Лукаш Иван Созонтович

ЛУКА́Ш Иван Созонтович [11.4(30.3).1892, СПб. - 15.5.1940, Медона, Фран­ция] - прозаик.

Отец - выходец из крестьян Полтавской губ., ветеран русско-турецкой войны 1877–78. (С него, по семейному преданию, И. Ре­пин писал казака с перевязанной головой на картине «Запорожцы пишут письмо турецко­му султану».) Мать - воспитанница худож­ника А. Боголюбова. Атмосфера СПб., в кот. рос Л., в значительной мере повлияла на духовный облик и характер ин­тересов будущего писателя. «Я думаю,- вспоминал Л.,- что все, что окружало наше детство страшным и великолепным видением, аркады и колоннады, синеющие в прозрач­ном холоде северной ночи, Минерва и Сфинксы из Фив и медная квадрига Апол­лона, замерзшего в высоте арки, все было магическим заклинанием таинственной силы, которого теперь не знает никто» (Сны Пет­ра. Белград, 1931). Озаренный тор­жественным величием русской имперской столицы, Л. мечтал о том, «чтобы Российская держава была столь же гармоничной и ясной, как фасады петербургских дворцов». Он «сотворил себе идеал просвещенной вели­кой империи, объединившей под знаменем Державина и Пушкина, Петра и Екатерины многие культурные периоды. В русском XVIII веке видел он зачатки этого „светлого царст­ва”» (Л. Любимов). Образ СПб. станет одним из сквозных в ист. прозе писателя.

Л. учился в петерб. ларинской гим­назии, затем в частной гимназии Л. Ленту­ловой (1909–12), на юридическом фак-те СПб. ун-та (1912–16), кот. окон­чил с выпускным свидетельством (сдаче экза­менов помешали рев. события). В 1905–07 - пору «своей странной револю­ционной и романтической юности» - проявил интерес к эсерам. Под воздействием кн. Майн Рида совершил неудачный побег в Аме­рику. Позднее на короткое время сблизился с петерб. эгофутуристами. В 1910 при содействии И. Северянина изд. свою перв. кн. - сб. сюрреалистических «стихотворе­ний в прозе» - « Цветы ядовитые ». В 1912 выступал в изд. эгофутуристов «Оранже­вая урна», «Петерб. глашатай», «Дач­ница», публикуя в них (под псевд. Иван Оредеж) ритмизованную прозу в стиле У. Уит­мена, в альм. «Стеклянные цепи» - статьи о модной в ту пору поэзии Северянина. В канун Первой мировой войны в качестве ре­портера сотрудничал в газ. «Совр. слово», «Речь», ж. «Огонек». В 1915 вступил добровольцем в Преображенский полк, полго­да находился в прифронтовых тыловых учреж­дениях. Приветствовал Февральскую револю­цию (занимал кадетские позиции), писал о ее героях - солдатах и офицерах - очерки про­пагандистского характера в газ. «Труд и воля» Временного комитета Гос. думы (« Преображенцы», «Павловцы», «Волынцы», «Ночь на 28 февраля в Зимнем двор­це »), кот. вскоре изд. отд. бро­шюрами. В дальнейшем в мировоззрении Л. происходит резкий перелом.

Осенью 1917 участвует в подготовке восстания против сов. власти, поддер­живает Корниловский мятеж. В сер. 1918 Л. уехал из Пг. в Киев, где вступил в ряды Добровольческой армии. До эвакуации из Крыма врангелевской ар­мии в нояб. 1920 сотрудничал в белой прес­се (газ. «Юг России», «Голос Таврии»). В эми­грации жил в разных городах - Константи­нополе, Галлиполи, Тырнове, Софии, Вене, Праге, Риге, Париже. В Софии печ. в газ. «Свободная речь», в Берлине - в ж. «Русская мысль», газ. «Руль», был участником писательского содружества «Веретено», где сблизился с В. Набоковым. За время не­продолжительного творч. сотрудниче­ства с ним написал либретто пантомимы «Агасфер» на муз. М. Якобсона и балета «Лунный кавалер» на муз. А. Эйхмана, сочинил неск. скетчей для берлинского кабаре «Синяя птица» Я. Южного. Позд­нее Набоков наделил некот. чертами личности Л. (в частности, склонность к мисти­цизму) героя своего романа «Подвиг» белле­триста Бубнова. Среди прочих трудов Л. этой поры - написанная им по заказу жены генерала Н. Скоблина Н. Плевицкой ее био­графия « Дежкин карагод » (1925) (Но­сик Б.).

Активная творч. деятельность Л. при­ходится на 1920–30-е. Ранние произведения писателя определила тема Гражданской вой­ны. Разрабатывая ее, Л. уверовал в святость идеи Белого движения как единственно спа­сительной «национальной религии» для пре­бывающих в рассеянии русских, кот. спо­собна подвигнуть их к возрождению родины (Литургия верных. К годовщине изгна­ния русской армии // Руль. 1921. 16 но­яб.; Горнист поет // Там же. 1922. 4 янв.). Эта идея определила пафос очерков « Голое поле. Книга о Галлиполи » (1922) - о буднях расквартированной на Галлиполийском п-ове врангелевской армии, настроени­ях б. участников Гражданской войны. Крупным планом даны образы белых генера­лов А. Кутепова («взнуздал Галлиполи же­лезным мундштуком железной дисциплины») и А. Туркула. (Воен. мемуары послед­него «Дроздовцы в огне» (1937) вышли в лит. обработке Л.) Очерки Л. о Галлиполи в кру­гах русской эмиграции были встречены неод­нозначно. Теме Гражданской войны посвящены и др. ранние произведения Л.: повесть « Смерть » (1922), где показана жизнь про­винциальной русской интеллигенции под вла­стью большевиков, «поэма» « Дом усоп­ших » (1922) о предсмертных часах сов. граждан, умирающих от чахотки в од­ном из крымских санаториев. В «мистерии» « Дьявол » (1922), построенной как цепь слабо связанных фрагментов-видений (вой­на, штурм Зимнего дворца, сцена изнасило­вания женщин батальона охраны, ночной ку­теж в подвальном ресторане, допрос в ЧК - и над всем этим фигура дьявола, «дирижиру­ющего» сонмом чудовищных видений) кри­тика отмечала, что Л. «легко отталкивается от грязной и кровавой земли - и повисает в мета­физическом пространстве» (Мочульский К. // Звено. 1923. 26 февр.).

В основу биографич. романа « Белцвет » (1923) легла история становления прошедшего горнило войны героя, чья судьба оказалась мистически связанной с образом загадочной женщины. Произведениями о Гражданской войне Л. снискал себе репута­цию писателя-белогвардейца. В немалой сте­пени этому способствовал его выход из писа­тельского содружества «Веретено» в кон. 1922 (совм. с И. Буниным, В. На­боковым и др.) в знак неприятия сменовехов­ских настроений у некоторой части членов этого объединения (Новое русское слово. Н-Й., 1981. 4 окт.).

В 1925 Л. переехал в Ригу, где редакти­ровал (совм. с Н. Бережанским) газ. «Сло­во». В Латгалии он наблюдал жизнь русских крестьянских хуторских хозяйств, отошедших к буржуазной Латвии, кот., не испытывая диктата извне, получили возможность сво­бодного развития. Эти впечатления Л. нашли отражение в очерках « Земля святой Оль­ги. Угол Латгалии » (Перезвоны. 1925. № 2) и « Изборская земля. Дорожные заметки » (Возрождение. 1929. 12 окт.). Л. отмечал, что «...на хозяине-земледельце вы­растет... российская национальная демокра­тия и Российская мирная держава» (Перезво­ны. 1925. № 2).

Стремление понять истоки трагедии 1917 привело Л. к ист. тематике. Он со­здает сб. рассказов о прошлом северной сто­лицы - « Черт на гауптвахте » (1922), « Дворцовые гренадеры » (1928). Ист. рассказы печатались в разные годы в ж. «Сполохи», «Мир и искусство», газ. «Возрождение, ж. «Перезвоны» и вошли в сб. «Сны Петра» (1931). Свой взгляд на русскую историю Л. изложил в ст. « Две России » (Руль. 1924. 9 сент.) и в предисл. к сб. « Сны Петра »: «...мое отечество было обречено на ту судьбу, которая разыгралась на глазах на­шего поколения... Россия... была не вопло­щенным до конца сном Петра, полуявью и по­лупровидением, сменой снов, движимых к горчайшему пробуждению». Такое понима­ние эпохи обусловило специфичный образ­но-тематич. антураж его ист. прозы. Тоска по утраченной России уводила Л. от действительности в мир призраков и грез. Поэтизируя прошлое, он «любил пи­сать о белесой царице Елизавете, о суворов­ских гренадерах, о баталиях и пирах той по­ры, когда прорубалось окно в Европу», о «ге­роике русского крепостного мужика в пудре и треуголке» (Любимов Л.). «Пе­тербургские истории» Л. умело стилизовал под рассказ от лица солдат, старых нянь. Этим объясняется интерес писателя «к исто­кам русского языка, времени его особой пол­нозвучности, ясности, свободы от инородных примесей» (Руль. 1923. 11 март.). В сюрреа­листическом пространстве ист. про­зы Л. действует мир людей (солдаты, старухи, масоны), магический мир вещей (загадочные старинные портреты, окруженные мистичес­кой аурой) и миражи, призраки, черти. «Страшно реален образ черта в творчестве Лукаша, - писал В. Татаринов, - в этом он напоминает Гоголя, под сильным влиянием которого... находится» (Руль. 1923. 11 март.). В гротесковой манере написана приключ. повесть Л. « Граф Калиостро » (1925) об изв. авантюристе и мистике XVIII в. Джузеппе Бальзаме, посетившем СПб. в 1782. В основе повести - тема по­исков «философского камня».

В 1928 Л. переехал в Париж, став пост. сотрудником газ. «Возрождение» (ред. Г. Струве), в кот. печ. И. Бу­нин, И. Шмелев, А. Амфитеатров, Н. Тэффи и др. Здесь Л. регулярно выступал со статьями, очерками, рассказами, рец., публ. отрывки из своих произведений.

С интересом был встречен его ист. роман « Пожар Москвы » (1930), в кот. освещен трагич. период русской истории от убийства Павла I до восстания де­кабристов. К. Зайцев отмечал, что «перед нами произведение русской литературы ув­лекающее и волнующее», на котором лежит печать «интуитивного прозрения в судьбы России» (Россия и славянство. 1930. 24 мая). В. Ходасевич обратил внимание на одну из характерных особенностей героев «Пожара Москвы» - их «медиумическую восприимчи­вость» к воздействию роковых сил истории. «У самого Лукаша, как и его героев, инстинкт оказывается мудрее сознания» (Возрожде­ние. 1930. 17 апр.). Написанный через 6 лет после «Пожара Москвы» роман « Вьюга » (1936) Ходасевич назвал «живой, та­лантливой книгой» (Возрождение. 1936. 18 июн.). Это произведение Л. писал для лит. конкурса, объявленного в 1933. Условие кон­курса - показать в произведении опасность психологии большевизма.

На страницах «Возрождения» Л. высту­пал и как лит. критик. Писал о тв-ве ли­тераторов-современников (А. Куприне, Б. Зай­цеве, Д. Мережковском и др.). Размышляя о сущности худож. тв-ва, Л. подчерки­вал, что истинное художество «всегда, воль­но или невольно, ищет разгадки понимания духа бытия». Формула тв-ва мыслится Л. как «путь к откровению Бога в мире... Ис­тинное художество - богопознание и боговыражение» (Возрождение. 1929. 28 март.).

В поздних романах « Ветер Карпат » (1938) и « Бедная любовь Мусоргского » (1940), создававшихся тяжело больным и нуждающимся Л., на перв. план выходит тема рока, капризной «музыки судьбы», мис­тически влияющей на жизнь человека. Роман «Бедная любовь Мусоргского» считается са­мым значительным произведением Л., в кот. он показал себя как талантливый сти­лист. Судьба Мусоргского в романе воспри­нимается как прелюдия к драме русского на­рода в XX в.

Творч. наследие Л. породило неод­нозначные оценки современников. А. Тол­стой считал, что «талантливые вещи» Л. «сильно портит политическая белогвардей­ская подкладка» (Известия. 1923. 8 мая). И. Голенищев-Кутузов отмечал, что свои­ми произведениями Л. «создает свой мир, ле­генду о Российской империи», обладающую «магической силой оживлять русские сердца в муках сорокалетнего странствования» (Возрождение. 1932. 23 июн.). По свиде­тельству Р. Гуля, Л. остался «недооцененным» в эмиграции, ибо «всегда ходил „в правых”» (Новый ж-л. Н-Й., 1979. № 134).

Соч.: Голое поле (Из повести) / Предисл. В. Еременко // Кубань. 1990. № 11; Граф Калиостро / Предисл. А. Аринштейна. М., 1991; Портреты / Предисл. А. Бого­словского // Человек. 1992. № 2; Бедная любовь Му­соргского / Предисл. А. Богословского. М., 1992; Князь Пожарский. Этюд / Вст. ст. А. Богословского // Волга. 1993. № 7; Москва, страна отцов / Предисл. А. Богословского // Москва. 1994. № 4; Дворцовые гренадеры / Предисл. А. Апасова // Бежин луг. 1994. № 4; Соч.: В 2 т. М., 2000 / Вст. ст. М. Фи­лина.

Лит .: [Краткая биография, написанная женой Лукаша] // Возрождение. 1957. № 70; Стру­ве Г. Об одном берлинском лит. кружке // Новое рус­ское слово. Н-Й., 1981. 4 окт.; Любимов Л. На чужбине. Ташкент, 1987; Перву­шин Н. Немного об Иване Лукаше // Новый ж-л. Н-Й., 1988. № 172; Носик Б. Мир и дар Набоко­ва. М., 1995.

В. Запевалов