Иванов Вячеслав Иванович

ИВА́НОВ Вячеслав Иванович [16(28).2.1866, М. - 16.7.1949, Рим; похоронен на протестантском кладб.] - поэт, драма­тург, теоретик символизма, филолог, пере­водчик.

Отец, Иван Тихонович,- землемер, позд­нее - мелкий служащий Контрольной пала­ты, скончался в 1871. Мать, Александра Дмитриевна (ур. Преображен­ская) - дочь сенатского чиновника и внучка сельского священника. Она с детства привила сыну патриархальную веру в Бога и лю­бовь к поэзии. С 7 лет мальчика стали обу­чать иностр. яз. и российск. словеснос­ти, а по утрам вместе с матерью он с удоволь­ствием читал акафисты и тексты Евангелия. В 1-й моск. гимназии (1875–84), кот. И. закончил с золотой медалью, продол­жали формироваться его характер и гумани­тарные склонности. 12-летним гимназистом он по собств. инициативе начинает за­ниматься древнегреческим яз. Впоследствии он свободно будет владеть мн. европейскими яз., в т.ч. немецким, французским и итальян­ским. Через 2 года он внезапно осознал себя «крайним атеистом». «То мое вольнодумст­во,- вспоминал позднее И.,- обошлось мне самому недешево: его последствиями были тяготевшее надо мною в течение нескольких лет пессимистическое уныние, страстное вож­деление смерти, воспеваемой мною и в тог­дашних стихах, и, наконец, детская попытка отравления доставшимися мне от отца ядови­тыми красками в семнадцатилетнем возрас­те. Примечательно, что моя любовь ко Христу и мечты о Нем не угасли, а даже разгорелись в пору моего безбожия. <...> Страсть к Досто­евскому питала это мистическое влечение, которое я искал примирить с философским от­рицанием религии» (Автобиографическое письмо В. Иванова С. А. Венгрову // Ивано­ва Л. Воспоминания). В 1884 И. по­ступает на историко-филологич. фак-т Московского ун-та. 2 года он учится под рук. ис­торика П. Виноградова. Затем по его рекомендации для продолжения образования И. вместе с молодой женой, сестрой своего дру­га Дарьей Михайловной Дмитриевской, уез­жает в Берлин (1886). Переезд за границу (до 1905 И. приезжал в Россию только на ко­роткое время) совпал у него с новым миро­воззренч. кризисом. С одн. стороны, его влекло к активной подпольной работе, с другой - он перестает видеть в ней какой-либо этический и содержательный смысл. В Берлине в теч. последующих 5 лет он занимается экономико-юридическими аспек­тами римской истории под рук. зна­менитого историка античности Т. Моммзена. После окончания курса (1891) И. начинает готовить дис. о римских откупах. В это время он живет в Париже, а затем в Лондоне. С 1892 с женой и дочерью Александрой по­селяется в Риме, затем во Флорен­ции, где изучает памятники антич. культу­ры. Годы пребывания за границей пробудили обостренный интерес к России. «Как только я очутился за рубежом,- вспоминал И.,- за­бродили во мне искания мистические, и про­будились потребности осознать Россию в ее идее. Я принялся изучать Вл. Соловьева и Хо­мякова» (СС.Т.2). С нач. 1890-х И. увлекается изучением Ницше, кот., по его словам, становится «властителем на­ших дум и ковачом грядущего» (Иванов Вяч. По звездам. СПб., 1909). Ницше от­крыл для И. феномен Диониса как вневре­менное начало духа, как силу, «разрешаю­щую от уз индивидуаций». По справедливым словам С. Аверинцева, И. «прочел Ницше глазами русского интеллигента. Сверхчело­веческое - уже не индивидуальное, но по не­обходимости вселенское и даже религиоз­ное» (Аверинцев С. Вячеслав Иванов // Иванов Вяч. Стихотворения и поэмы. Л., 1978). Однако увлечение немецким философом вскоре превращается у него во внутренний спор, в кот. культу ницшеан­ского антихристианства и волюнтаризма И. противопоставляет вечные христианские цен­ности. В статье « Ницше и Дионис » (Весы. 1904. № 5) трагич. силу Ницше он ус­матривает в том, что философ «не уверовал в бога, кот. сам открыл миру. Он понял дионисийское начало как эстетическое и жизнь - как „эстетический феномен”. Но то начало,- подчеркивает И.,- прежде всего, начало религиозное...».

Летом 1893 в Риме он знакомится с Лиди­ей Дмитриевной Зиновьевой-Аннибал, про­исходящей из аристократической сербско-русской семьи (ее брат А. Зиновьев в 1903–11 был губернатором СПб.), что приводит его в 1895 к окончательному разрыву с дочерью и женой. Вспоминая об этом знакомстве, И. писал: «Друг через дру­га нашли мы - каждый себя и более, чем только себя: я бы сказал, мы обрели Бога» (Автобиографическое письмо В. Иванова С. А. Венгерову). В 1896 И. официально разво­дится с первой женой, но бракоразводный процесс Зиновьевой-Аннибал из-за требований супруга оставить ему всех трех детей (будущих пасынков и падчерицы И.) затянулся до 1899. В ожидании юридич. расторжения брака Зиновьева-Аннибал и И., скрывая свою связь, вынуждены скитаться по Италии, Франции, Англии и Швейцарии. В нач. 1899 они были об­венчаны в греческой православной церкви в Ливорно. В апр. 1896, находясь в Париже, И. узнает о кончине матери. На следующее утро в православной церкви Парижа он за­казывает обедню и панихиду. «В ту пору,- пишет О. Дешарт,- он уже вернулся не толь­ко к вере, но и к вере в личного Бога, но от церкви он был еще весьма далек». Вскоре у Зиновьевой-Аннибал от него рождается дочь Лидия («Лидия ма­ленькая», 26.4.1896 - 9.7.1985), а затем по­является и втор. дочь - Елена, скончавшая­ся через полтора месяца. Летом 1900 И. вме­сте с Зиновьевой-Аннибал посещает в СПб. философа В. Соловьева (пер­вое знакомство при содействии Д. Дмит­риевской состоялось 9 окт. 1895), благодар­ным учеником кот. И. оставался всю свою жизнь. После встречи с философом, скончавшимся 31 июля этого же года, И. и Зиновьева-Аннибал совершают па­ломничество в Киево-Печерскую лавру, где и причащаются впервые за мн. годы. Это со­бытие знаменовало для И. окончательный от­ход от «языческого гуманизма» и начало подлинного воцерковления. За полтора меся­ца до своей смерти В. Соловьев одобрил и название перв. кн. стихов И. « Корм­чие звезды ». В 1895 И. заканчивает рабо­ту над дис., написанной на латинском яз. « Об обществах откупщиков в Риме » (СПб., 1910). В дальнейшем все его жизнен­ные интересы сосредоточиваются на религи­озно-исторической и эстетической пробле­матике, на понимании истории мировой куль­туры и движения истории как религиозно-ми­фологич. феномена. Он работает в Афинах, посещает Египет и Палестину. В нач. XX в. И. вместе с женой обосновыва­ется в Женеве, где изучает санскрит. Ранние стихотв. публикации И. в русских ж. (Космополис. 1898. № 11; Вестник Европы. 1898. № 9; 1899. № 6) остались практически незамеченными.

Первый сб. стих. «Кормчие звезды» вы­шел за счет средств автора в СПб. в 1903. Критика устанавливает за И. репута­цию «Тредиаковского наших дней». Одно­временно И. продолжает разрабатывать свои философско-религиозные исследова­ния, связанные с античностью. Весной 1903 в Русской высшей школе обществ. наук в Париже И. читает курс лекций об античном дионисийстве (Эллинская религия стра­дающего бога // Новый путь. 1904. № 1–3, 5, 8–9; Религия Диониса // Вопросы жизни. 1905. № 6–7). Здесь же на курсах И. знакомится с В. Брюсовым, с кот. надолго завязываются дружеские отношения (см. их переписку 1903–23: ЛН. Т. 85). Весной-летом 1904 в течение четырех месяцев И. с же­ной гостят в кругу моск. символистов, где И. быстро приобретает заслуженный ав­торитет. В М. он знакомится с А. Белым, К. Бальмонтом, Ю. Балтрушайтисом, а в СПб. с Д. Мережковским, З. Гиппиус и А. Блоком. Одновременно начинает сотрудничать в ведущем ж. рус­ских символистов «Весы», надеясь сделать это издание рупором нового религиозного теургического искусства. Однако его расчеты не оправдались, что, видимо, и побудило его по возвращении в Россию выбрать местом жительства не М., а СПб., в кот. активно разворачивалась лит.-обществ. деятельность четы Мережковских.

В 1904 написал трагедию « Тантал », тогда же в М. выходит втор. книга лирики И.- « Прозрачность », с воодушевлением встре­ченная символистами. Блок в рец. на книгу (Новый путь. 1904. № 6) писал: «По­эзия Вяч. Иванова может быть названа „уче­ной” и „философской” поэзией. По крайней мере - за исключением немногих чисто ли­рических и прозрачных, как горный хрусталь, стихотворений (например, „ Лилия ”) - боль­ше всего останавливают внимание те, на ко­торых лежит печать глубокого проникнове­ния в стиль античной Греции. <...> Почти все стихи сделаны с тонким вкусом, с приемами, еще не примененными в нашей литературе». Характеризуя втор. кн. стихов И., Аверинцев отмечает: «Иногда Иванов достигает новой, недоступной ему прежде тонкости; иногда он приходит к досадной красивости. И все же он остается прежде все­го самим собой - „каменным” поэтом. Он включает в сборник целый цикл стихотворе­ний о драгоценных камнях - алмазе, рубине, аметисте и т.д. Он снова сравнивает жи­вую трепетную зелень с застывшим смараг­дом <...>. Он с еще большей неумолимостью чеканит по-античному сжатые афоризмы для выражения „вечных” истин...» (Аверинцев С.С. Вячеслав Иванов// Иванов Вяч. Стихотвпрения и поэмы.Л.,1978). В 1904 напис. статьи « Поэт и чернь», «Ницше и Дионис», «Копье Афины», «Новые маски ».

В июле 1905 Ивановы окончательно пе­реезжают в Россию, сняв в СПб. квар­тиру на Таврической ул.,д.25, на посл. этаже в башне углового дома. С нач. осе­ни «башенные» среды И. становятся одним из наиболее изв. лит. салонов российской столицы. В «становище» (так называли Ме­режковские квартиру Ивановых) шла, по сло­вам Белого, «яркая, но сумасшедшая жизнь». Практически в ней перебывал весь цвет лит.-богемного, артистически-худож. и интеллек­туального СПб. Ночная жизнь иванов­ских «сред» привлекала к себе как убелен­ных сединами старцев, так и разнообразную молодежь. На «симпозионе» И., по воспоми­наниям бессменного председателя «сред» Н. Бердяева, «происходили самые утон­ченные беседы на темы литературные, фило­софские, мистические, оккультные, религиоз­ные <...> В. Иванов был незаменимым учите­лем поэзии <...> виртуозом в овладении ду­шами людей. Его пронизывающий змеиный взгляд на многих, особенно на женщин, дей­ствовал неотразимо» (Бердяев Н. Самопо­знание.Л.,1991). Здесь можно было встретить А. Блока, Ф. Сологуба, В. Ро­занова, З. Гиппиус, Д. Мережковского, К. Со­мова, Л. Бакста, М. Добужинского, Вс. Мей­ерхольда, В. Комиссаржевскую, М. Горького, А. Луначарского, В. Эрна, С. Франка, Л. Шестова, Г. Чулкова, С. Городецкого, Н. Гу­милева, М. Волошина, В. Хлебникова, О. Мандельштама, М. Цветаеву, А. Ахмато­ву и др. На «башне» 19 апр. 1910 состоя­лась в постановке Мейерхольда премьера драмы Кальдерона «Поклонение кресту» в пер. Бальмонта. Особая культурно-гер­меневтическая атмосфера двусмысленности и утонченного эротизма «башни» и внешнего мира разительно между собой расходились. «Когда я вспоминаю “среды”,- писал Бердяев,- меня поражает контраст. На „башне” велись утонченные разговоры самой одаренной элиты, а внизу бушевала революция. Это были два разобщенных ми­ра. <...> Однажды, когда „среда” была осо­бенно переполнена, был произведен обыск, произведший сенсацию <...> Но в общем культурная элита на „башне” была изолиро­вана. „Мистический анархизм”, существо­вавший короткое время, нисколько не при­ближал к социальному движению того време­ни» (Там же). Собрания на «башне» были прекращены осенью 1909, когда заседания «Поэтич. академии», преобразованной в «Об-во ревнителей худож. слова», были перенесены в ред. «Аполлона».

В 1907 выходит третий поэтич. сб. И. « Эрос ». Откликаясь на него, Брюсов пи­сал: «В 34 стихотворениях, образующих „Эрос”, Вяч. Иванов вновь предстает перед нами поэтом, не знающим запрета в своем искусстве, властно, как маг, повелевающим всеми тайнами русского стиха и русского слова. <...> Вяч. Иванов принадлежит к числу художников, достигших всех вершин искусст­ва <...> Поэзия Вяч. Иванова - новый этап в истории русской литературы, открывающий пути в далекое будущее...» (Весы. 1907. № 2).

17 окт. 1907 в Загорье, в дальнем помес­тье Могилевской губ., от скарлатины скоропо­стижно умирает на руках И. его жена, его «Диотима», любить кот. поэт продолжал всю свою жизнь. Внезапная смерть близкой женщины потрясла И. и вместе с тем явилась поворотным моментом в его тв-ве и ду­ховных исканиях. Последующий, через два с половиной года, брак с падчерицей В.К. Шварсалон, очень похожей на мать, смягчил, но не заслонил живой памяти о Зиновьевой-Аннибал. Своеобразным итогом жизни на «башне» явились два тома стихов « Соrardens » (лат . « Пламенеющее сердце »), последовательно появившихся в 1911 и 1912, а также примыкающая к ним кн. стихов « Нежная тайна » (СПб., 1912) - дань любви у «милой могилы» Лидии к ее дочери Вере. Книги «Соr ardens» получи­ли высокую оценку у критиков. Брюсов, внимательно следивший за тв-вом И., писал: «Если „Кормчие звезды” были крепким фундаментом, рассчитанным на величествен­ное здание, если „Прозрачность” была пери­стилем, а „Эрос” - великолепной аркой, по­ставленной перед будущим храмом, то „Соr ardens” являет нам уже часть этого храма <...> Христианская мистика проникает все воспри­ятие Вяч. Иванова, и, нигде не выставляя ее напоказ, он действительно создает религиоз­ную поэзию, в лучшем смысле этого слова...» (Русская мысль. 1911. № 7).

В предрев. годы И. с особой сосредоточенностью размышляет о религиоз­но-мистической судьбе человечества, России и человеке. В своей лирико-философской поэме « Человек » (1915–19; Париж, 1939), на­званной писателем «мелопеей», он вновь воз­вращается к вечным темам своего тв-ва. Поэма, непростая для понимания, но цельная по своему замыслу и исполнению, явилась но­вым духовно-худож. достижением И. Священ­ник П. Флоренский даже собирался сделать к ней свой комм., но задуманное так и не осу­ществил. Гл. суть мелопеи И. выразил в следующих пронизанных языковой архаи­кой приподнятых строчках: «„Аз есмь” Пре­мудрость в нас творила, / „Еси” - Любовь. Над бездной тьмы / Град Божий Вера озари­ла. / Надежда шепчет: „Аз - есмы”». В поэме « Младенчество » (1913–18; Пг., 1918), напис. не без полемики с блоковским «Возмездием», поэт через житейскую муд­рость вновь возвращается к блаженным годам своего детства, овеянного романтическим чувством «первобытного рая». До своего окончательного отъезда за границу (1924) И. еще раз возвращается к поэзии и драматур­гии. Стихотв. цикл « Песни смутного времени » (1918) отразил неприятие И. внерелигиозного характера русской революции. В 1919 он издает трагедию « Прометей », а в 1923 заканчивает муз. трагико­медию « Любовь - мираж? ».

В перв. десятилетие нового века И. при­нимает активное участие в работе СПб. религиозно-философского об-ва, сотрудничает в ж. «Весы», «Золотое ру­но», «Труды и дни», «Русская мысль» и др. В 1910–12 преподает историю древнегрече­ской лит-ры на Высших женских историко-лит. курсах Н. Раева, сменив на этом мес­те ушедшего из жизни И. Анненского. Весной 1912 Ивановы уезжают во Францию и поселяются на берегу Женевского озера в городке Невсель около Эвиана, где летом этого года появляется на свет сын И.- Дими­трий. В кон. осени Ивановы переезжают в Рим. В посл. числах авг. 1913 они воз­вращаются с годовалым сыном в Россию и по­селяются в М. Здесь И. сближается с кругом лиц, группировавшихся вокруг изд-ва «Путь»: В. Эрном, П. Флоренским, С. Булгаковым, М. Гершензоном, завя­зывает отношения с композиторами А. Скрябиным и А. Гречаниновым; близ­ко общается с Г. Рачинским, Е. Трубец­ким, Н. Бердяевым, Э. Метнером, Ф. Степуном и др. В это же время он мно­го работает над переводами Алкея, Сафо (1914), Петрарки (1915). Касаясь переводч. деятельности И., С. Маковский писал: «Из поэтов после Эсхила, которого он всего перевел, он ставил на недосягаемую высоту, конечно, Гете. <...> Но и тут, может быть, са­мое примечательное в нем - это то, что ни эл­линизм, ни гетеанство не затмевают его русскости <...> Сопряжение <...> книжных „руссицизмов” с мифологическим содержанием кажется Вячеславу Иванову вполне естест­венным, он убежден (как и заявляет в предис­ловии к „Нежной тайне”), что „античное пре­дание насущно нужно России и славянству, ибо стихийно им родственно”» (Маков­ский С. Вячеслав Иванов в России// Воспоминания о Серебряном веке.М.,1993).

Едва ли не большую славу И. не как по­эту, а как одному из гл. теоретиков рус­ского религиозного символизма, принесли сб. его разнообразных статей по во­просам религии, философии, эстетики и куль­туры: « По звездам » (1909), « Борозды и межи » (1916), « Родное и вселенское » (1917); сюда же примыкает и « Переписка из двух углов » (1921). Философские и эс­тетич. размышления И. определялись, с одной стороны, христианством, а с дру­гой - великой эллинской мудростью. Уже в 1905 И. определяет духовный кризис евро­пейской культуры как «кризис индивидуализ­ма», которому должна противостоять религи­озная, «органическая эпоха» будущего, воз­рожденная прежде всего в лице России. Функцию религиозного обновления челове­чества, по представлению И., берет на себя христианство. Если в работах 1903–07 дионисийские и христианские символы перепле­таются равноправно, то с 1907 в связи с от­казом от каких-либо «палингенетических» проектов дионисийская сфера теряет у него всякую самостоятельную роль. Гл. философско-теоретич. заслугой И., по мне­нию Ф. Степуна, являлось утверждение концепции религиозно-реалистического сим­волизма, кот. мыслитель противопоста­вил концепции символизма идеалистическо­го, являющегося лишь «утонченнейшей фор­мой художественного натурализма». Кратко определяя различие двух символизмов, фи­лософ писал: «Религиозный символизм - это обретение истины и преображение ее светом мира и жизни, идеалистический - изобрете­ние истины <...> Религиозный символизм - это утверждение и раскрытие предвечного бытия, идеалистический - защита неосуще­ствимого идеала. Религиозный символизм - устремленность к объективной истине, идеа­листический - к субъективной свободе» (Степун Ф.А.Лит.-критические статьи// Русская лит-ра.1989.№ 3).

После Февральской революции 1917 И. становится одним из членов-учредителей «Лиги русской культуры», читает курсы лекций по лит-ре,театру,поэтике. Весной 1918 совм. с С. Булгаковым, П. Флоренским, А. Лосевым и др. задумывает издание серии кн. «Духовная Русь». Однако в связи с появ­лением цензуры и Постановлением СНК от 18 марта 1918 «О закрытии московской буржуазной печати» задуманное претворить в жизнь не удается. Осенью 1918 вышел из печ. (так и не поступивший в продажу) сб. «De profundis» («Из глубины»), в кот. И. вместе с др. авторами пытается уяснить историч. и религиозный смысл «той ка­тастрофы, кот.,- по словам П. Стру­ве,- именуется <...> русской революцией» (Вехи. Из глубины.М.,1991). В ста­тье сб. « Наш язык » И. возвращается к теме борьбы с оскудением русского яз., поднятой им еще в 1905. Он вновь обращает внимание читателей на то, как «кощунственно осквер­няют богомерзким бесивом» богатый, сво­бодный, не обмирщенный русский яз. «Оску­дение языка - оскудение души народа»,- утверждает И. (Вопросы жизни. 1905. № 9). В связи с внерелигиозным характером Ок­тябрьской революции 1917 и победой боль­шевиков И., по словам очевидца, «со всем своим эсхатологизмом - имел вид человека, совершенно растерявшегося, сошедшего с рельс» (Сабанеев Л. Мои встречи. «Дека­денты» // Воспоминания о Серебряном веке. М., 1993). Тем не менее первое вре­мя он пытается сотрудничать с новой властью. В 1918–20 является председателем историко-театр. секции ТЕО Наркомпроса, читает лекции, ведет занятия в секциях Про­леткульта. В это же время он принимает учас­тие в деятельности изд-ва «Алконост» и ж. «Записки мечтателей», пишет « Зимние со­неты » (в кн.: Поэзия рев. Москвы. 1922). После смерти от туберкулеза жены, последовавшей в М. 8 авг. 1920, и неудачной попытки получить разрешение на выезд за границу в нач. осени И. с до­черью и сыном отправляется в один из сана­ториев Кисловодска, а через месяц, в связи с началом воен. действий в районе горо­да, семья срочно переезжает в Баку, где И. приглашают на работу в Бакинский ун-т. 19 нояб. 1920 его единогласно избирают орди­нарным проф. по кафедре классич. филологии. В 1921 он защищает здесь докт. дис., кот. вошла в его книгу « Дионис и прадионисийство » (Баку, 1923). Более трех с половиной лет И. ведет активную преподавательскую работу: руководит семинариями, читает курсы по древней и новой лит-ре, истории религии и европей­ской философии, преподает древние и новые яз., выступает с публичными лекциями. В мае 1924 И. неожи­данно приглашают приехать в М., чтобы принять участие в первых Всесоюзных Пуш­кинских торжествах по случаю 125-летия со дня рождения поэта. Вместе с А. Луначар­ским и П. Сакулиным 6 июня он выступает в Большом театре, где произносит юбилей­ную речь « Пушкин в 1824 году ». В своей речи «он говорил о „Цыганах” и о необходи­мости для России вновь обрести свой религи­озный лик» (Иванова Л.). Значи­тельными событиями для поэта в этот посл. приезд в Россию явились его встречи с В. Маяковским, П. Флоренским и В. Брюсовым. После трехмесячного пребы­вания в М. (с конца мая по 28 авг.) И. вместе с семьей разрешают на 6 недель от­правиться в командировку в Венецию, однако в Россию поэт больше не возвратился. В Вене­ции семья пребывает несколько дней, а затем переезжает в Рим. Дети поступают учиться, а И. в теч. года, получая скудное совет­ское пособие, подумывает о необходимости заработка. Не принимая политики воинству­ющего атеизма и оставаясь верным себе, И., по примеру В. Соловьева, 4 (17) марта 1926, в день св. Вячеслава в России, в присут­ствии о. Владимира Абрикосова и дочери Лидии присоединяется к католичеству, не от­рекаясь (по специальному, с трудом добыто­му разрешению Сант Уффичо) от правосла­вия. По словам сына поэта, «становясь като­ликом, Иванов не только не покидал истин­ную Церковь Православную и дорогой ему восточный обряд, но, присоединяясь к Церкви Кафолической, впервые чувствовал себя пра­вославным в полном смысле этого слова» (Вя­чеслав Иванов. Архивные материалы и ис­следования. М., 1999). Через полтора года жизни в Риме И. получает приглашение стать преподавателем в Павии - небольшом университетском городке под Миланом. С осени 1926 по лето 1934 он занимает там место проф. новых яз. и лит-р в частном учебном заведении - университет­ском Колледжио Борромео - и одновремен­но читает лекции по русскому яз. и лит-ре в Павийском ун-те. Годы, проведенные в Па­вии, И. вспоминал с благодарностью, а учеб­ные вакации позволяли ему приезжать в Рим на целых четыре месяца. В этот период его посещают друзья и знакомые - Ф. Зелин­ский, Н. Оттокар, М. Бодмер и Г. Штейнер (издатель и соредактор ж. «Согопа», в кот. в 1931–37 печатаются на иностр. яз. ра­боты И.), французский переводчик и критик, ред. ж. «Vigile» Ш. Дю Бос, издавший в 1930 на французском яз., а затем и отд. кн. «Переписку из двух углов» И. и М. О. Гершензона, христианский философ-экзистенциалист Г. Марсель и др. «Сильное впечатление», по словам И., произвел и при­езд к нему в 1927 философа и редактора ж. «Die Кrеаtur» М. Бубера. Соглашаясь с гл. идеей философа, И. писал: «Не нужно говорить о Божестве как предмете веры, это разделяет и надмевает; нужно Европе оздо­ровиться сердечною верою в Создателя» (Иванова Л.) В этом же году состо­ялось и очное знакомство с О. Шор (псевд. О. Дешарт), будущим биографом по­эта, соредактором и комментатором его соч., близким другом семьи Ивановых в последую­щие годы, где ее прозвали «Фламинго». В предвоенное время поэт общается с И. Голенищевым-Кутузовым, Е. Анич­ковым, И. Буниным, Д. Мережковским. В 1934 И. окончательно переезжает в Рим, где живет до конца своих дней. До 1935 он сохраняет советское гражданство, не печата­ется в эмигрантских ж., стоит в сторо­не от общественно-политической жизни. В Риме в 1934–43 преподает церковно­славянский яз. и русскую лит-ру в Руссикуме, а затем и в находящемся рядом Папском Вос­точном ин-те. В посл. десятилетия на­блюдается относительный спад его тв-ва. В 1924 он создает « Римские сонеты », а в 1944 - цикл из 118 стих. « Римский дневник », вошедший в подготовленное им, но изданное посмертно итоговое собр. ст. « Свет вечерний » (Оксфорд, 1962). После смерти И. осталась незаконченной на­чатая еще 28 сент. 1928 прозаич. «по­эма» « Повесть о Светомире царевиче. Сказание старца-инока », над которой писатель работал до посл. дня своей жизни. Поэма-сказание явилась своеобразным продолжением теократической идеи «Братьев Карамазовых» Достоевского и духовным завещанием автора.В 1930–40-е И. продолжа­ет публиковать в иностр. изданиях свои от­дельные статьи и работы. В 1932 он издает на немецком яз. монографию « Достоев­ский. Трагедия - миф - мистика ». В 1936 для энциклопедич. словаря Трекани на итальянском яз. пишет ст. « Символизм ». Затем для других итальян­ских изд.: « Форма зиждущая и фор­ма созижденная » (1947) и « Лермон­тов » (1948; опубл. в 1958). В посл. двух статьях он возвращается к размышлени­ям о Софии в контексте мировой и русской культуры. И. много работает над комм. Евангелия, Деяний и Посланий св. апосто­лов, Откровения св. Иоанна (посл. 3 книги с введениями и прим. И. изданы в Риме в 1946). С 1948 по заказу Ватикана рабо­тает над прим. к Псалтири (вышла в Риме на церковнославянском и русском яз. в 1950). Ведя довольно уединенный образ жизни на протяжении посл. лет, он с наслаждени­ем читает «О граде Божием» Блаженного Ав­густина, встречается с Ж. Маритеном, Т. Сухотиной-Толстой, Б. Зайцевым.

Уже в эмиграции, мучительно размышляя о провиденциальной роли России и судьбе человечества, И. путем прозрений и внутрен­них символов приходит к мысли о том, что ме­чущаяся между светом и тьмой раздвоенная русская душа «стала иной». Она больше не является жертвой своей судьбы, но, мистичес­ки испепеляя себя, преподает урок человече­ству, становясь его искупительной жертвой. Своей «чудовищной жертвой» (хотя и здесь ничего предопределенного в визионерстве И. не было) Россия, по мысли писателя, призва­на в свете грядущего христианского возрож­дения либо «спасти мир», либо «безуслов­ным кощунством увлечь его за собой ко все­ленскому отступничеству, в беспощадную войну против Агнца Господня» (Вячеслав Иванов. Архивные материалы и исследова­ния. М., 1999). Однако, несмотря на умножение путей, «ведущих к погибели», до конца своих дней он продолжал верить в христианскую миссию России, в «живую вселенскую соборность», в «агиократию»,в духовно-религиозное спасение человечества.

Наряду с П. Флоренским и В. Роза­новым И. явился одним из наиболее ярких и талантливых «оформителей» и выразите­лем русской нац. идеи перв. пол. XX в. Причем выразителем не столько церковно-традиционного и народного, сколько мистико-логостного и одновременно мистико-эстетич. крыла русского пра­вославного самосознания (если под послед­ним понимать стремление выразить через «метафизику всеединства» законы и принци­пы онтологического устройства бытия и внут­ренний строй народной души). Хотя и не все идеи И. оказались реалистич­ными и выдержали проверку временем, тем не менее мирочувствование и мироощуще­ние поэта всегда оставалось глубоким и вер­ным. Борясь с разлагающим принципом дека­дентского индивидуализма, он привносил в лит-ру и жизнь живую веру в христианско-гуманистический, соборный, философско-ре­лигиозный смысл. Одним из первых он со всей остротой поставил перед человечеством труднейшую проблему диологизма. «Веч­ное» символическое искусство он, как никто другой, обогатил опытом национальной и ми­ровой духовной культуры. Высочайшую оценку И. как мыслителю и поэту давали практически все, в т.ч. Степун, Зайцев, Флоренский. Эрн говорил о нем как о мыслителе «огромной, пленительной глуби­ны», как об «ослепительном» мастере слова (Эрн В.Ф.Соч.М.,1991). Весьма примечательна оценка и А. Лосева, кото­рый, вспоминая о своих встречах с прослав­ленным «мэтром», писал: «Я целую жизнь яв­ляюсь сторонником Вячеслава Иванова, явля­юсь его учеником <...> Для меня это авторитет в смысле мировоззрения. В смысле единства искусства, бытия, космологии и познания че­ловека <...>. Это не прихоть художественная, а широкая объективная картина <...> это - наивысший реализм, а не субъективизм, хотя тут на каждом шагу - тайна. Родное и все­ленское» (Лосев А. Из последних воспо­минаний о Вячеславе Иванове// Эсхил. Трагедии/ Пер.Вяч.Иванова.М..1989).

Адреса в СПб. - Пг.: авг. 1905–12 - доходный дом И. И. Дернова (Таврическая ул., 35/1); 1920–21 - ДИСК (пр. 25-го Октября, 15-ныне Невский пр.).

Соч .: Незаконченная трагедия Иванова «Ниобея» / Публ. Ю. Герасимова // Ежегод­ник РО ПД. 1980. Л., 1984; СС. Т. 1–4 / Подг. текста Д. Иванова, О. Дешарт. Брюссель, 1971–87; Переписка из двух углов / Совм. с М. Гершензоном // Наше на­следие. 1989. № 3; Предчувствия и предвестия: Сб. М., 1991; Родное и вселенское / Вст. ст. В. Толмачева. 1994; Вяч. Иванов. Мат-лы и пуб­ликации / Сост. Н. Котрелев // НЛО. 1994. № 10; Лик и личины России: Эстетика и лит. тео­рия / Вст. ст., прим. С. Аверинцева. М., 1995; Стихотворения. Поэмы. Трагедия: В 2 кн. / Вст. ст. А. Барзаха, прим. Р. Помирчего. СПб., 1995; Вяч. Иванов: Мат-лы и иссл. М., 1996; Вяч. Иванов: Архивные мат-лы и иссл. М., 1999; Дионис и прадионисийство. СПб., 2000; Русско-итальян­ский архив III: Вяч. Иванов. Новые мат-лы / Сост. Д. Рицци, А. Шишкин. Салерно, 2001; Лермонтов // М. Ю. Лермонтов: Pro et contra. СПб., 2002; История и поэзия: Переписка И. М. Гревса и Вяч. Иванова / Изд. текстов и комм. Г. Бонгард-Левина. М., 2006; Человек. Приложение: Ст. и мат-лы. М., 2006; По звездам. Борозды и межи / Вст. ст. и прим. В. Сапова. М., 2007; Вяч. Иванов: Несобранное и неизданное // Символ. № 53–54. Париж-М., 2008; Иванов Вяч., Зиновьева-Аннибал Л. Переписка: В 2 т. М., 2009; Богомолов Н. Вяч. Иванов в 1903–1907 гг.: Докум. хроники. М., 2009; Anima / Пер. с нем.С.А.Франка;Подг. Текста и коммент.С.Д.Титаренко;послесл.К.Г.Исупова.СПб.,2009; Достоевский и роман-трагедия // Религирзно-философское об-во в Санкт-Петербурге (Петрограде): история в мат-лах и документах.1907-1917.Т.2.М.,2009; Ave Roma: римские сонеты/ Сост. и авт.ст.А.Б.Шишкин.СПб.:Каламос, 2011; Дэвидсон П. Библиография прижизненных публикаций произведений Вячеслава Иванова: 1898-1949 / Под ред.К.Ю.Лаппо-Данилевского.СПб.:Каламос, 2012; Повесть о Светомире царевиче/ Подгот.изд.А.Л.Топорков,О.Л.Фетисенко,А.Б.Шишкин.М.,2015 ( Лит.памятники); Микела

нджело. Сонеты /Пер. с ит. Вяч.Иванова/ Под ред.П.Дмитриева и А.Шишкина.СПб.,2016; СС : По звёздам.Кн.1-2 / Отв.ред.К.А.Кумпан.СПб.,2018.

Лит .: Гумилев Н. Пись­ма о русской поэзии. Пг., 1923 (М., 1990); Белый А. На­чало века. М.-Л., 1933 (М., 1990); Брюсов В. СС. М., 1975. Т. 6; Лосев А. Пробле­ма символа и реалистич. искусство. М., 1976; Анненский И. Книги отражений. М., 1979; Минц З. Блок и Иванов // Ученые записки Тартус­кого гос. ун-та. Тарту, 1982. Вып. 604; Иванова Л. Вос­поминания. Книга об отце. М., 1992; Егоров Б. Вяч. Иванов и русские славянофилы // Русский текст. СПб.-США, 1993. № 1; Зайцев Б. Вячеслав Иванов. Воспо­минания о Серебряном веке / Сост., автор предисл. и комм. В. Крейд. М., 1993; Альтман М. Разговоры с Вяч. Ивановым / Сост. В. Дымшиц, статья и комм. К. Лаппо-Данилевского. СПб., 1995.; Франк С. Артистическое народничество (Вяч. Иванов. «По звез­дам») // Франк С. Русское мировоззрение. СПб., 1996; Струве Г. Русская лит-ра в изгнании. М., 1996; Вячеслав Иванов: материалы и исследования/ ИМЛИ РАН.М.,1996;Пяст Вл. Встречи. М., 1997; Ильин В. Эссе о русской культуре. СПб., 1997; Пургин С. Филосо­фия в круге слова: Вяч. Иванов. Екатеринбург, 1997; Берт Р. Вяч. Иванов за рубежом // Культура русской ди­аспоры: Саморефлексия и самоидентификация. Тарту, 1997; Степун Ф. Встречи. М., 1998; Обер Р., Гфеллер У. Беседы с Димитрием Вячеславовичем Ивановым. СПб., 1999; Богомолов Н. Русская лит-ра нач. XX в. и оккультизм. М., 1999; Обатнин Г. Иванов-мистик. Ок­культные мотивы в поэзии и прозе Вяч. Иванова (1907–19). М., 2000; Борисова Л. Трагедия Вяч. Ивано­ва в отношение к символистской теории жизнетворчества // Русская лит-ра. 2000. № 1; Маковский С. Пор­треты современников. М., 2000; Аверинцев С. «Скворешниц вольных гражданин...» Вяч. Иванов: Путь поэта между мирами. СПб., 2001. Корецкая И. Лит-ра в кругу искусств. М., 2001; Вячеслав Иванов - тв-во и судьба: К 135-летию со дня рождения / Сост. Е. Тахо-Годи. М., 2002; Русско-итальянский архив II / Сост. Д. Рицци, А. Шишкин. Салерно, 2002; Вяч. Ива­нов - Петербург - мировая культура: Мат-лы междунар. науч. конф. 9–11 сент. 2002 г. Томск; М., 2003; Цимборска-Лебода М. Эрос в тв-ве Вяч. Иванова. На пути к философии любви. Томск-М., 2004; Вяч. Иванов: Между Св. Писанием и поэзией / Под ред. А. Шишкина. Salerno; Roma, [2004]; Башня Вяч. Иванова и культура Серебряного века. СПб., 2006; Арефьева Н. Древнерусские мифопоэтич. традиции в лит-ре русского модерна (Вл. Соловьев, Вяч. Иванов). Астрахань, 2007; Богомолов Н. Вяч. Иванов об университетском образовании // Филологич. науки. 2007. № 3; Котрелев Н. Вяч. Иванов и Вл. Соловьев // На рубеже столетий: Сб. в честь 60-летия А. В. Лаврова. М., 2009; Бёрд Р. Символ и печать у Вяч. Иванова // Memento vivere: Сб. памяти Л. Н. Ивановой / Сост. и ред. К. Кумпан, Е. Обатнина. СПб., 2009; Вяч. Иванов. Иссл. и мат-лы. Вып. 1 / Отв. ред. К. Лаппо-Данилевский, А. Шишкин. СПб., 2010; Титаренко С. Д. Фауст нашего времени: Мифопоэтика Вяч. Иванова. СПб., 2012; Завьялов С.А. К истории текста Первой Пифийской оды в переводе Вяч.Иванова/С.А.Завьялов,К.Ю.Лаппо-Данилевский //Musenalmanach: в честь 80-летия Ростислава Юрьевича Данилевского.СПб.,2013; Лаппо-Данилевский К. Ю. Из наблюдений над рукописями переводов Вяч. Иванова // Petra Philologica: проф. П. Е. Бухаркину ко дню 60-летия. СПб., 2015; Вяч.Иванов:pro et contra: личность и творчество Вяч.Иванова в оценке русских и заруб. мыслителей и исследователей: антология.Т.1-2./Сост. К.Г.Исупов,А.Б.Шишкин.СПб.,2016; Вяч.Иванов: исследования и мат-лы.Вып.2./Отв.ред.Н.Ю.Грякалова,А.Б.Шишкин.СПб.,2016; Петров В.В. «Разнотекущие потоки» в «Сне Мелампа» Вячеслава Иванова: интертекстуальный анализ // Историческое и надвременное у Вяч.Иванова: к 150-летию Вяч.Иванова.10-я междунар. Конференция / Под ред. М.Плюхановой, А.Шишкина.Салерно,2017 (Europa Orientalis,29); Вячеслав Иванов: исследования и материалы.Вып.3 / Сост.С.В.Федотова,А.Б.Шишкин.М.,2018.

В. Федоров