Никольская Анна Борисовна

НИКО́ЛЬСКАЯ Анна Борисовна [1(13).12.1899, СПб. ― 21.11.1977, Алма-Ата] ― прозаик, переводчик.

Дочь Б. В. Никольского; крестница Г. В. Чи­черина, в 1905 порвавшего отношения со своим отцом по полит. мотивам. По­сле окончания в 1917 первой на курсе с зо­лотой медалью Александровского ин-та (при­вилегированного учебного заведения для благородных девиц) поступила в Харьков­ский ун-т, в теч. года не имея сведений о родных. В нояб. 1918 приехала из Харько­ва в Пг., оформив перевод в Воро­нежский ун-т. После расстрела отца с авг. 1919 на попечении Н. остались тяжелоболь­ная мать и младший брат Роман, впоследст­вии отрекшийся от семьи, ставший сотрудни­ком ОГПУ и расстрелянный в 1937. Поездка в нач. 1921 в М. к Чичерину (в ходе кот. Н. познакомилась со Сталиным) реаль­ной помощью не увенчалась. Чтобы выйти из категории лишенцев и заработать трудовой стаж, в на. 1920-х Н. работала на Волховстрое, где организовала общеобразователь­ные курсы для рабочих. Производственный стаж дал ей возможность поступить на фак-т об­щественных наук ЛГУ, откуда ее периодичес­ки исключали за происхождение; по оконча­нии она была оставлена в аспирантуре На­уч.-исследовательского ин-та сравнительного изучения лит-ры и языка Запада и Востока при ЛГУ, из кот. в 1930 была исключена как чуждый элемент.

Прекрасно владевшая французским, не­мецким и славянскими яз., Н. занима­лась переводами, среди них - «Принц Каффар» Ж. Дюамеля (Л., 1925), а также препо­давала в ликбезе, партшколе и Ин-те исто­рии искусств (науч. стаж - с 1924). Н. участ­вовала в ряде фольклорных и этнографичес­ких экспедиций Академии наук, читала в уни­верситете курсы палеографии и древнерус­ской лит-ры. Ученица В. Перетца и дея­тельная участница его семинара с 1922 Н. работала над монографическими «очерками по истории стиля в древнерусской литерату­ре», которые, по ее замыслу, должны были состоять из 2 частей, посвященных соответст­венно изображению природы и внешности человека в древнерусских лит. памятниках. Работа заслужила похвалу А. Луначар­ского, ходатайствовавшего об ее изд. со своим предисл. С кон. 1920-х - науч. сотрудник Комиссии древне-украинской письменности при Всеукраинской Академии наук, что позволяло ей сохра­нять определенную независимость от идеоло­гич. кампаний кон. 1920-х, сильно проредивших лен. академ. науку. В 1931 по рекомендации Н. Мара Н. была принята на должность старшего палеографа РО Библиотеки Академии наук СССР (куда она в 1919 передала архив отца; ныне в ГАРФ и РГИА); впоследствии в ее ведении также находился кабинет инкунабулов и хра­нение особо ценных фондов. Летом 1933 была арестована; сама Н. считает виновником происшедшего директора БАН И. Яковкина (друга семьи Н.), которому она препятст­вовала в санкционированном свыше расхи­щении неучтенных фондов (см. ее повесть « Иннокентий Васильевич » // Простор. 1987. № 9; републикация: Леонов В. Судьба библиотеки в России. СПб., 2000). После ареста Н. ее мать покончила с собой. Была присоединена к сфабрикованному ор­ганами ОГПУ в 1933–34 по так называемо­му «Делу славистов»; постановлением ОСО Коллегии ОГПУ от 2 апр. 1934 Н. была вы­слана в Алма-Ату.

В кон. 1920-х Н. познакомилась с учив­шемся в ЛГУ М. Ауэзовым, кот. встретил ее в Алма-Ате; благо­даря ему в ссылке Н. актив. участвовала в работе СП Казахстана. Выучив казахский яз., Н. приступила к стихотв. переводу лироэпич. поэмы «Казы-Корпеш» и «Боян-Слу», казахского народного эпоса «Кыз-Жибек» и стихов одного из основоположни­ков казахской лит-ры М. Утемисова; прозой переводила народные сказки. Н. много публ. в периодике Казахстана, но осн. местом ее работы был Казахский пед. ин-т, где она преподавала французский яз. и читала курсы древнерус­ской лит-ры и французской лингвистики.

В нояб. 1937 Н. была вновь арестована; решением ОСО от 10 дек. 1937 приговорена к 10-летнему заключению. До весны 1943 Н. находилась в лагере на се­вере Свердловской обл., откуда была акти­рована по инвалидности. На положении ссыльной Н. поселилась в Тастане (пригород Алма-Аты), где снимала угол в землянке. По­следствиями заключения у Н. были тубер­кулез, бронхиальная астма, ревматизм, язва желудка; она мучилась непрерывными го­ловными болями - последствием избиений в ходе следствия, когда от нее добивались по­казаний на В. Перетца. Зачастую не имея возможности работать за единственным сто­лом в землянке, Н. была вынуждена зани­маться переводами на земляном полу.

Благодаря Ауэзову Н. получила возможность зарабатывать лит. трудом. Сре­ди переведенного Н.- «Походные песни» по­эта-фронтовика Ж. Саина (Алма-Ата, 1944; совм. с А. Хазиным), его же «Песни юности» (Алма-Ата, 1946), «Стихи и песни» М. Утемисова (Алма-Ата, 1948; переизд.: Алма-Ата, 1957), «Избр. произведе­ния» акына Н. Байганина (Алма-Ата, 1946), а также «Курулай-сулу» И. Байзакова и ряд произведений казахских поэтов, неизменно включавшихся в антологии лучших перево­дов казахской лирики (Простор. Алма-Ата, 1957; То же. М., 1958; Антология казахской поэзии. М., 1958; Поэты Казахстана. Л., 1978 и др.).

Заслугой Н. в деле сближения русской и казахской лит-р является перевод 1-го тома романа М. Ауэзова «Абай» (1945; при участии Т. Муртазина), осуществленный под наблюдением автора; именно с этого, вы­полненного на полу в землянке, русского пе­ревода Н., выдержавшего около двух десят­ков изданий, роман был в дальнейшем пере­веден более чем на 20 яз., войдя в сокровищ­ницу мировой лит-ры. Перевод Н. был издан без упоминания ее имени на титульном листе. Подготовленный Н. в кон. 1940-х перевод 2-го тома был изд. Гослитиздатом без упо­минания ее имени - «перевод с казахского под общей редакций Леонида Соболева». После жалобы Н. Симонову в 1949 бы­ла создана комиссия под рук. Евгенова, которая предпочла проигнорировать представленные бесправной ссыльной дока­зательства воровства, совершенного лицом, с сер. 1930-х отвечавшим в секретариа­те СП СССР за руководство казахской лит-рой. Авторство Н. было юридически под­тверждено лишь в 1960-е, однако присвоен­ных Л. Соболевым гонораров она не полу­чила (подробнее см.: Жовтис А. Послеслов.). По свидетельству М. Лозинско­го, «А. Б. Никольская проявила себя как зре­лый мастер русского стиха и русской прозы и по праву должна быть причислена к разряду лучших наших переводчиков» (Там же). Также Н. знала узбекский яз.; по заказу СП СССР она подготовила « Об­зор детской узбекской лит-ры » (РГАЛИ. Ф. 631.Оп. 9. № 2023).

В 1948 Н. принята в СП Казахстана; принимала участие в работе его Русской сек­ции (Ю. Домбровский, И. Шухов, А. Жовтис, А. Хазин, Л. Варшавский и др.). Изменение официального статуса Н. привело к улучшению ее бытовых условий. В нач. 1950-х Н. соединила свою судьбу с жившим в Алма-Ате известным биохимиком Б. Ильиным-Какуевым. В 1956 Н. была ре­абилитирована по обоим делам «за недока­занностью обвинения», получив возможность преподавать в Алма-Атинском ун-те (до 1972). В 1950–60-е Н. много переводила ка­захских авторов (в т.ч. Т. Аханова, С. Муканова, Г. Мусрепова); опыт переводчика она обобщила в ст. « Заботы простого дела » (Простор. 1967. № 7). Как текстолог участвовала в подготовке СС казахского просветителя Ч. Валиханова (Т. 1–5. Алма-Ата, 1961–72).

В 1956 приступила к написанию свое­го гл. произведения - мемуарной по­вести « Передай дальше » (первонач. заглавие « Так было ») о созданном ею во время вторичного заключения самодеятель­ном лагерном театре. Сценическое действо было единственной возможностью заключен­ных обрести на некот. время духовное раскрепощение; многим это помогло выжить. Согласно условиям, поставленным лагерной администрацией, пьесы для театра Н. писала сама, причем они должны быть «без идеоло­гического содержания» - в качестве исход­ного сюжетного мат-ла Н. использовала сообщения из сов. газ., прошедших ла­герную цензуру. Прочитанная в рукописи по­весть Н. заслужила лестные отзывы К. Пау­стовского, Вс. Иванова, М. Слонимского, Н. Тихонова, однако отсутствие возмож­ности опубл. ее в СССР (против изд. за рубежом Н. категорически возража­ла) побудило Н. в 1965 прекратить работу над ее окончательной отделкой. Рукопись по­вести была в 1972 передана Н. Жовтису, опубл. ее в эпоху т.н. гласно­сти (Простор. 1986. № 10). Замолчанная в Казахстане мест. критикой, повесть Н. сразу же стала событием в лит. жизни СССР; о ней, как о замечательном произведении - в ряду тех, кот. «породили не только большие разговоры, но и своеобразный всплеск социальной активности» - упомянул в апр. 1987 в своем д-де на пленуме правления СП СССР его председатель В. Карпов. Благодаря тому, что в повести Н. герои были выведены под своими собств. именами, некоторые люди узнали о судьбе своих родных.

«Все произведения Н. автобиографичны или основаны на фактическом материале, субъективно воспринятом и переосмыслен­ном. В то же время - это не просто воспоми­нания, а как правило, сюжетно завершенные, стилистически отточенные и всегда эмоцио­нально насыщенные картины живой жизни» (А. Жовтис). Излюбленным жан­ром Н. был рассказ; большинство их обраще­но в прошлое - то, в чем современники виде­ли лишь анекдотический случай, в изложении Н. приобретает характер неизбежного сцеп­ления событий во всех его странностях и не­сообразности (см., например, рассказ «Да будет воля моя!» об истории находки за­писок матери К. Рылеева в тайнике, нахо­дившемся в доме известного консервативного публициста Е. Богдановича). Проза Н. написана ясным и чистым языком; ее отличает исключительная точность в передаче дета­лей. Все написанное Н. отмечено высочай­шим тактом, обусловленным стремлением автора объяснить, прежде всего - самой себе, действия описываемых ею лиц, в т.ч. и направленные против нее. Рассказ «Геленджик» об истории поиска лермон­товских мат-лов в местном краеведч. музее получил восторженную оценку И. Андроникова.

Несмотря на известность в лит. кругах Л-да и М., куда Н. почти ежегодно приезжала во время отпуска, ее проза изда­валась лишь в Алма-Ате, где в ней видели од­ного из самых деятельных участников казах­ско-русского лит. сближения. Посмертно под­готовленный к печ. в нач. 1980-х сб. « Избранного » Н. света не увидел, несмотря на ряд положит. рец. Полный текст повести, а также ряд впервые (за еди­ничным исключением) публикуемых расска­зов Н. составили однотомник с предисл. С. Юрского и послесл. А. Жовтиса, изданный в Алма-Ате в 1989. Этим изданием до наст. времени ограничиваются публикации творч. наследия Н., кот. без пре­увеличения можно отнести к лучшим образ­цам русской прозы послевоен. времени.

Соч.: Листки воспоминаний // Мухтар Ауэзов в воспоминаниях современников. Алма-Ата, 1972; О ритме худож. прозы // Вопросы лит-ры. 1973. № 7; Неписаные истории. Алма-Ата, 1963; Пропавшие письма. Алма-Ата, 1968; 1976; Передай дальше! Рассказы, повесть / Сост., по­слесл. А. Жовтиса. Алма-Ата, 1989; 250 лет Смольному монастырю [Отрывок] // На русских просторах: Ист.-лит. ж. 2014. Вып. 4 (19).

Лит.: Ровенский Н. Талант и провинциальность. Алма-Ата, 1967; Анов Н. Анна Борисовна Ни­кольская // Простор. 1969. № 12; Усти­нов А. Точка опоры. Алма-Ата, 1982; Жовтис А. Передано людям // Простор. 1987. № 10; Иванова Н. Точка опоры: О про­зе посл. лет. М., 1988; Жовтис А. Непридуманные анекдоты. М., 1995.

М. Лепехин