Мандельштам Роальд Чарльсович


МАНДЕЛЬШТА́М Роальд Чарльсович [16.9.1932, Л-д - 26.2.1961, Л-д] - поэт.

Отец - американец, приехавший в 1920-е в СССР, инженер, счетовод; мать -химик-инженер. Отец в 1936 репрессирован (реабилитирован в 1958), с 1943 жил в Казахстане. М. с детства был болен астмой, после войны - легочным и костным туберкулезом. С юности передвигался на костылях, часто попадал в больницу, месяцами лежал в гипсе. Эвакуированный из блокадного Л-да, в 1943 попал в Казахстан, к отцу. К этому времени относится его знакомство с поэзией Серебряного века. В 1945 вернулся в Л-д. С 1948 жил один в комнате коммунальной квартиры на пенсию по инвалидности и деньги, собираемые матерью и присылаемые отцом. Учился на восточном фак-те ЛГУ, затем в Лен. политехническом ин-те, но вскоре бросил, по-видимому, из-за болезни. Занимался самообразованием, часто посещал Эрмитаж, общие читальные залы ГПБ им. Салтыкова-Щедрина. На рубеже 1940–50-х познакомился с группой художников-арефьевцев, или «диких», выгнанных из средней худож. школы «за формализм», и их приятелями А. Арефьевым, В. Громовым, Р. Васми, М. Петровым, В. Преловским, Л. Титовым, В. Шагиным, Ш. Шварцем. Они часто собирались в его комнате, беседовали об искусстве, истории и политике. После самоубийства В. Преловского (1954) компания находилась под наблюдением КГБ. Как и близкие ему художники, пристрастился к алкоголю и наркотикам, кот. принимал и в качестве обезболивающего. В комнате М. собирались огромные толпы не только художников, но и разных представителей богемы или околобогемного социума: композиторов (см. воспоминания о М., оставленные И. Шварцем (Радио «Свобода». 1999. 26 июня / Поверх барьеров. У истоков лен. андеграунда. Роальд Мандельштам) джазменов, стиляг и проч. По словам Ф. Косс, «самоубийственный стиль жизни, яростное самосжигание закончились ранней гибелью». Впрочем, к ранней смерти из-за костного туберкулеза М. был приговорен уже в нач. 1950-х. Жизнь и тв-во М., известное в 1960-е только по разрозненным рукописным и машинописным листам, превратились в миф о перв. послевоен. декаденте, актуальный и поныне, несмотря на достаточно полное издание его соч. (Собрание стих. СПб., 2006) и множество ст. о нем и его тв-ве.

М. называют «преемником», «продолжателем», «завершителем» - символизма (А. Волохонский) и акмеизма (П. Брандт), «“агентом влияния” Серебряного века в Бронзовом» (Д. Давыдов). Отношение с Серебряным веком у М. - это, прежде всего, полемика, гл. аргумент в кот. - неопосредованное переживание окружающего мира, реакция на него, ощущения себя не героем, не владыкой, а дозорным, готовым в любой момент обнажить меч. Это сказывается в смещении в сторону - от акмеистич. точности, телесности и от символистской многозначности (многозначительности). В 1958 записывает в дневнике слова, кот. можно считать манифестом: «Я люблю слова, потерявшие грубую материальность. Легион не вызывает ощущения реального. Слыша это слово, невозможно видеть пропотевших и пропыленных солдат - это только сверкающие доспехи и оружие (скорее щиты, нежели мечи). Я пользуюсь этим понятием в творчестве, когда мой дух тревожен, обороняясь или в ожидании боя. Такие слова - куколки, из которых бабочки уже улетели».

Стихи М. рождались среди картин и на картины же влияли. Можно говорить об особом «живописно-поэтическом видении» мира, свойственном М. и художникам-арефьевцам. В поэтич. языке М. почти нет полностью бесцветных образов. Там, где цветового обозначения нет, оно подразумевается мат-лом (медь, бронза, гранит, сталь, железо, пламя, плесень, масло).

Гл. сюжетную линию поэзии М. можно охарактеризовать как вечное приготовление к бою, именно вечное - его лирич. герой (и в какой-то мере сам поэт и его окружение) живут не по линейным законам истории, а по законам мифа. Напоминания о реальных ист. событиях или вообще течении обществ. жизни в стихах М. крайне редки. Весной 1954 он обмолвился: «Облака тянулись через век» («Весна» ), и это ощущение сер. века, пожалуй, самое злободневное в его стихах. Все остальное: смерть Сталина, XX съезд, строительство метро неподалеку, оживление уличной жизни - получит от М. только глухое: «Пускай их (зловещие гномы!), / Свой новый творят Вавилон...» («Катилина» ).

М., возможно, не осознавая того, определил через ассоциации, что такое для него миф в стих. «Осень…». Действительность мифа - это вечное повторение, реализация метафизич. сюжета на грани природы и культуры: «Гривы садов лысеют. // Ржет полуночный лифт». Повседневность в стихах М. наполнена отзвуками сверхъестественного, переплетена с ним, точнее, сама эта повседневность делается сверхъестественной, она и есть область вечного повторения. Мотив сражения, противостояния, скрытого за всем, у М. постоянный: «Утром ущелья свечной переулок, / Ночью - Дарьял, Ронсеваль» («Тучи…» ), «В небе идет война / Алой и Белой Розы» («В небе идет война…» ), «Ночные пушки ураганов / Громят крюйт-камеры дворов» («Я так давно не видел солнца!..») , «В тяжелом дредноуте ночи / Взорвалась торпеда зари» («Заоблачный край разворочен…»). Битва надвигается как возмездие, реванш, недаром особенно часто М. вспоминает Пунические войны.

Герой М. постоянно в приготовлениях к битве - от задорно-юношеского « Давно готова к бою шпага… » (1952–53) до мрачно-песенного «Мы возвратимся из дальней дали, / Стремя в стремя и бронь с броней» («Дон-Кихот» , 1958). Сражение неизбежно, но за что грозит кара этому городу, не совсем явствует из стихов. В недовольстве, ярости, бунте героя прочитывается нечто большее, чем осуждение неправедного города и обида за жертвенную судьбу. «Пускай в ушах дыра сквозная / И каждый дом насквозь пробит, / За что? За всё! / Зачем? Не знаю! / Но только бить и бить!» («Пальто, забрызганное ночью…» ). В угрозе «Что молчат испуганные птицы? / Чьи лучи скрестились над водой?» («Розами громадными увяло…» ) звучит не ожидание возмездия за «беззакония», но восторженное и затаенное, мистич. предчувствие катастрофы.

Миф о битве у М. связан и с детскими впечатлениями от войны и с судьбой его поколения, вынужденного в пост. болезненной реактивности отстаивать свою жизнь и свои ценности. Но прежде всего воинственно-трагич. настроение его стихов определено ежедневной борьбой с физич. страданием и обреченностью, борьбой, где граница между телесным и духовным исчезает. По мнению В. Топорова, М. ― «декадент и осознавал себя именно декадентом. На роковом изломе эпох он ощутил уродство и трагизм этого излома - и попытался воссоздать в своих стихах и то, и другое» (Поздние петербуржцы // Смена. 1990. 21 апр.).

Эволюция в кратком (не более 12 лет) тв-ве М. прослеживается с трудом. В целом, это путь от подражаний Маяковскому, Есенину, Блоку, Брюсову, Гумилеву, Хлебникову, Вертинскому, Киплингу, Лорке (в кон. 1940-х - нач. 50-х) до выработки собств. поэтики, узами полемики связанной с поэзией Серебряного века (в сер. 50-х).

Отдельно следует сказать о весьма удачных переводах М. из Лорки и Рафаэля Альберти, о его многочисленных шуточных стихах, посвящ. друзьям, и о группе стихов, кот. М. готовил к публ.: здесь сделаны серьезные уступки подцензурному официозу, хотя героич. тематика осталась неизменной.

До сих пор не до конца решенную проблему составляет текстология М. Значительная часть его рукописного архива пока не найдена, многое приходится восстанавливать по машинописям. Перв. его публикация, не считая самиздатовских, - в альм. «Аполлон-77» (Париж, 1977), в СССР его стихи вперв. напеч. В. Топоровым в рубрике «Поздние петербуржцы» газ. «Смена» (и в одноименной антологии). Совр. исследователь имеет лишь самое общее представление как о хронологии, так и о циклах, в кот. М. объединял свои стихи. Попытка восстановить эти циклы предпринята в издании 2006-го.

Соч.: <Стихи> // Голос. 1974. № 4; <Стихи> // Часы. 1976. № 2; 1977. № 6; <Стихи> // Новый ж. 1977. № 129; <Стихи> // Аполлонъ-77. Paris , 1977; <Стихи> // Michail Chemiakin: St. Pétersbourg [Paris ], 1977; <Стихи> // Время и мы. 1978. № 27; № 7; Дневник Р. Мандельштама // Часы. 1979. № 22; Антология новейшей русской поэзии: У Голубой Лагуны. Т. 1. 5А. Newtonville, 1980–86; Острова. Л., 1982; Стихи // Лен. ун-т. 1988. 16 янв; Стихи // Черновик. 1989. № 2; Роальд Мандельштам. Поздние петербуржцы // Смена. 1990. 21 апр.; Стихи // Лен. андеграунд: Начало. Л., 1990; Стихи // Аврора. 1991. № 2; Антология Гнозиса. СПб., 1994. Т. 2; Поздние петербуржцы. СПб., 1995; Самиздат века. М., 1997; Стихи // Звезда. 1997. № 1; Собр. стихотворений. СПб., 2006; [Стихи] // Русские стихи 1950–2000 гг.: Антол.: В 2 т. / Сост. И. Ахметьев, Г. Лукомников, В. Орлов, А. Урицкий. М., 2010.

Лит.: Покровский О. «Положи мне руку на сердце...» (Из воспоминаний о поэте Р. Мандельштаме) // Часы. 1976. № 2; Кузьминский К. Второе пришествие Блока? Мандельштам Третий // У Голубой лагуны. Т. 1. Ньютонвилль, 1980; Волохонский А. О Р. Мандельштаме // Там же. Т. 2А. Ньютонвилль, 1983; Арефьев А. Нас пачкает не то, что входит, но что исходит // У Голубой лагуны Т. 5А. Ньютонвилль, 1986; Вечер памяти Р. Мандельштама 23 окт. 1987 // Часы. 1987. № 69; Косс Ф. Роальд Мандельштам // Русский андеграунд: Начало. Л., 1990; Брандт П. Неистовый скальд // Все подряд. 1992. № 1; Брандт П. Люди Пустыни: Стихи. Поэмы. Проза. СПб., 2000; Топоров В. Роальд Мандельштам // Поздние петербуржцы: Поэтич. антол. СПб., 1995; Медведев К. Роальд Мандельштам . Стихотворения // Русский ж. 1997 . 15 дек.; Рогинский Б. Роальд Мандельштам (1932 61) // История лен. неподцензурной лит-ры. СПб., 2000; Арефьевский круг. СПб., 2002; Рогинский Б. Роальд Мандельштам: Жизнь и поэзия // Мандельштам Р. Собр. стихотворений. СПб., 2006; Давыдов Д. Послесл. // Там же.

Б. Рогинский

  • Мандельштам Роальд Чарльсович