Добролюбова Мария Михайловна


ДОБРОЛЮ́БОВА Мария Михайловна [22.7(3.8).1880, Фраскати, Италия ― 11(24).12.1906, СПб.; похоронена на Новодевичьем кладб.] - поэт.

Уникальная в своей духовности и внешней красоте, Д. (Маша Добролюбова) была вдохновенной музой для мн. поэтов Серебряного века; и уже одним этим сыграла особую роль в поэзии нач. XX в. Сестра поэта А. Добролюбова. По матери - польско-датского происхождения (мать была дочерью проф. юриспруденции Варшавского ун-та); по отцу - русская (отец - сын священника из Балахны близ Н. Новгорода). До 1891 училась в Варшаве, позднее - в СПб. Внезапная кончина отца, тяжело пережитая 12-летней девочкой, осмысляется ею в твердое решение «выяснить, почему люди умирают», научиться самой исцелять больных, чтобы «убить смерть». Осень 1892 Д. поступает в Смольный ин-т, где ее «детский порыв созрел в сознательную глубокую решимость стать врачом» (ЦГАОР. Ф. 7). Феномен сопереживания людским страданиям (эмпатия) Д. не сразу и не всеми был оценен как талант в области нравственного творчества», присущий «нравственно гениальной личности» (Биржевые ведомости. 1906. 13 дек.). По свидетельству современников, Д. обладала красотой, умом, волей и загадочным обаянием ее грудного голоса: «Вот сила, о кот. мы говорили, но не видели. Тома сочинений в защиту Христа сделать не могут того, что один ее вид, голос делает. Никого не боится, все в солнечности своей растопляет» (Иванов Е. Дневник записей о М. Добролю6овой // РО ИРЛИ. Ф. 662). По окончании в 1900 с отличием Смольного ин-та и педагогических курсов при нем Д. получает золотой шифр и диплом наставницы. Отказавшись от блестящей карьеры императорской фрейлины, она организует в СПб. благотворительный приют для обездоленных детей, где не только сама моет, кормит и учит их, но и создает праздничную атмосферу. Одновременно Д. продолжает посещать религиозно-философские лекции и собрания Д. Мережковского. В 1903 Д. была принята в число слушательниц Женского мед. ин-та. В июне 1904 в качестве сестры милосердия добровольно отправляется на передовые позиции русско-японской войны (14 июля 1904 была выпущена листовка «Христианский подвиг сестры милосердия»- о спасении Д. раненого японского солдата). В знак протеста против несоблюдения Международной конвенции Красного Креста, против плохого мед. снабжения солдатских лазаретов Д. отказалась от высокого награждения за храбрость. С эшелоном раненых в 1905 в разгар рев. событий она возвращается в СПб. Выступая на митингах, рассказывает о войне, о положении солдат.

Возобновив обучение в Женском мед. ин-те, Д. продолжает работу в детском приюте, собирает пожертвования. Помогает бедным, обездоленным. Описаны факты исцеления ею юного рекрута, спасения людей. О приобретении Д. авторитета среди трудовой бедноты, рабочих и интеллигенции рев. времени свидетельствуют мн. современники. А. Блок записал в дневнике 31 дек. 1911: «О Маше Добролюбовой. Главари революции слушали ее беспрекословно, будь она иначе и не погибни,- ход русской революции мог бы быть иной». О. Дымов, вскоре изобразивший Д. в романе «Бегущие креста» (Берлин, 1911), отмечал: «Ее великая душа соединяла людей, разъединенных пространством, идеями, возрастом, деятельностью, делая ее своею, желанной и любимой среди цвета интеллигенции тех лет» (Русь. 1906. № 4). Блок писал о Д. (конспирируя ее имя) в цикле «Ямбы», в драматич. поэме «Песня судьбы», в стихах «Деве-Революции», «Сырое лето. Я лежу...», «В огне и холоде тревог», «Твое лицо мне так знакомо», «В серебре росы трава», «Она пришла с заката», «Когда вы стоите на моем пути...» и, по-видимому, в общеизвестном стих. «Девушка пела в церковном хоре».

Тем временем в СПб. появляются «целые кружки, считавшие ее своим оракулом, жившие по Маше Добролюбовой», «везде, где собираются писатели, художники, артисты, люди пера и мысли, с благоговением произносили это имя: “Маша Добролюбова сказала”, “Маша Добролюбова сделала”<…> Для людей, знавших ее, это звучало нравственным приказанием, голосом непреложной правды» (Минский Н. Видение [Некролог о М. М. Добролюбовой] // Биржевые ведомости. 1906. 13 дек. Утр. выпуск).

Д. говорила о себе так: «Я - человек религиозный. Буду ли в школе учить или на голод пойду,- я везде буду стоять со своей проповедью» (Запись в дневнике Е. П. Иванова. 8 дек. 1905 // ИРЛИ. Ф. 662). «Огнем крестящее, воплощенное христианство» соединялось с революционностью: Д. вступала в партию эсеров, в др. политич. кружки, исповедуя порою право на насилие ради любви к ближнему и жертвенный радикальный максимализм: «Я и сама жалею даже муху или комара убить. <...> Но если нельзя!.. И цветы жалко. Но вид насилия дает силу убить. Человек насилия бывает хуже скотины!» (ИРЛИ. Ф. 662).

Современники отмечали поразительную интуицию Д., ее умение «разбираться в самых сложных хитросплетениях правды и лжи, беспощадную искренность и строгость к себе до самопожертвования» (Русь. 1907. № 5). Легендарной авторитетностью «ходячей людской совести», как ее называли, видимо, и воспользовался один из гл. руководителей эсеров, Азеф, чья программа радикально быстрого достижения нужных России перемен показалась ей в тот момент полезной и справедливой. Вскоре же, разгадав двойственность рев. партий периода 1905, Д. «уже не хочет революции, она уже устала от нее». В это время она напишет Л. Семенову-Тян-Шанскому: «Какой ужас смерти в палачах, в судьях <...>. Бедные солдаты, которые всех расстреливают... <...> Я мечусь, хлопочу, но дохожу до ужаса... Все не тем, все ненужным кажется <...>. Дорогой Л. Д., молитесь за меня, молитесь за всех...». «Но свет все-таки есть. Свет и во тьме светит» (Иоанн I, 5). «Сестра Маша верила в Бога... Вот главное, что было в ней, и то, что знала его и как-то особенно знала, как не всем это доступно знать <...> и было той грозной тайной вокруг нее, какая ощущалась всеми и будила даже суеверный страх» (Л. Семенов-Тян-Шанский).

С кон. июля 1905 в духовном единении с Л. Семеновым-Тян-Шанским Д. решает уехать из СПб. для революционно-просветительской работы с крестьянством, ехать «на голод», в глубинку Тульской губ. Оставшись в дер. Бутырки Богородицкого у., с радостью принятая крестьянами, Д. организует пункт продажи по удешевленной цене сена и столовую для голодающих, преподает детям крестьян в созданной ею школе, а по вечерам ведет работу в кружке с молодежью. Предупрежденная крестьянами об аресте и обыске, в кон. июля 1906 уезжает в СПб. Но в нач. сентября того же года ее арестовывают по месту жительства (на Б. Морской ул.), отправляют по этапу в Тульскую городскую тюрьму. В нояб. 1906 ее за отсутствием улик по ходатайству высших сфер и друзей выпускают на свободу, но с запретом преподавания. В СПб. Д. вернулась в состоянии тяжелой депрессии, подавленности происходящим, «жалости ко всем слабым несчастным и грешным». Мысль о телесной смерти ее никогда не покидала. Что ей недолго жить здесь, она всегда знала и прямо говорила всем, слагая про себя странные песенки и стихи о смерти: «Я красива, не спесива, / И пою я без мотива. / Бестелесна и прелестна. / Всем и каждому известна. / Ветерочек лепесточек мой, шутя, колышет. / Всякий странник и изгнанник мои песни слышит»; «Упаду без слезы / На твой гробик, мой друг, / Будем в смерти мы жить, / Целоваться любить, / И молиться, и песенки петь» (« Песнь розы »). В общении с людьми, в письмах, в дневниковых записях у Д. прорывалась жажда принести своей кончиной пользу людям: «Хочется вам жизни нужной, как мне смерти нужной», «Хочу в жертвенник пламенный превратиться», «Надо детям сказать все самое главное, нужное, что знаю, заронить... а потом уйти от всех», «За вас умираю... Ступите на каменную плиту могилы моей и идите вперед и все выше...», «Я так жизнь люблю, так жить хочу, что от жизни отказаться готова». Иногда мечтала: «Хочу в Финляндию уехать, в лес, в горы, к озерам, и там обдумать свой путь, свое служение до конца» (Л. Семенов-Тян-Шанский).

Д. скончалась у родных в возрасте 26 лет «от паралича сердца во время эпилептического припадка» (Выписка из метрической книги (ч. III - об умерших за 1906 г.) выдана причтом СПб. Церкви Св. Матфея на Петербургской стороне № 188). Существующая версия о самоубийстве лишена оснований. Мат-лы прессы 1906–07 отражают всеобщую скорбь, масштаб утраты. Редакцией газ. «Русь» в дни похорон и позже собирались пожертвования на строительство школы и биб-ки им. Д., где она работала (Русь. 1906. 14 дек. и др.). В Д. видится один из прообразов той «Прекрасной Дамы» и Вечной Женственности, кот. поклонялись поэты Серебряного века.

Соч.: Дневниковые записи из переписки с подругой (Надеждой Кандауровой?) // Collegium. K., 1993. № 1; Песнь розы // Русские писатели. 1800–1917. Биогр. словарь. М., 1992. Т. 2; О смысле жизни // Заветы для всех. СПб., 1995.

Лит.: Пяст В. Встречи. М., 1929; Иванов Е. Записи об А. Блоке // Блоковский сб. Тарту, 1964; Семенов-Тян-Шанский Л. Грешный грешным. Записки // Уч. зап. Тартуского ун-та. Тарту, 1977. Вып. 414; Бураго С. Александр Блок: Очерк жизни и тв-ва. Киев, 1981; Азадовский К. А. Блок и М. Добролюбова // Блоковский сб. Вып. 8. А. Блок и революция 1905 года. Тарту, 1988.

Г. Святловский

  • Добролюбова Мария Михайловна