресат лирики Д.), кот. Д. оставил все рукописи в полное распоряже­ние.

Сб. «Из книги невидимой» содержит ду­ховные притчи, откровения, покаяния, стихи и письма Д., его обращения в ред. ж. «Весы», к известным писателям и знакомым, а также отречение от прежних заблуждений с осуж­дением «бывших единомышленников».

«Уход» Д. в «невидимое делание» не был сектантством; ошибочно утверждать и то, что будто бы Д. пришел к атеизму. Познав сво­бодную волю своего «я» и признав «Бога как добро», веры (как он сам писал) Д. «не отки­нул», но стал видеть мир иначе. Д., как и др. харизматическим людям России, выпало пе­режить редчайшее озарение «светом своей личности», кот. был не чем иным, как продолжением света Творца (письмо Д. от 24 авг. 1940 к единоверцам // Прометей. М., 1980. Вып. 12).

Свежему осмыслению жизненного пути, тв-ва и философских исканий Д. как по­эта и действенного склада мыслителя способ­ствует новонайденная (с авторской правкой) копия его трактата « Миросозерцание » (РО Музея Л. Н. Толстого), переписанная одним из его последователей среди интелли­генции (Н. Брюсова, А. Колесниченко, Л. Семенов-Тян-Шанский, Н. Суткова, И. Ярков и др.). Д. то страстно утверждал, то осторожно советовал, то горько сетовал: «Человеку нужно только очиститься, и тогда для него будут возможны и откровение, и не­посредственное общение с духовным, неви­димым миром, и чудеса <...> как смерть - так тяжела мне ваша жизнь. Только телом и разу­мом занимаетесь все вы, а духа не знаете. Даже своего духа не знаете вы, а Дух Божий сокровенен от вас» («Из книги невидимой»). Романтический максимализм Д., его «ум, крайний в своем отрицании всего эмпирического» (Вл. Гиппиус), вели его через декадентско-анархический бунт и через ряд духовных кризисов к формированию цельно­го философско-религиозного миросозерца­ния, к осмыслению христианства и его православно-жизнестроительной основы. Д. шел по этому пути с присущей ему, как отмечали со­временники, волей всегда и во всем идти «до конца», не только проводить в жизнь, но и проверять на себе все крайности дека­дентства (индивидуализм с искусами эманси­пации и эстетизма, с «ядами» небытия, с про­поведями идей самоубийства или самообо­жествления и т.п.). А. Белый писал: «...путь Александра Добролюбова: уже девять лет вместе с Власом идет он к „светлому граду новой жизни”. Этот одинокий образ русского символиста, поборовшего нашу трагедию, не может не волновать нас: мы тоже пойдем, мы не можем топтаться на месте: но... куда пойдем мы, куда?» (Белый А. Символизм как миропонимание. М., 1994).

«Самозапрет» на тв-во позднее был самим Д. преодолен; в кон. 1930 он вернулся к поэзии. В ранний период Д., хоро­шо знавший в подлинниках французских символистов, стремился к проникновению в область сверхчувственного, фактически он может быть назван одним из родоначальни­ков русского символизма. Характеризуя по­эзию Д. до его «ухода», поэт И. Коневский, автор вступ. статьи «К исследованию личнос­ти А. Добролюбова» во втором его сб. « Сти­хотворения » (1900), пишет об «особом творчестве», «составленном из отражения и теней». Сам Д. называет свое видение мира «моментализмом». Д. имел в виду мгновен­ность Божественного «озарения свыше разу­ма», кот. в значительной мере интуитив­но, не подвластно поэту, его интеллекту. Пер­вые две поэтич. книги Д. не только были встречены непониманием, но и вызвали на­падки критики за попытку поэта соединить поэтич. слово с музыкой, за его идею синтеза искусств. В то же время обществен­ное признание получили такие стихи, как « Встал ли я ночью...», «Дочери наро­да», «Открою уста в гаданьи», «Каж­дый звук церковного звона», «Жалоба березки в Троицын день ». Важным свиде­тельством творч. активности Д. является создание им ряда гимнов и псалмов, молит­венных стихов, исполняемых в те годы и до нашего времени в христианских общинах «добролюбовцев».

Поэтич. значимость поэзии Д. для широкого круга читателей подтверждена сегодня включением его стихов во все выходящие книги о видных поэтах Серебряного века. Судя по сохранившимся рукописям, Д. в 1930-е не только не утратил поэтич. дара, но и значительно обогатил его. Напи­санные в этот период стихи являются едва ли не лучшими из всего того, что было им созда­но за долгую и трудную жизнь. Обращает на себя внимание стих. « Ответ палестинской пальме Лермонтова »: «Я пальма пустынь аравийских, / Сожженная дня огнем / И вет­ром палящим сирийским, - / Мысль же все­гда об одном: / Пусть пыль дорог жадно по­крыла даже коренья, / Пусть зачахла в бес­пощадных пустынях даже листва, / Пусть мчатся звенья, за звеньями - звенья / Лест­нице звеньев не будет конца» (Заветы для всех . СПб., 1995). Особенно тяже­ло жилось Д. после 1937, когда за «беспись­менность» (т.е. отсутствие документов) учас­тились его аресты и какое-то время Д. нахо­дился в колонии НКВД, в г. Закатали Азер­байджанской ССР. Там была написана одно­актная драма « Пир в университетском городке Мадрида » (РО ГБЛ. Ф. 386) - своеобразный гимн вечной Женственности. Постановка драмы была осуществлена в 1993 в СПб. юношеским театраль­ным коллективом (реж. Н. Михайлова).

О посл. годах Д. письменных свиде­тельств пока не обнаружено.

Современникам Д. был известен как поэт-символист Серебряного века, рано умолк­нувший. Сегодня есть все основания говорить о нем и как о крупном философе действенно-религиозного склада. Это уловил еще Л. Толстой, с которым Д. встречался триж­ды. 20 июля 1907 Толстой записал в своем дневнике: «Нельзя проповедовать учение, живя противно этому учению, как живу я. Единственное доказательство того, что уче­ние это дает благо, это - то, чтобы жить по нем, как живет Добролюбов».

Д. старался в меру своих сил помогать преодолению многовекового разрыва между наукой и религией, чтобы способствовать ук­реплению «разумной веры и верующего ра­зума» (Станкевич Л., Харченко Л. Мат-лы VIII Международного конгресса пси­хологов «Взаимодействие науки, философии и богословия в формировании духовно-эко­номического мышления». СПб., 1995). Д. стремился к «изучению чего-то необъясни­мого, тщательному изучению всех, даже са­мых враждебных понятий и течений» (письмо к Н. Я. Брюсовой // РО ГБЛ. Ф. 386). Он внес свой ценный вклад в понимание филосо­фии религии, что нашло выражение в его худож. тв-ве. А. Закржевский в кн. «Религия. Психологические параллели» (1913) писал: «Слишком уж отвыкли мы от истинных боговидцев, от чудес, от подвижников, от свя­тых - не хочется верить, что они еще среди нас... Но среди современных религиозных творцов личность Александра Добролюбо­ва - единственная живая, яркая, необычная личность, и в ней загадка России, и в ней - ее святыня». Д. посвящали стихи А. Блок, B. Брюсов, Н. Клюев («Александр Добролю­бов - пречистая свеченька»), Арс. Тарков­ский («Поэт начала века») и др.

Соч.: Natura naturans. Natura naturata = Природа порождающая. Природа порожденная. СПб., 1895; Собр. стих. / сост. В. Брюсов; вст. ст. И. Коневского. М., 1900; Из книги невидимой / сост. Н. Брюсова и И. Брюсова в отсутствии автора. М., 1905; Мои вечные спутники. М., 1906; Серебряный век. Петер­бургская поэзия кон. XIX - нач. XX в. Л., 1991; Русская поэзия Серебряного века. 1890–1917. Антол. М., 1993.

Лит .: Поярков Н. Поэты наших дней. М., 1907; Ме­режковский Д. Не мир, но меч. М., 1908; Чулков Г. Покрывало Изиды: Критич. очерки. М., 1909; Крайний А. [Гиппиус З.] Критика любви: Лит. дневник. СПб., 1908; Гиппи­ус В. Александр Добролюбов: Русская лит-ра XX в. 1890–1910. М., 1914. Т. 1; Азадовский К. Путь Александра Добролюбова // Блоковский сб. Вып. 3. Тарту, 1979; Кишилова А. Путь и тв-во Александра Добролюбова. Париж, 1979; Гроссман Дж. Александр Добролю­бов / вст. ст. и комм. к ротапринтному изд. сб. Д. «Природа порождающая. Природа порожденная» (СПб., 1895) и кн. Д. «Собр. стихотворений» (М., 1900). Беркли, 1981; Гроссман Дж. Александр Добро­любов / Вст. ст. и комм. к ротапринтному изд. кн. Д. «Из книги невидимой» (М., 1905). Беркли, 1983; Крейд В. Воспоминания о Серебряном веке. М., 1993; Оцуп Н. Океан времени. М., 1993; Святловский Г. Биогр. сведения о А. М. Добро­любове и др. мат-лы // Заветы для всех. СПб., 1995; Тарковский Арс. Поэт начала века (1959) // Поэзия Се­ребряного века / сост. М. Кралин. СПб., 1996; Словарь лит. окружения Игоря-Северянина (1905–1941): в 2 т. / вст. ст., сост, комм. Д. С. Прокофьев. Псков: Гименей, 2007.

Г. Святловский, А. Терентьев-Катанский

  • Добролюбов Александр Михайлович