Люлин Александр Сергеевич
ЛЮ́ЛИН Александр Сергеевич [28.11.1955, д. Посадниково Грязовецкого р-на Вологодской обл.] - поэт.
Мать крестьянка, отец воен. моряк, затем механизатор, предс. колхоза, военкор. Младенческие годы Л. прошли в доме его крестной матери - тайной монахини. С 6 лет работал в деревне подпаском, пастухом. В 1966 переехал в г. Отрадное Лен. обл., где окончил школу. После службы в армии работал на производстве.
Стихи пишет с детства, перв. публ. - в 1976 в газ. «Ленинское знамя» (г. Тосно). Занимался в лен. ЛИТО «Радуга», рук. которого, Е. Вечтомова, писала в 1980: «Имя Люлина уже хорошо известно среди литераторов. Поэт он растущий, думающий, интересно видящий мир. В литобъединении „Радуга” он - лауреат премии им. Ю. Инге (за стихи памяти В. Шукшина). Заметно, насколько яснее, чище, ярче стало его творчество» (Лит. Петербург. 2000. № 1). Л. был участником, а позже - рук. творч. семинаров Конференций молодых литераторов Северо-Запада. В 1993 принят в СП России. В 1993–95 учился на Высших лит. курсах при Лит. ин-те им. М. Горького (семинар Ю. Кузнецова). В 1995–96 работал в петерб. храме Георгия Победоносца. Продав свой дом, Л. вел безбытное существование, ютясь в помещениях СП, с 2008 ― в дер. Дусьево Лен. обл.
Стихи Л. публ. в газ., ж-лах, колл. сб. «Молодой Л-д», «Лит. Россия», «Наш современник», «Аврора», «Нева», «Звезда», «Север», «Русский вестник», «Православный СПб.» и др. Перв. кн. стихов Л. « Заповедник » вышла в 1983. С перв. же стих. был заявлен масштаб поэтич. мысли: «Прохладны звезды. Мир высок. / Во сне ворочаясь, Россия / Дыханьем греет мне висок...». Автор пробует разные стили, интонации. В стихах звучат цитаты из Есенина («Что же я тоскую, что желаю», «Жизнь прошла. А кажется, вчера / Я тебя в березах целовал»), Рубцова («Взойду на холм. И сердце ахнет!»). С др. стороны, характерная образность («Может быть, зачистив электроды, / Душу к телефону подключу»), когда «лабораторией» предстает у Л. не только природа, но и сама жизнь - явное влияние эпохи НТР. Поэт не только наслаждается веществ. плотью мира, своим молодым телом («пчелиное гнездо и мыслей и страстей»), но и задумывается о бессмертии души: «обидно иногда, что отменили бога» (« Мысли во время дождя »). Элегич. настроения, созерцания природы дарят емкие образы: «Спит под крестами полусгнившими / Церквушки сельской экипаж» (« Дожди »).
Во внутренних рец. (опубл: Лит. Петербург. 2000. № 1) отмечались черты поэзии Л.: «чистое отношение к миру, к людям», «глобальное мышление». «Вселенная входит в его стихи так же равноправно, как любимая» (Н. Полякова), «это своеобразный, глубокий, истинно народный талант» (И. Сергеева).
Для поэтич. яз. Л. изначально характерна особенная символика, его образы порой неожиданны: «вольтеровы рты» ворон, «наше соленое счастье», «сковородка бытия», СССР - «инкубатор любви». М. Шикова отмечала: «Стихи... удивляют своей дерзостью, удалью, размахом поэтической натуры», Л. свойственны «острый взгляд остроумная нюансировка положений, смесь иронии и лиризма».
Если перв. кн. наполняли светлые краски и интонации, то во второй, « Человек дождя » (1992), проступает ожесточенность по отношению к жизни, кот. определяется зачастую как «стерва... обманщица» (« Элегия »), и даже соловей «задыхается от злости». Стих. Л. 1990-х собраны в кн. « Обнаженные слова » (2000). В любовной лирике Л. преобладают настроения разочарования, упреков неверному и искусительному женскому роду: «Взрослая женщина - яблочко сочное, / Но с червоточинкой в сладких местах» (« Слопал другой мое райское яблоко... »). С горькой иронией поэт благодарит неверную возлюбленную «За то, что молодость разбила, / Что сердце бросила на снег». Лишь образ матери окружен ореолом праведности: «Потому что мамин голос ― / Голос Бога самого».
Характерны для поэзии Л. мотивы одиночества, покаяния (« Томятся души одинокие...», «Холодно и одиноко в доме...», «Побудь со мной »), в кот. подчас различимы есенинские интонации, но чаще встречаются пушкинские темы и образы. Так, «грехов свора» преследует лирич. героя, подобно «льву» из стих. Пушкина «Напрасно я бегу к сионским высотам», а вопрошания «Зачем я приходил на землю? Зачем на ней существовал» отсылают к пушкинскому «Дар напрасный, дар случайный...». Однако Л. абсолютно искренен, по опр. критиков, «чистонаивен» и не пытается искусственно поддерживать высокую образность и слог: стих. о смысле жизни заканчивается вполне житейскими раздумьями, что еще никто «на тот свет не уволок... ни женщину... ни каши котелок».
Значительное место в поэзии Л. занимают стих., в кот. автор пытается передать свое восприятие евангельских заповедей, образов подвижников, почитаемых икон. Это цикл стихов, посвящ. православным праздникам (« Рождество», «Преображение», «Пасха »), авторское переложение посланий св. апостола Павла «К римлянам», «К ефесянам» и др., поэма « Мария Египетская» . В то же время нередки у Л. резкие антиклерикальные выпады: «Лицемерие ненавижу, / Отрицаю церковный цирк... / С догматических колоколен / Криво судите, господа», «Отстроенные храмы, а в алтаре - змея!», и этой змее служит «поп-попугай».
Ряд образов-лейтмотивов поэзии Л. заимствован из фольклора: так, Россию символизирует Царевна-лягушка. В руках насильников и экспериментаторов «Скромница-Русь» превращается то «в бородавчато-черную жабу», то в «утопленницу», то в обезьяну с короной на голове, становится объектом «мерзостной игры», на что непосредственно указывает эпиграф из пушкинского «Гусара», предпосланный к главе «Империя печали, государство слез». Возникает и образ Ивана-царевича, стремящегося воскресить Россию-Царевну, вернуть ей прежний лик - и потому занятого поисками «Кощеевой смерти».
Лирич. герой Л. - русский человек на переломе эпох, с взлетами и падениями ищущей души, грешащий и кающийся,- напоминает образ Мити Карамазова: «То пост держал, то матерился, / То умирал, то воскресал, / То Богу истово молился, / То кулаками потрясал». «В его поэзии причудливо уживаются вера и безверие, целомудрие и цинизм, щемящая лирика и бесшабашность» (М. Шикова).
Смеховая культура, народная по своим истокам, широко проявляется в тв-ве поэта: травестия, автоирония присутствуют даже тогда, когда Л. пишет о высоких, трагич. предметах. Часто встречающиеся у Л. разухабистые куплеты, частушечный ритм обнаруживают полную раскованность автора, кот. удается передать экзистенциальное состояние «бездны на краю» с типично русскими поворотами темы. Так, в стих. « Вторые петухи » в исступленном вихре мелькают кресты, кости, синагога, мечеть, монастырь, крематорий, самогон; настроения отчаяния и плотского праздника, сменяя друг друга, тем не менее, сопровождаются отчетливым сознанием собств. греховности и желанием скорейшего конца времен: «Но восстанет вся планета, / Но преобразимся мы, / Потому что конец света - / Это значит: конец тьмы».
Гражданская поэзия Л. - сплав отчаяния, ожесточенности, боли за страну и беспощадных инвектив в адрес ее палачей. Политические, социальные катаклизмы 1990-х погружаются Л. в религиозный контекст. Так, в стих. « Сороковины » убийцы павших у Дома Советов «будут судимы... небесным судом», в то время как память о погибших выкристаллизовывается в формулу: «Светит Солнце смиренной лампады / Перед образом грозным Творца».
Итоговое для тв-ва Л. 1990-х произведение - мистерия-буфф « Змея и крест » (1998), напис. в традициях Маяковского. В сценках, монологах, круговерти образов предстает история России XX в.: революция, Гражданская война, казачество, эмиграция, расстрелы ВЧК, гитлеровская Германия, парад Победы (в поэму полностью включен тост Сталина «за здоровье русского народа»), эпоха реформ. Завершается поэма призывом к расправе над новыми буржуями («так выжигай напалмом московское гнилье»), автор помещает бланк расстрельного списка, предлагая читателю самому вписать имена.
Разные голоса, разные точки зрения на происходящее создают стереоскопич. эффект: обрисованы и сознание большевика с характерными идеологемами («белогвардейская шваль»), и офицера-эмигранта, и арийца-гитлеровца. Сочувствие вызывают те, кто остался верен присяге и родине, кто «целовал крест» и не поддался посулам «змея». Симпатией пользуются простой люд, «рабочие и крестьяне», в то время как иные классы (будь то «дамочка-дворянка» или чекисты) часто вызывают беспощадную иронию. Отношение к фигуре Николая II в предшествующей поэзии Л. было противоречивым: то государь видится как преступный и слабовольный «растлитель миллионов душ», и поэтому «В подвале Екатеринбурга / Настиг семейство Божий бич», то фотографии и письма царских мучеников «святою дышат простотой», однако в мистерии осознание того, что в новое время «Николай Кровавый „святым” скелетом стал» рождает лишь ненависть. В поэме происходит смешение ценностных пластов, идеологий, философий, когда уже трудно понять, «на чьей стороне» Господь и где истина. У Л. убитый красноармеец попадает в рай за то, что сражался с «бесовскими полками», в которые зачислены «цари да генералы, попы да кулаки». Кровавые вихри Гражданской войны, жертвы войны Отечественной видятся Л. как очищение России, отсюда эпатирующие формулировки: «Кто враг Страны Советов - тот, значит, враг Христа», «Торжественно-красива - как церковь на крови / Советская Россия - империя любви». Автор пытается разглядеть в трагических катаклизмах особый Божий промысел: Россию на ее исторической стезе сопровождают «ангелы-хранители ДНК», вовремя убирающие все вредоносное, порой они принимают облик нажимающих на курок работников ЧК. В эпоху, когда «взорвали на кусочки державный монолит», когда «...в кремлятнях властных - хоть выноси святых! - / Ни белых нет, ни красных - лишь стаи голубых», поэту остается воскликнуть: «Прилаживай, Россия, к винтовочкам штыки». Л. «в своей поэзии представляется не только лирическим отшельником и философом, но и русским былинным богатырем, а теперь и библейским мифотворцем» (В. Морозов).
В 2006 выпустил экспериментальную кн. « Люби отечество земное », центральные стих. которой посвящ. женщине, отвергнувшей его любовь. Безответное чувство поэта перерастает в яростные инвективы: он уличает избранницу в фарисействе, врожденной порочности и бездушии.
В заглавии главного раздела новой кн. « Азбука славян » (2015) – «Стихи последних лет» – видится двойной смысл: они наполненв эсхатологическими мотивами, размышлениями о «последних временах». Заметнее стала ориентация Л. на классику. Заголовки некоторых стихов сознательно заимствованы у русских поэтов: « Река времен», «Мой черный человек», «Последний пророк», «Поэт и гражданин » и др.; Л. развивает классические мотивы применительно к своей душе и к своей судьбе. Парафраз известных блоковских строк можно обнаружить в обращении Л. к Руси: «Тебя ругаю-критикую, / Но помогу нести твой крест. / Ведь я люблю тебя такую, / Какая есть».
Л. не чуждается иронии: «Я – поэт Советского Союза! / А в СП России – просто член», изобретателен в лексике и образности: «Да будет Божья благодать / Спасеньем от скотовости; / Мы рождены, чтобы страдать: / Страданье – капсюль совести».
В стих. « Письмо к матери (в мир иной). Маленькая поэма » автор описывает события своей жизни, в основном невеселые. Начиная с первой строки «Мать, я матом не ругаюсь, / Хоть причины есть, увы», автор в раёшной стилистике, надев маску скомороха или юродивого, выражает серьезные чувства и мысли. Высокие образы Агнца, Небес, мотивы спасения души, покаяния, небесной церкви соседствуют с разудалым говорком: «Многие поумирали / Вспыхнул, посветил – сгорай! / Я им всем желаю раю: / Что такое это – рай?»
Главнейшие составляющие поэтического мира Л. – «юмор, терпение, молитва и пение. Терпение и молитва звучат, как правило, прикровенно. Откровенно он поёт и шутит, ерничает». Но в этой «несусветице, в издевке юродивого подчас скрыта истина пророчества». (А.Медведев)
Лауреат лит. премии им. Н. Рубцова (1994), ж. «Наш современник» (1999), Правительства Лен. обл. «Ладога» им. А. А. Прокофьева (2000).
Соч.: Заповедник. Л., 1983; Человек дождя. СПб., 1992; Обнаженные слова. СПб., 2000; Лирика: 1998–2001. СПб., 2005; Люби отечество земное. СПб., 2006; Стихи // Невский альм. 2015. № 4 (84); Азбука славян. СПб., 2015; Стихи // «Дайте Родину мою». СПб., 2015; Стихи // Петербургский строфы /Сост. М.Аникин. СПб., 2015; 2016; 2017; Стихи // Невский альм. 2016. № 6 (92); Скворцы прилетели [Очерк о поэте В.Скворцове] // Невский альм. 2017. № 2 (94).
Лит.: Шикова М. [Рец.: «Человек дождя»] // Ладога. Кировск, 1993. 26 июня; О поэзии Александра Люлина (Из неопубликованных рец.) // Лит. Петербург. 2000. № 1; Ефимовская В. Помощница молитвы // Росс. писатель. 2001. № 10; То же // Всерусский собор. 2003. № 1; Морозов В. Свет потаенный. СПб., 2003; Кречетов В. За колючей проволокой строк // Кречетов В. Яйцо Леды. СПб., 2003; Ефимовская В. ...У смерти отнимал: Философия красоты Александра Люлина // Морская газ. 2004. 30 янв. № 5–6; Козлов К. Об авторе // Медвежьи песни. 2004. № 11; Токажевская М. «Мерою любви…» // Невская застава. Лит. альманах. Вып. 1. СПб., 2007; Рыбакова В., Романов А. На красный свет. СПб., 2008; Биобиблиогр. справочник СПбО СП России / Сост. А. И. Белинский. СПб., 2011; Медведев А. Россия в азбучных истинах // Невский альм. 2016. № 2 (88); Старикова Л. На углях рассвета. СПб., 2105; Ефимовская В. «У смерти отнимал…» Философия красоты в поэзии Александра Люлина // Ефимовская В. Резонанс жизни. СПб., 2015; Медведев А. Россия в азбучных истинах // Невский альманах. 2016. № 2; То же: https://denliteraturi.ru/article/1603
А. Любомудров
