Гуро Елена Генриховна
ГУРО́ Елена (Элеонора) Генриховна (наст. фамилия Нотенберг) [18(30).5.1877, СПб. ― 23.4(6.5).1913, Уусикиркко, Великое княжество Финляндское (в наст. время пос. Поляны Выборгского р-на Лен. обл.), могила не сохранилась] - поэт, прозаик, художник.
Внучка педагога и литератора М. Б. Чистякова - издателя ж. «Детское чтение». Окончила Рисовальную школу при Об-ве поощрения художеств в СПб., занималась живописью в мастерской Я. Ционглинского (1903–05), где познакомилась с художником и музыкантом М. Матюшиным, ставшим ее мужем. В 1906–07 продолжила занятия в живописной школе Е. Званцевой у Л. С. Бакста и М. В. Добужинского. Худож. манера Г. близка импрессионизму и неопримитизму, и ее колористические эксперименты стали основой теории цвета, разрабатывавшейся Матюшиным и его учениками в нач. 1920-х.
В лит-ре дебютировала лирич. этюдом «Ранняя весна» (Сб. молодых писателей. СПб., 1905), в 1909 вышла перв. кн. рассказов, стихов и пьес «Шарманка» (СПб., рис. автора). Для выражения тончайших оттенков настроений впечатлительной души, детских переживаний, интуитивных прозрений Г. избирает жанр лирич. миниатюры. Она тяготеет к описанию периферийных локусов: это лаконичные, но выразительные зарисовки городских окраин, дачной местности, берега моря. Фрагментарность, свободное чередование стихов и прозы, вариация повторов, «перетекание» смыслов, эксперименты с «заумью», синкретизм живописи, поэзии и прозы - таковы осн. элементы поэтики Г. как переходного явления от импрессионистич. символизма к раннему футуризму. В 1908–10 Г. и Матюшин близки к кругу кубофутуристов (Д. и В. Бурлюки, В. Каменский, В. Хлебников, В. Маяковский), их дом на Песочной (Лицейской) ул. в СПб. (ныне Музей петерб. авангарда, ул. проф. Попова, 10) становится одним из центров складывающегося футуристического движения, при их финансовой поддержке под маркой изд. «Журавль» выходят ряд футуристич. сб., Г. участвует, в т.ч. и как оформитель, в двух выпусках сб. «Садок судей» (1910, 1913), в выставках левого искусства («Союз молодежи» и др.).
Следующая кн. Г. «Осенний сон» (1912), проиллюстрированная автором, наряду с лирич. фрагментами включала одноименную пьесу, напис. в манере лирич. драм А. Блока. На кн. обратил внимание мэтр символизма Вяч. Иванов, увидев в ней религиозно-мистич. смысл. Он сблизил героя пьесы Г. Вильгельма фон Кранца, выступающего как новое воплощение «рыцаря печального образа» - Дон Кихота, с образами князя Мышкина и Христа (Труды и дни. 1912. № 4–5). Миф о юноше-сыне, гибнущем в мире, не готовом принять его духовное совершенство, и матери, оплакивающей его жертвенную смерть,- смыслоопределяющий для всего тв-ва Г. Потеряв младенца-сына, она не поверила в его смерть, а внушила себе, что сын продолжает жить около нее. Покупала ему игрушки, книжки, даже писала с него портреты, одевая его по степени возраста (В. Каменский). Сходный сюжет развернут в повести «Бедный рыцарь» (вариант назв. - «История бедного рыцаря»), над кот. Г. работала в посл. период жизни (не оконч.), и в вышедшей уже посмертно кн. «Небесные верблюжата» (СПб., 1914, рис. автора). Образ, в кот. отразились черты реального человека - друга Г., молодого художника Б. Эндера, проецируется на вселенскую трагедию Христа - Богочеловека, пришедшего в мир, чтобы своей смертью искупить грехи человечества. Христианская этика (идея любви-спасения) сочетается у Г. как с пантеистическим мотивом «обожения» природы, так и с и теософским – слияния со всеобъемлющим космическим началом. «Где бы вы ни стояли, в лесу или в поле, одинаково обращайте душу свою к тому, откуда исходит,- слышите, что исходит, и узнаёте голоса деревьев, травы и земли? И любовь услышите их, рассеянную в воздухе и переходящую волнами, облачками тепла и обращенную к вам, так как создания любят внимательных» (РНБ. Ф. 1116). Отождествление лирич. героини с «матерью всех вещей» выдает демиургические претензии автора.
В «Небесных верблюжатах» стих. соседствуют с дневниковыми записями, миниатюры-притчи - с медитативными размышлениями, этюды - с эпистолярными фрагментами. Эти внешне случайные отрывки образуют сложное единство, сплетаются в прихотливую ассоциативную вязь. Внимание автора, вовлекающего читателя в процесс сотворчества, сосредоточено на самом моменте рождения смысла, когда только «готова выглянуть суть, для которой еще вовсе нет названия» (письмо Г. к А. Крученых).
Содержанием лирики Г. считают своеобр. мифологию материнства во взаимоотношениях человека и природы. «Гуро так была ответна нежности, роазлитой повсюду вокруг в природе, что с нежной улыбкой примирения, не иначе, принимает она жизнь…» (Д. Бурлюк).
Уже после смерти Г. был издан совм. сб. «Трое» (Е. Гуро, А. Крученых, В. Хлебников) с илл. К. Малевича (1913).
Восприятие жизни природы и души в их взаимной проекции, смешение сна и яви, «реального» и «сверхреального», устремленность к интуитивному постижению глубинной сущности мира - все эти черты поэтич. мироощущения Г. позволили критику В. Ховину отнести ее к типу поэтов, чье тв-во рождено стихией бессознательного. По его мнению, Г.- «радостная в ясновидениях своих интуитивистка» (Ховин В. Елена Гуро // Очарованный странник. СПб., 1914. Вып. 5).
Соч.: Selected Prose and Poetry: Дневник, стихи, проза, повесть «Бедный рыцарь».
Лит.: Харджиев Н. Маяковский и Елена Гуро // Харджиев Н., Тренин В. Поэтич. культура Маяковского. М., 1970; Ковтун Е. Елена Гуро, поэт и художник // Памятники культуры. Новые открытия: Письменность. Искусство. Археология. Ежегодник
H. Грякалова
