Нельдихен Сергей Евгеньевич

НЕ́ЛЬДИХЕН Сергей Евгеньевич [27.9(9.10).1891(1893?), Таганрог - 1942, в заключении] - поэт, журналист.

Н. - одна из наиболее загадочных фигур русской поэзии 1920–30-х. В мемуарах современников он присутствует обычно на периферии текста, как бы последним перед «и др.». В печ. кон. 1910–20-х фигурирует как Нельдихен, Нельдихен-Ауслендер, Нельдихен (Ауслендер), Ауслендер (Нельдихен), Нельдихин-Ауслендер и Нельдихин. На опечатку Нльдихин (если это опечатка) поэт реагировал бурно: «Я - Не́льдихен; - по-русски пусть коверкают Нельди́хин!» («Искренность» , 1923). Но вот что Н. писал три года спустя: «…даже у родственников, пожалуй, не сохранились их портреты, - / Особенно, если у дедушки-дядюшки был на груди хотя бы сиротливый орденок царских времен / Печки лукаво проглотили немало воспоминаний о дядюшках-бабушках, / Чтобы в первые годы расплат соседи не разнесли подхихикивающий слух: - / “У Петра Львовича дедушка при орденах был; верно - царский сановник”» («Это уже история - семнадцатый год…» , 1926). Вполне вероятно, что эти строки поэт соотносил с собственной биографией. Ситуация 20-х годов XX века была такова, что много предпочтительней было называться Шварцем, а не Черновым, даже если как бы вынести за скобки фамилию лидера эсеров. И в таком случае согласимся с М. Эльзоном, предположившим, что Нельдихен - это псевдоним, принятый после октября 1917 из предосторожности. Почти со стопроцентной долей вероятности можно утверждать, что отец поэта - участник русско-турецкой войны 1877–78, бывший командир 161 пехотного Александропольского полка, полковник, вышедший в отставку «со старшинством» в чине генерал-майора (IV класс и потомственное дворянство) Евгений Альбертович Нельдихин. А двойная фамилия - не более чем выдумка поэта (Оношкович-Яцына А.). «Краткая еврейская энциклопедия» относит Н. к русским писателям еврейского происхождения: «С. Нельдихен-Ауслендер (1891–1942); плем. С. Ауслендера» (КЕЭ. Т. 7). Такое возможно лишь в том случае, если мать Н., проживавшая в советское время в Ростове-на-Дону - сестра Абрама Ауслендера, отца прозаика С. А. Ауслендера. В таком случае более чем вероятно родство поэта и с Карлом Ауслендером, управляющим ростовским отделением парижской хлеботорговой фирмы «Луи Дрейфус и К˚».

Впрочем, пока не станут известны мат-лы двух следственных дел, заведенных на Н. в 1931 и в 1941, биография поэта во многом будет строиться на тех или иных догадках, предположениях и сведениях, почерпнутых из вторых рук или из стихов самого Н. Читая же последние не стоит забывать, что писал их литератор весьма склонный к розыгрышам и мистификациям, «плут, фантазер и чудак» - как аттестовал Н. симпатизировавший ему Н. Чуковский.

Н. окончил ист.-филол. фак-т Харьковского ун-та и по др. сведениям ―– военное училище, участник Первой Мировой войны, лейтенант (?) Балтийского флота После революции в Пг. в 1919 увидел свет перв. его поэтич. сб. « Ось ». Впрочем, «света» сб. скорее «не увидел». Кн. эта - большая библиограф. редкость. Не совсем понятно, то ли тираж был уничтожен, то ли печатание было приостановлено. Известное стих. Н. «От старости скрипит земная ось…» в этом сб. посвящ. Н. Гумилеву. Воспроизведенное во втором сб. «Органное многоголосье» (1922) без посвящения, оно было воспринято (и воспринимается досель) как едва ли не первая ласточка поэтической «ленинианы». Однако стих., славящее в 1919 Ленина и одновременно посвященное Гумилеву, - такое вообразить довольно трудно. Но если представить тогдашний Петроград с его холодом, голодом и разрухой - и Гумилева - исполненного злой (уход Ахматовой) энергии, в дохе, бритого наголо, с косыми глазами, то вряд ли возникнет нужда переадресовывать «калмыковатому» Ленину дифирамб «мэтру» «Цеха поэтов»: «Но человек из своего жилища / Давно устроил для себя кладбища / И к звукам разрушения привык; / И лишь один над пеплом у обрыва / Поднял глаза змеиного отлива, - / И это был озлобленный калмык». Объяснить отсутствие посвящения в 1922 крайне просто: после расстрела Гумилева его собств. стихи какое-то время еще печ., но стихов, посвящ. расстрелянному заговорщику, цензура определенно не пропустила бы.

По словам очевидца, Н. Гумилев так представлял публике Н.: «Все великие поэты мира, существовавшие до сих пор, были умнейшими людьми своего времени... Но ведь умные люди - это только меньшинство человечества, а большинство состоит из дураков. До сих пор дураки не имели своих поэтов, и никогда еще мир не был изображен в поэзии таким, каким он представляется дураку. Но вот свершилось чудо - явился Нельдихен - поэт-дурак. И создал поэзию, до него неведомую,- поэзию дураков» (Н. Чуковский). Нетрудно догадаться, что это была «домашняя заготовка», рекламный ход в духе футуризма. В. Пяст, говоря о Н., как бы добавлял: «Но вспомним, что Пушкин сказал про “Горе от ума” Чацкий - вовсе не умный человек; умен Грибоедов» (Пяст В. Поэзия в Петербурге // Москва. 1922. № 7).

Едва ли не первым (в любом случае до ОБЭРИУ) Н. стал писать «от первого лица» стихи, какие в XIX в. никто не дерзнул бы подписывать своей собственной фамилией, но непременно воспользовался бы услугами некоего «посредника», будь то «капитан Лебядкин», «Козьма Прутков» либо «граф Алексис Жасминов». Стихи были напис. как бы совершенно всерьез, что приводило читателя, не подготовленного еще Хармсом или - в прозе - Зощенко, в полное замешательство. Да и не только рядового читателя. Вл. Ходасевич уже в эмиграции вспоминал: «Несколько времени спустя должен был состояться публичный вечер “Цеха” с участием Нельдихена. Я послал Гумилеву письмо о своем выходе из “Цеха”. Однако я сделал это не только из-за Нельдихена » (курсив наш. - Ред .).

В сб. «Органное многоголосье» (Маяковскому очень понравилось назв.) представляет интерес «поэмороман» Н. «Праздник» - «анархическая утопия» (Чертков Л., Никольская Т.). Начавший с традиционных рифмованных стихов («Ось» ), в «Празднике» поэт находит «свою форму», которой останется верен и в дальнейшем. Это нерифмованный свободный стих, верлибр, восходящий к Уитмену, что засвидетельствовано таким авторитетом, как К. Чуковский. Однако нельдихенское «наполнение» этой «формы» вполне своеобразно. Уитменовская напыщенная торжественность с ориентацией на библейский слог у Н. постоянно снижается иронией. И сам «герой» к сер. 1920-х меняется. Это наивно-лукавый «рассчетчик», «мыслетворец» (так в пику «речетворцам» футуризма Н. именует себя), по примеру древних определяющий «природу вещей»: красоты - женской или пейзажной, ума и т.п. Порой стих. у Н. приобретает вид цепи афоризмов - на первый взгляд не слишком прочно связанных между собой, зачастую парадоксальных, как бы выворачивающих мир, освоенный обыденным сознанием, наизнанку. В этом смысле весьма показательно «Электричество» (1924). Его героя, любознательного «крутолобого» мальчика Володю, ночью подкрадывающегося к спящей матери и начинающего с садистическим наслаждением расчесывать ей волосы (чтобы в итоге заключить: «Как много электричества в тебе!»), можно считать лит. предком многочисленных и весьма популярных в «эпоху застоя» анекдотов «про Вовочку». Как ни странно, но эту вполне откровенную «лениниану» цензура проморгала.

После гибели Гумилева и выезда за границу главных фигурантов 3-го «Цеха поэтов» Н. остался в своего рода «лит. одиночестве». Правда, в Москве, куда поэт переезжает в сер. 1920-х, выходят несколько его сб.: «С девятнадцатой страницы» ,«Основы литературного синтетизма» (оба - 1929), «Он пришел и сказал» ,«Он пошел дальше» (оба - 1930).

В нач. 1930-х Н. Оцуп в Париже писал: «Из поэтов, “вскормленных революцией”, мы знали Тихонова. Знали Нельдихена. Куда исчез этот интереснейший Уот Уитмен в российском издании, которого Пяст считал гениальным, а Гумилев, любя, называл апостолом глупости?». Нетрудно догадаться, куда мог исчезнуть «российский Уот Уитмен». Лит. критики оказались бдительней цензуры. Книга Н. «С девятнадцатой страницы» была квалифицирована как «манифест классового врага» (Македонов А. Манифест классового врага в поэзии // На лит. посту. 1929. № 21–22). Впрочем, можно сказать, Н. шел на это едва ли не сознательно, демонстрируя уже в названии книги то, что восемнадцать страниц ее текста вырезаны цензурой, и, предваряя стихотворный раздел сборника перелицованной цитатой из весьма чтимого марксистской философией Декарта: «Non corgito, ergo sunt».

В первый раз Н. арестован в 1931 и получил «типовые» три года ссылки (Алма-Ата). В это время такой срок писатели (С. Марков, Л. Мартынов, В. Пяст и др.) получали обычно по ст. 58. п. 10 («Агитация и пропаганда»). Отбыв ссылку, Н. бедствует, хлеб насущный добывает журналистской поденщиной, живет то в Л-де (1934), то в провинции. О стихах Н., напис. после 1929, ничего не изв. В годы «бериевской оттепели» Н. снова в М. В «Лит. обозрении» (1941. № 1) он печ. ст. « Козьма Прутков », акцентируя читательское внимание на прутковском «Проекте о введении единомыслия в России». Эта публ. Н. становится последней. Вскоре после объявления войны он арестовывается повторно.

«Вряд ли попаду живым в рекомендованный учебник», - с не особо веселой иронией писал Н. в сер. 1920-х. Про «учебники» нет речи, но имя Н. «не попало» и в знаменитую «Антологии русской лирики от символизма до наших дней» И. Ежова и Е. Шамурина. В свое время К. Чуковский назвал А. Гастева и Н. преемниками традиций Уитмена на ниве отеч. поэзии, однако во всех многочисленных переизд. этой книги, репрессированных Гастева и Н. он заменил на Маяковского. Добавим к этому, что огромный «доходный» дом, где жил Н. перед отъездом в М. (Литейный, 15) снесен в начале 1980-х. В качестве «утешения» следует сказать, что в сер. 1990-х стих. Н. « В моей гостиной на висящем блюде » петерб. композитором А. Иовлевым было положено на музыку, а судя по количеству упоминаний Н. в интернете, интерес к его тв-ву достаточно велик.

В 2013 наконец-то вышел том, включающий всю «взрослую» составляющую написанного Н., верней, сохранившегося и разысканного.

Соч .: Ось. Пг., 1919; Органное многоголосье. Пг., 1922; Праздник (Илья Радалёт): Поэмороман. [Таганрог], 1923–24; Основы лит. синтетизма. М., 1929; С девятнадцатой страницы. М., 1929; Веселые чертежники: кн. для чтения. М., 1930; Девять слов. М., 1930; Он пришел и сказал. М., 1930; Прогулка. М., 1930; Он пошел дальше. М., 1930; Органное многоголосье. М.: ОГИ, 2013.

Лит. : Гусман Бор. Сто поэтов. Тверь, 1923; Чуковский К. Уот Уитмен. М., 1923; Писатели современной эпохи. Биобиблиографический словарь русских писателей XX века. Т. 1. М., 1928; Ходасевич В. Гумилев и Блок // Ходасевич В. Колеблемый треножник. Избр. М., 1991; Оцуп Н. Современники. Париж, 1961; Чертков Л., Никольская Т. Стихи Сергея Нельдихена // NRL-Almanach. Salzburg, 1978; Писатели Л-да: биобиблиогр. справочник. 1934–81 / авт.-сост. В. Бахтин и А. Лурье. Л.: Лениздат, 1982; Чуковский Н. К. Лит. воспоминания. М., 1989; Бобрецов В. Сергей Нельдихен // Русская лит-ра. 1991. № 3; Гаспаров М. Метрическое соседство оды Сталину // Здесь и теперь. 1992. № 1; Оношкович-Яцына А. Дневник 1919–1927 // Минувшее. 1993. № 13; Дмитренко А. О воспоминаниях С. Е. Нельдихена // De visu. М., 1994. № 3/4; Филиппов Г. О позе, позиции и поэзии С. Нельдихена // Новый ж-л. СПб., 1995. № 2; Эльзон М. Похвала глупости, или Поэма о том, как поссорились Сергей Евгеньевич с Николаем Степановичем // Библиофил. М., 2001. № 1(4); Эльзон М. Петроград в «незабываемом 1919-м»: Поэтич. свидетельство современника // Нева. 2001. № 5; Шубинский В. Апостол глупости // Талеон. СПб., 2009. № 5; Юрьев О. Буратино русской поэзии // Новый мир. 2013. № 9.

В. Бобрецов