Наппельбаум Моисей Соломонович

НАППЕЛЬБÁУМ Моисей Соломонович (наст. Зелиманов Мовша Елья) [26(14).12.1869, Минск - 13.6.1958, М.] - фотомастер, снявший едва ли не всех литераторов нач. ХХ в.

Семья была небогатой, поэтому в 1884 родители отдали 14-летнего мальчика на учение в фотоателье О. О. Боретти. Начинал учеником копировщика, но вскоре стал ретушером, потом учеником фотографа. Через три года - самостоятельным фотографом. В 1887 в поисках заработка пустился в странствия по России - Смоленск, Козлов, М., Одесса, Варшава, Вильнюс и Евпатория, уехал в США - Нью-Йорк, Филадельфия, Питтсбург; где испытал все «прелести» странствующего фотографа. В 1895 Н. возвратился в Минск и открыл ателье портретной фотографии. Женился, родились дети. В 1910 семья приняла православие и получила возможность жить в столице.

«Минские» снимки Н. понравились редакторам илл. ж-ла «Солнце России». Его приняли в авторы-сотрудники. Новые, уже «питерские» фотографии Н. начали появляться чуть ли не в каждом номере ж-ла. После долгих поисков, в 1912, Н. стал владельцем собств. фотостудии, расположенной в самом центре города на шестом этаже дома на Невском пр., 72. В большой квартире было девять комнат, из кот. три были отведены под студию. С балкона просматривался весь Невский. Слева хозяева и их гости могли видеть Знаменскую пл. с памятником Александру III; справа - Адмиралтейство. А если смотреть прямо, то просматривалась вся Троицкая ул. до Пяти углов. В написанной на склоне лет кн. мемуаров «От ремесла к искусству» Н. говорит о том, что необходимость фотографировать каждого, кто приходит к нему в студию, была для него тяжелым бременем. Но в связи с 50-летним юбилеем Консерватории ж-л заказал ему серию портретов крупных музыкантов и профессоров консерватории, что оказалась очень близким творч. пристрастиям фотографа. Юбилейный номер ж-ла, посвящ. этому событию, привлек внимание и к автору фотографий. В его мастерской стали появляться изв. артисты, художники, писатели. Уже в ту пору окончательно сформировались вкусы фотографа. Он часто говорил, что учителей своих нашел в Эрмитаже и Русском музее. Это Рембрандт, Рубенс и Ван Дейк, Репин и Серов, Рафаэль и Леонардо да Винчи. Но подчас его метод для клиента становился мучительным. «Иной раз, - писал Н., - я часами мучил заказчика, пересаживая с места на место, делая по 10–12 снимков, заставляя его то надевать пальто или шляпу, то снимать, требуя иногда, чтобы клиентка поехала домой и надела другое платье или переменила причёску, которая, по-моему, должна ей больше идти. Случалось и так, что заказчик приходил получать уже готовую работу, а я, увидев его в другой одежде, начинал работу снова». Учитывалось и другое. «Нельзя забывать, - добавлял он, - что любое положение фигуры, каким бы спокойным оно ни было, - частный момент движения. Движение должно ощущаться в портрете, иначе в нем не будет жизни». Поэтому на его портретах мы часто видим пластику рук, жестикуляцию, ритм тела. К тому же в ту пору считалось, что худож. снимок можно сделать, имея не менее 3-х источников света. Но уже в 1915 Н. начал применять в кач-ве единственного источника света электрич. лампу в 1000 w, помещённую в самодельный софит, напоминающий по форме перевёрнутое ведро. «Если я достиг чего-либо в искусстве фотопортрета, то в значительной мере благодаря этой довольно примитивной по конструкции лампе. Она сразу дала освещение, которого мне так не хватало», - вспоминал он. В черно-белой фотографии, умело используя свет, ему удавалось передать психологич. характер портретируемого.

Подросшие старшие дочери Фрида (Ида) и Фредерика увлеклись стихотворчеством. «Сам хозяин дома, тогда едва тронутый сединой, - записал в «Телефонной книжке» Евг. Шварц, - бородатый, с лицом библейским и вместе наивным, добродушный и приветливый, приветствовал гостей… Вся просторная комната - налево от входа в квартиру - была до отказа набита людьми. Мало кому хватало стульев, большинство сидело или полулежало на ковре. Чай и бутерброды стояли на маленьком столике у печки. Брали их понемногу. Голодные времена едва-едва начали сменяться нэпом. Всем собравшимся хотелось есть, но мы собирались для стихов. И они читались по очереди, по кругу, в большом количестве. В невозможно большом. От этого, от установившегося запаса тогдашних поэтических слов, от ровного качества стихотворной техники, от вкуса слишком приличного - все стихи сливались в одно. Способствовала этому и единая манера чтения - все пели…»

«Это был крупный, красивый мужчина с волнистыми кудрями и большой черной бородой, - дополняет портрет Н. Чуковский. - Всем своим обликом старался он показать, что он - художник. Свои фото он ретушировал так, что в них появлялось что-то рембрандтовское. Он действительно был замечательным мастером портрета. Это был добрый, благожелательный человек, очень трудолюбивый, любящий свое дело, свою семью, искусство и деятелей искусства. Эта любовь к людям искусства и литературы была в нем удивительной чертой, потому что, в сущности, был он человек совсем малограмотный, книг почти не читавший и не только ничего не понимавший в произведениях тех, кого так любил, но и не пытавшийся понять. Свое бескорыстное благоговение перед “художественным” он передал по наследству всем своим детям. Они не мыслили себе никакой другой карьеры, кроме карьеры поэта, писателя, художника. <…> Две старшие дочери, Ида и Фредерика, помогали отцу проявлять фотографии и, кроме того, писали стихи. С осени 1919 года они занимались в литературной студии Дома Искусств, в семинаре у Гумилева. Весной 1921 года Гумилев, великий организатор, создал при Цехе поэтов нечто вроде молодежной организации “Звучащую раковину”, членами которой стали участники его семинара. После смерти Гумилева члены “Звучащей раковины” начали собираться на квартире у Наппельбаумов - каждый понедельник. На эти собрания неизменно приходили все члены Цеха поэтов. А так как после смерти Гумилева обе эти организации перестали быть, в сущности, организациями, потеряли свои границы и очертания, то на понедельники к Наппельбаумам стали приходить и те литераторы, которые не имели никакого отношения ни к Раковине, ни к Цеху... На сборищах у Наппельбаумов бывали не только поэты, но иногда и музыканты. Приходил композитор Артур Лурье, пианист Александр Каменский, красивый, рослый малый в такой же бархатной куртке, как у хозяина дома. Садились за рояль, давали концерты. Порою за рояль садился поэт Михаил Кузмин и играл свои музыкальные сочинения, подпевая себе слабеньким голосочком…» (Н. Чуковский. Воспоминания: О том, что видел…).

Особенности портретов отца очень точно подметила его младшая дочь, в лит. миру Ольга Грудцова: «У отца было поразительное чутьё художника. Не имея не только высшего, но и среднего образования, порой, не прочитав книг писателя, которого снимал, он улавливал неповторимую индивидуальность человека и характер его творчества. Снимок Блока сделан 25 апреля 1921 года. Крупным планом сфотографирована голова, но вы видите одни глаза. Огромные, серые, пронзительные. Отцу казалось, что Блок видит что-то невидимое. А Есенин! Отец как бы предугадал его судьбу. Есенин пришёл сниматься с товарищами - весёлый, кудрявый, золотоволосый херувим в галстуке “бабочкой”. А на портрете он стоит с низко опущенной головой. Стоит обречённый». На снимках Н. представлен весь цвет лит-ры Серебряного века - Ахматова, Гумилев, Блок, К. и Н. Чуковские, Вагинов, Пастернак, Мандельштам, Кузмин, Юркун, Зощенко, А. Толстой, Тихонов, Колбасьев и мн. др.

В 1920-е на собств. деньги Н. издал четыре книги. Первая - сб. стихов «Звучащая раковина» (1922). Авторами сб. были Ф. и И. Наппельбаум, Д. Горфинкель, Вера Лурье, К. Вагинов, Н. Радищев, В. Миллер, О. Зив, А. Федорова, Н. Дмитриев, Н. Сурина, П. Волков и др. Сборник посвящался «Памяти нашего друга и учителя Н. С. Гумилева». В предисл. говорилось: «…У кружка нет никакой поэтической платформы, нет общего сrеdо. То, что объединяет нас, гораздо интимнее, - это большая и строгая любовь к поэзии и самый живой интерес к проявлению ее у каждого. Звучащая Раковина очень легко и радостно объединяет и символистов, и акмеистов, и романтиков. Вот этой-то широкой беспартийностью своих взглядов Звучащая Раковина может быть более всего обязана своему почтенному синдику Гумилеву…» Наппельбаумы задумали издание толстого ж-ла «Город», но вышел только один номер (1923). В нем были напеч. романтич. трагедия в стихах Льва Лунца «Бертран де Борн» и его рец. на роман И. Эренбурга «Необычайные похождения Хулио Хуренито и его учеников», естественно, стихи Иды и Фредерики Н., стихи Н. Тихонова, К. Вагинова, статья И. Груздева о М. Гершензоне и др. За свой счет Н. напеч. сбрники дочерей - «Стихи: 1921–25» Фредерики (1926) и «Мой дом» Иды (1927).

31 янв. 1918 Н. сообщили, что за ним приедут из ж-ла, чтобы сделать портрет В. И. Ленина. Этот портрет стал классикой фотографии. Его печ. до сих пор. Он воспроизводится на почтовых марках разных стран. По распоряжению А. В. Луначарского была организована первая фотовыставка Н., под кот. отвели залы Аничкова дворца. В марте, по распоряжению Луначарского, Н. переехал в М., где при поддержке Я. Свердлова создал портретную студию ВЦИКа. Но Н. часто наезжал в Пг., т.е. «жил на два дома». Слава снятых им портретов Ленина и др. деятелей революции была столь велика, что в студию ВЦИКа и в его ателье, кот. он организовал в самом центре М., стали приходить представители, составляющие элиту обществ. и духовной жизни страны. Но, как и раньше, Н. более всего привлекали представители творч. профессий - писатели, художники, артисты, ученые: А. Луначарский, М. Горький, М. Булгаков, Д. Шостакович, Вс. Мейерхольд, С. Эйзенштейн, К. Станиславский, Г. Уланова, Ф. Раневская, М. Михоэлс и др. В 1938 Н. получил заказ АН СССР на серию портретов действ. членов Академии. Начиная с 1920-х Н. - участник многих междунар. выставок, где его работы получили различные награды.

В 1935, в связи с его 50-летним юбилеем творч. жизни Н., в М. была проведена вторая персональная выставка его работ, в кот. он увековечил жизнь России нач. нового века. Выставка стала триумфом фотографа. Ему, первому и единственному в России фотографу, было присвоено звание засл. арт. РСФСР (звания засл. деят. иск. РСФСР тогда еще не сущ.). 400 портретов, составивших экспозицию, стали значительным явлением в культурной жизни страны. Как только ни называли Н. в периодике: «мастер философского портрета», «гений портрета», «Рембрандт фотопортрета» и проч.

В годы Великой Отеч. войны, несмотря на преклонный возраст, Н. продолжал работать. Но сюжеты фотографий несколько изменились. На его третьей персональной выставке, прошедшей в Доме ученых в 1946, экспонировались более 200 новых работ. В 1955 в М. вновь состоялась персональная выставка Н.

В посл. годы Н. работал уже меньше, главным для него стало написание книги, в кот. он осмыслял перипетии своей жизни и обобщал громадный творч. опыт. В ней Н. подробно рассказал о пути, пройденном от ученичества и постижения основ фотографич. ремесла к вершинам искусства. Книга так и была названа - « От ремесла к искусству ». Помогала в подготовке книги дочь Ольга. В кн. задействовано 96 портретов Н. Эпиграфом взято высказывание Н. А. Петрова: «Хотя на первый взгляд в создании фотографического произведения искусства участвуют бездушные факторы - фотоаппарат, физические явления и обусловленные ими химические процессы, - на самом деле произведение фотоискусства создает человек, стоящий за аппаратом, его воля, его творчество, его индивидуальность, его миросозерцание». К несчастью, Н. не удалось увидеть книгу напеч. Его не стало за неск. месяцев до ее выхода в свет.

Соч.: Основы худож. светописи // Фотограф. 1926. № 1–2; От ремесла к искусству: Искусство фотопортрета. М., 1958 (2-е изд. - М., 1972); Избр. фотографии. Альбом и папка / Сост. Л. Наппельбаума; вст. ст. А. Вартанова. М., 1985; Антология сов. фотографии, 1917–40. М., 1986.

Лит.: Наппельбаум И. Творч. процесс фотографического искусства // Фотограф. 1926. № 1–2; Чуковский Н. Салон Наппельбаумов // Чуковский Н. К. Воспоминания: О том, что видел. М., 1965; Вартанов А. Классик искусства фотопортрета // Сов. фото. 1988. № 11; Левинсон Л. Вехи и судьба фотографа и его героев: К 140-летию М. С. Наппельбаума. М., 2009; Толстова А. Без смены вех: Моисей Наппельбаум // Коммерсант. 2014. № 12.

Евг. Биневич