Кобец Вера Николаевна

КÓБЕЦ Вера Николаевна [16.5.1948, Л-д] - прозаик, переводчик.

Выросла в семье бабушки по материнской линии В. Н. Лепешинской. Мать - Татьяна Константиновна Кракау - кибернетик. Отец - Николай Васильевич К. - сотрудник Лаборатории аэрокосмических методов геологич. исследований. Детство - няня, уроки английского, музыки, театр (в первую очередь, балет), книги, поездки на юг, вид из окна на Петропавловскую крепость. Отрочество - концерты в Филармонии, летние путешествия, ощущение неустранимого разлада с окружающим миром, умиротворяющие будни школы - обычной, на Съездовской линии Васильевского о-ва. В 15 лет переход в школу № 319. Уроки лит-ры и жизни у Н. Долининой, прозаика и драматурга, дочери литературоведа Г. Гуковского. Дипломы на лит. олимпиадах. Золотая медаль.

Годы студенчества (восточный фак-т ЛГУ) и аспирантуры (Ин-т философии) К. вспоминает неохотно. Выбор специальности («История Японии») был явно неудачным. Однако приход на работу в Ин-т востоковедения дал возможность не только защитить канд. дис. на тему « Деятельность и творчество Фукудзава Юкити (из истории японского просветительства) », но и познакомиться с Б. Вахтиным и его учениками - участниками переводч. семинара при СП. От Вахтина получена заповедь, провозглашенная в 1960-х группой «Горожане», младшим членом кот. был С. Довлатов: «Пишите не идеями, а словами и буквами». От Вахтина получено и ощущение необходимости прямой, «родственной» связи с классич. русской лит-рой.

С 1981 К. начинает писать «зарубки на память», вполне зрелые вещи, отмеченные личным почерком автора - бóльшая часть из них будет позднее опубл. К 1984 написана серия рассказов. Их одобряли в редакциях, но не печ. Мягко критиковали за камерность, жестче за неуместный драматизм при формальном благополучии героев. Перв. публикация - рассказы «Мебель» и «Неожиданность» (Памир. 1987. № 8) не изменила положения, хотя рассказы впоследствии были переизд., в т.ч. на финском и английском яз.

С 1988 по 1994 К. публ. рассказы в сб. и периодике («Волга», «Даугава», «Петерб. чтения» и др.), все они прошли незамеченными или были отнесены к разряду «женской прозы» (Савкина И. Эта неизвестная женская лит-ра // Север. 1989. № 8).

Иным оказался взгляд на произведения К. в среде зарубежных славистов и переводчиков. В Билефельдском ун-те (Германия) рассказ «Судьба Веденеева» , в кот. отеч. рецензент увидел только «динамичную прозу, деликатно приукрашенную фантастическим допущением» (Иовлев Н. Семь верст до небес // Веч. Л-д. 1990. № 262) был включен проф. В. Ротселем в курс «Петербургский текст русской лит-ры». Рассказ « Побег » переведен на итальянский яз. отметившей его «петербургское настроение» миланской слависткой П. Деотто. Переводчик-консультант изд-ва Luchterhand А. Ничке перевела на немецкий рассказ «Pallidaturba» и ходатайствовала об издании серии рассказов в виде книги, сделав акцент на «точном описании психологии времени и места». Правомерность такого взгляда подтвердил выход кн. рассказов «Побег» (СПб., 1998), позволивший одному из критиков сказать, что «рассказы Веры Кобец порождены исчезающей культурой, кот. можно было бы назвать староленинградской. Причастность к этой культуре проступает в книге повсюду - и в разбросанных там и сям городских деталях, и в реалиях налаженного профессорского быта… и в старомодно-проработанной манере письма, а главное, в том - как принято сегодня говорить - менталитете, который присущ персонажам “Побега”» (Д. Равинский). Близок к этой точке зрения и Н. Елисеев, написавший во внутренней рец., что рассказы К. существуют на стыке: «Женская проза и проза питерская, ленинградская - вот две ее пересекающиеся области. Город спецов, город женщин, бывшая столица и слой упрямо и упорно деклассируемой, но никак не деклассирующейся интеллигенции - вот ее мир. Стойкость этого мира равна его хрупкости». Он отметил, что «писательница отвечает своими рассказами на социально-психологический вопрос о живучести российской интеллигенции вообще, питерской, в частности». Эта особенность прозы К. привела Б. Аверина к желанию номинировать книгу «Побег» на соискание премии «Сев. Пальмира».

Особенность прозы К. связана не только с обостренным чувством города и умением передать зябкую, вечно-осеннюю питерскую атмосферу, но и в свойственной петербургскому тексту эсхатологической трагедийности. С особенной силой это звучит в рассказе «Страх» , соединившем в себе все гл. темы книги - кодекс чести, традиция, город, дети. «Эта книга - без хэппи-эндов, и ад здесь дан в представлении Нового Завета - как внутренняя боль и беда, а не как внешние пытки» (А. Старостина). Тема «интеллигенция - власть» убрана К. на задний план. Даже в рассказе «Фрида Габбе» , где дед-профессор ведет внука прощаться с отправляемым в ссылку отцом, стержень трагедии не в этих внешних обстоятельствах, а в роковом сплетении глубинных предрассудков и амбиций, груз кот. эти интеллигенты несут на своих плечах уже не одно поколение. Страх, кот. испытывает героиня одноименного рассказа, знаком и его автору.

Страх не обрести своего читателя привел К. к созданию на русском яз. тех книг, в чьей ценности можно не сомневаться. Благодаря ее участию были опубл. «Бог-Скорпион» У. Голдинга (1995), «Честный проигрыш» А. Мердок (2005), «Американская пастораль» Ф. Рота (2007). «В значительной мере успех Веры Кобец как переводчика с самых первых шагов (работа над У. Голдингом) определен ее литературной одаренностью, проявившейся еще на студенческой скамье и нашедшей затем яркое выражение в созданной ею прозе», - писала в рекомендации одна из старейшин петербургской англистики М. Шерешевская. О плодотворности союза переводчика К. и прозаика К. в связи с возможной публикацией ее вещей на английском говорил Елисеев: «У Кобец очевидна, явна конструкция текста. При всей своей эмоциональности Веры Кобец - конструктор рассказов, она строит, а не выращивает».

К. строит не только каждую свою вещь, но и каждую кн. Это еще раз подтвердила «Сладкая жизнь эпохи застоя» (СПб., 2005). Кн. о гибели целой эпохи и целого поколения, показанных сквозь призму опыта наследницы дорев. интеллигенции, чье кредо жить в этой бесконечно рушащейся и возрождающейся реальности всегда и только «по своим законам». «”Титаник” медленно погружался в воду. Все смотрели. Но никто не верил - потому что смотрели с палубы, из-за стеклянных стен оранжереи… Герои Веры Кобец - обитатели той самой оранжереи, уже выброшенные кораблекрушением в океан и вынужденные осознавать, кто же они на самом деле» (А. Пронин). В поисках этого осознания К. использует сочетание классич. рассказа, микро-эссе и притч. Ее учителями называют Чехова и Добычина. Хотя сама К. часто говорила о желании написать русских «Будденброков». В каком-то смысле этим она и занимается. В уже упоминаемой рец. Н. Елисеев отметил: «Книга целостна. Тотальна, как сказал бы Вальтер Беньямин. Кобец добивалась и добивается этого и в предыдущих книгах. Жанр, в котором она работает, сериален, что ли? Он разомкнут. Ибо предполагает новые звенья рассказов, к уже написанным, и замкнут, ибо все рассказы взаимодополняют друг друга, образуют единый текст, единую цепь». И новая книга и рассказы (Раз, два. Три, четыре, пять… Муравьиным шажком, Неисповедимость путей Твоих // Звезда. 2008. № 8; Поворот колеса // Лит. кубики. 2008. № 5; Встреча. Пейзаж за окнами // Лит. кубики. 2010. № 6) только подтверждают это определение.

Член Союза литераторов России (с 1994) и СП СПб. (с 2005).

Соч.: Судьба Веденеева: Рассказ // Семь верст до небес: Сб. СПб., 1990; Побег: Рассказы. СПб., 1998; Сладкая жизнь эпохи застоя: Рассказы. СПб., 2005; Pallida turba, There are no Hopeless Situations // World Without Borders. 2007. March.

Лит.: Иовлев Н. Семь верст до небес // Веч. Л-д. 1990, № 262; Равинский Д. Энергия страха // Знамя. 1999. № 10; Морозова Т. Чем мужчины // ЛГ. 1999. № 27; Старостина А. Инферны изящной огранки // Книжное обозр.1999. 13 мая; Елисеев Н. Человек в скорлупе // Эксперт СЗ. 2005. № 39; Пронин А. Свободное плавание // Город. 2005. № 32.

А. Березина