Ходасевич Владислав Фелицианович

ХОДАСЕ́ВИЧ Владислав Фелицианович [16(28).5.1886, М. - 14.6.1939, Бийанкур под Парижем] - поэт, прозаик, мемуарист.

Отец был польским дворянином одной ге­неалогич. ветви с А. Мицкевичем, за участие в польском восстании 1833 лишен дворянства, учился в Академии художеств в СПб.; переехав в М., стал фото­графом. Дед X. по линии матери перешел из иудаизма в православие; но мать воспитыва­лась в польской семье, где приняла католич. крещение. Она была носительницей польского и католич. начала в семье и оказала изв. влияние на сына, кот., став литератором, переводил польских поэтов. Учился X. в 3-й Моск. классич. гимназии, что дало ему хорошее знание древних яз. О своих детских воспоминаниях он рассказал в очерке « Младенчество ». С ранних лет X. вращался в сфере искусства: ст. брат Михаил был прекрасным зна­током искусств, а его дочь Валентина Михай­ловна известна как художница. При всем влиянии на X. - через мать - польской и ев­рейской (отчасти) культуры истинной колыбе­лью его всегда оставалась русская словес­ность и русская культура с культом Пушкина.

В гимназии учился в одном классе с А. Брюсовым (мл. брат уже знамени­того в те годы В. Брюсова). Через него возник интерес к символистской поэзии; большое влияние на формирование и интересов, и вкусов гимназиста X. оказала дружба, про­должавшаяся и в посл. годы, с поэтом В. Гофманом. Среди своих учителей X. назы­вает также изв. литературоведа В. Шенрока (возможно, заложившего в нем интерес к литературоведч. науке) и двух иностр. поэтов: датчанина Т. Ланге и немца Г. Бахмана. Т.о. уже в гимназич. годы многое на­правляло интересы X. не только в сторону ис­кусства вообще, но к лит. символизму прежде всего. Влияние символизма на формирова­ние тв-ва X. оказалось достаточно силь­ным - раньше других здесь следует иметь в виду воздействие В. Брюсова. Хотя это вли­яние и не следует преувеличивать. Манера зрелого X. ни в коей мере не похожа на сти­хи мэтра. И все же релятивизм символистов (на равных правах у символистов выступают Христос и Антихрист, Бог и Дьявол, добро и зло и т.д.) оставил свой след, трансформи­ровавшись в своеобразный скептицизм, не­отъемлемый от мироощущения X. и его стилистич. манеры.

После окончания гимназии X. некот. вр. учится в Моск. ун-те, но учебу прекращает, отдавшись лит. деятельности. Поэзия целиком поглощает его. Он начал печ. с 1905 в альм, и ж. символистов - «Гриф», «Золотое руно» и др. Перв. кн. стихов - « Молодость » - вышла в 1908. Почти все стихи трагичны, пессимистичны. Поэт не видит в жизни, окружающей его со всех сторон как бы серой пеленой, сотканной из скуки и отчаяния, никакого просвета. Все­ми доступными ему тогда поэтич. сред­ствами он добивается своей гл. цели - передать читателю чувство обреченности и безысходности. Возможно, столь пессимистич. взгляду на жизнь способствова­ла обострившаяся болезнь (туберкулез), но главное - в прямом следовании за тог­дашними авторитетами - Брюсовым, Бло­ком, А. Белым, Ф. Сологубом, из произведе­ний кот. он выбирал лишь то, что соответ­ствовало его тогдашнему настроению. И все же иные из стихов «Молодости» были и са­мостоятельны, и свежи. Неслучайно одно из них (« Время легкий бисер нижет ...») одобрительно цитировал И. Анненский, а В. Брюсов, отличавшийся строгостью оце­нок, также отметил в одной из статей несо­мненное дарование молодого поэта.

До выхода втор. кн. (« Счастливый домик », 1914), т.е. на протяжении 6 лет, X. много пишет и много печатается: он перево­дил польских поэтов, публ. критич. статьи и рец., обнаруживавшие его собств. внутр. рост и складывав­шиеся эстетич. взгляды (уже не во всем совпадавшие с символизмом], сотрудничает в «Универсальной биб-ке» и в «Русских ведомостях». То была весьма плодотворная пора, заметно переменившая его прежнее заимствованно-пессимистич. отношение к жизни. Он связывает свою судьбу (на 10 лет) с Анной Ивановной Гренцион, мл. сестрой писателя Г. Чулкова, и новый круг интересов и забот, любви и житейских тревог подводит его к мысли о ценности простых чувств и «живого счастья». Трагедия бытия су­ществует, но над нею, выше ее стоит и торже­ствует именно простая человеч. жизнь. Поэт в «Счастливом домике» не забывает о «роковой грани» между этими двумя мирами, но душа его и поэзия тяготеют к «просто­му» и «невинному». Книга открывается «Элегией» с призывом «спокойно жить и му­дро умереть». Когда все же другой - «страш­ный» - мир напоминает о себе, поэт обра­щается к миру пушкинской гармонии. Имен­но в «Счастливом домике» выходят едва ли не на первый план и едва ли не демонстра­тивно традиции стиха начала XIX в. Помимо Пушкина это Баратынский и молодой Фет. Во многом новое миропонимание сильней­шим образом сказалось на стилистике и по­этике X. Тяготение к «простому миру», к «пыльце на крыльях мотылька» повлекло его как художника к «прозаизмом жестким» (Н. Берберова), стихам Тютчева, к К. Случевскому, но прежде всего опять-таки к Пушкину и в особенности к Державину. Автора знаме­нитых од и «Водопада» он любил страстно и вдумчиво, учился его непреднамеренному, далекому от «канонов», «варварскому» сло­гу. О Державине он развернуто и впервые написал в 1916 - к столетнему юбилею по­эта, а потом, в 1931, закончил одно из самых сильных своих прозаических и литературоведч. произведений - книгу « Держа­вин ». Следующая после «Счастливого доми­ка» книга (третья по счету) - « Путем зер­на » - вышла в 1920.

В годы Первой Мировой войны, если гово­рить об обществ.-полит. взглядах поэта, он занимал нейтральную позицию, склоняясь скорее к осуждению войны; Фев­ральскую революцию принял восторженно. Его взгляды этой поры можно охарактеризо­вать как левые, с изв. даже симпатией к «большевикам». Его многолетнее «отлуче­ние» от русской лит-ры и от его родины было вызвано сотрудничеством в эмигрантской газ. «Возрождение», отличавшейся антисо­ветизмом. Однако X. настаивал на том, что «быть большевиком не плохо и не стыдно. Го­ворю прямо: многое в большевизме мне глу­боко по сердцу...» (Письмо Б. А. Садовскому от 10 февр. 1920 // Вопросы лит-ры. 1987. № 9). В годы революции и Граждан­ской войны X. читает лекции в Студии Про­леткульта, работает в Наркомпросе, руково­дит моск. отделением изд-ва «Всемир­ная лит-ра», организованного М. Горьким в Пг., заведует моск. книжной палатой. Вся эта разнообразная деятель­ность сближает его с новой жизнью страны и сказывается на стихах. Они становятся и острее, и откровеннее. Название книги «Путем зерна» носит глубоко символич. характер, восходящий к евангельской притче о зерне, которое должно умереть, чтобы вновь воскреснуть. Он проецирует смысл притчи на новую действительность, полагая, что кровавые испытания дадут свежие побе­ги, что молодая поросль жизни восторжеству­ет. В книге, естественно, уже нет той, хотя и временной, гармонии, кот. пытался до­стичь X. в «Счастливом домике», - жизнь разломилась, окровавилась, о равновесии не может быть и речи. Поэтому стих в книге «Пу­тем зерна» напряжен и драматичен - он опять-таки ориентирован на Пушкина и его «плеяду», широко используется ямб - он ста­новится отныне почти пост. размером в поэтич. тв-ве X. Но и ямб, и пуш­кинское начало глубоко растворены в сло­жившейся индивидуальной манере автора, они живут как бы в его поэтич. подсо­знании, являясь интимной опорой души и творчества. Сам X. связывает появление но­вой манеры с переменами в обществ. истории. В ст. « Колеблемый тренож­ник » (1921) он писал, что петровский и петерб. период русской истории кончил­ся, что возврат к старому немыслим.

В кон. 1920 X. переезжает в Пг. - поселяется в знаменитом Доме ис­кусств на Мойке и переживает огромный творч. подъем - тому, возможно, спо­собствовала сама лит.-обществ. атмо­сфера тогдашнего Пг. В 1922 он вы­пускает свою четвертую кн. - « Тяжелая лира » (первонач. Назв. - « Узел »). Для нее характерна подчеркнутая традиционность: главенствует ямб и ориента­ция на лит. опыт XIX (отчасти кон. XVIII) сто­летия. Вполне возможно, что в «классициз­ме» новой книги сказалось влияние и самого города, и т.н. петерб. школы поэзии. Символично, однако (и весьма характерно для X.), что внутри ограниченного и строгого «классицизма» живут боль и страдание, вы­званные не только личными событиями той поры, но, пожалуй, г.о., собы­тиями в стране, пошедшей, по мнению поэта, по неверному пути. Он горько разочаровы­вается в т.н. достижениях революции, ему глубоко претит то явление, которое Маяков­ский примерно в то же вр. назвал «мурлом мещанина». Смерть Блока и Гумилева окон­чательно отвратили его от «диктатуры проле­тариата», вырождавшейся к тому же, по его выражению, в «диктатуру бельэтажа», т. е. новых сытых мещан. В его психологическом и худож. мире снова появилась трагичность. Весь мир кажется ему шатким и чреватым ежеминутной бедою. Скепсис, столь харак­терный для зрелого X., набирает свою силу именно в этой книге.

В июне 1922 X. вместе с Н. Берберовой, ставшей его женой, покидает Россию. На пу­ти лежит сначала Берлин, потом - Париж. Посл. цикл X. называется « Европей­ская ночь » (отд. книгой опубл. не был). Поэт мн. путешествует, но всюду бед­ствует. Его мучает лит. поденщина и болезни. Отношения с эмигрантской сре­дой сложные. X. Публ. статьи и рец. в газ. «Дни» (под ред. А. Керенско­го), «Посл. новости» (ред. П. Милюков), работает над кн. о Дер­жавине, начинает кн. о Пушкине, пишет ис­следование о Павле I. Стихи почти исчезли - после «Тяжелой лиры» и цикла «Европейская ночь» их всего несколько. Живет в нужде, на скудный лит. заработок и только по этой причине начинает сотрудничать в правой газ. «Возрождение», где ведет раздел «Лит. лето­пись». Посл. прижизненный сб. X. « Со­брание стихов » вышел в 1927. После сб. он издал биографию Державина, сб. статей « О Пушкине » (1937) и кн. воспомина­ний и лит. портретов « Некрополь » (1939).

Адреса в Пг.: 1920–21 - ДИСК, пр. 25-го Октября , д. 15; 1922 - Каменноостровский пр., д. 23.

Соч.: Стихотворения. Л., 1989 (БП. БС); Державин. М., 1988; Собр. стихов. М., 1992; Не­крополь. Воспоминания. М., 1996; Из еврейских поэтов. Переводы. М.-Иерусалим, 1998; Некрополь. М., 2001; Стих. / Сост., подгот. текста, вст. ст., прим. Дж. Малмстада. СПб., 2001; Стих. / Сост. В. Зверев. М., 2003; Стих. М., 2007.

Лит.: Вейдле В. Поэзия Ходасевича. Париж, 1948; Зорин А. Начало // Ходасевич В. Державин. М., 1988; Богомолов Н. Жизнь и поэзия Владислава Хо­дасевича // Ходасевич В. Стих. Л., 1989; Лаврин А. Дар тайнослышанья тяжелый // Ходасе­ВИЧ В. Собр. стихов. M., 1992; Толаев В. Мат-лы к творч. биографии // Российский литературовед­ческий ж. 1994. № 5–6; Берберова Н. Курсив мой. Ав­тобиография. М., 1996; Русское зарубежье. Золотая книга эмиграции. Первая треть ХХ в.: Энц. биогр. словарь. М., 1997.

А. Павловский