Овсянико-Куликовский Дмитрий Николаевич


ОВСЯНИКО-КУЛИКÓВСКИЙ Дмитрий Николаевич [4.2(23.1).1853, Каховка Таврической губ. - 9.10.1920, Одесса] - литературовед, лингвист.

Родился в дворянской семье в поместье в Таврической губ. «Мой отец, под бременем долгов (свыше миллиона), ещё в 1879 году продал Каховку и купил маленькое именьице Рею в Волынской губернии, в пятнадцати верстах от Бердичева».

Закончил Симферопольскую гимназию. Учился в Петербургском (1871–73) и Одесском (Новороссийском, 1873–76) ун-тах.

По окончании Новороссийского ун-та работал в СПб. у изв. санскритолога, проф. И. П. Минаева, при помощи кот. близко познакомился с лингвистич. теориями В. Гумбольдта, Штейнталя, Лацаруса, М. Мюллера, Л. Гейера и др.

Окончив курс в Новороссийском ун-те, в 1877 был оставлен при ун-те и командирован за границу для приготовления к кафедре сравнительного языкознания и санскрита на 5 лет (Прага и Париж). Молодому О.-К. было свойственно увлечение социалистич. идеями - в 1877 в Женеве конспиративно, без указания автора, была изд. его брошюра « Запискиюжно-русского социалиста ». Между тем, вращаясь в среде лиц, боровшихся за возрождение Украины («Громада»), затем в среде эмигрантов (Драгоманова, Лопатина, Чайковского и др.), а в предрев. период - в левокадетских, а иногда и легальномарксистских кругах, О.-К. никогда не был актив. участником той или др. партии.

В Моск. ун-те защитил pro venia legendi этюд « Разбор ведийского мифа о соколе, принесшем цветок Сомы » (М., 1882) и стал приват-доц. в Новороссийском ун-те (1882). В 1885 в Харьковском ун-те защитил дис. на степень магистра - « Опыт изучения вакхических культов индоевропейской древности. Часть I. Культ божества Soma в древней Индии в эпоху вед » (Одесса, 1884), в 1887 в Новороссийском ун-те защитил дис. на степень доктора - « К истории культа огня у индусов в эпоху вед » (Одесса, 1887; излож. в «Revue de l'histoire des religions», 1889, под загл. « Les trois feux sacres du Rig-Veda »).

В 1887 назначен проф. в Казанский ун-т, в 1888 - в Харьковский ун-т, где преподавал сравнительную грамматику индоевропейских языков и санскрит. Состоял редактором «Записок Императорского Харьковского ун-та».

Ко втор. пол. 1880-х в О.-К. не осталось и следа от той оппозиционной настроенности, кот. делала его врагом метафизики и т.н. «искусства для искусства». Подобного рода «нигилизм» стал ему казаться не более как «догматическим», а то и просто «обывательским» мышлением. Увлечение народническими и социалистическими идеями и даже пленявшим его культом «науки» и в частности социологии в духе строгого позитивизма представлялось ему увлечением «шаблонными идеями», «истинами», принятыми на веру. Очарованный метафизическими идеями Бесконечного и Вечного, культом личности и «внутренней свободы» в эклектическом соединении с дарвиновской теорией эволюции, О.-К. стал наиболее выдающимся представителем того течения, кот. известно как «психологизм» или «панпсихологизм» и кот. было призвано служить «научно-эмпирическим» фактором в борьбе с остатками «нигилизма» и «утилитаризма» рев. народничества, но в то же вр. с вульгарно-идеалистич. реакционной схоластикой университетской науки.

Под влиянием механически-психологич. течения в связи с особой классификацией науки О.-К. начал рассматривать все идеологич. надстройки (науку, искусство, право и т.д.) как комплексы явлений, кот. существуют только в переживаниях отдельных людей, как субъективные проявления вечно развивающегося т.н. «объективного духа» (отнюдь не в гегелевском смысле), как продукты чисто индивидуальной «душевной деятельности», приходя к таким построениям в общих вопросах познания, кот. вполне аналогичны концепции философа Э. Маха и его последователей.

Наука определяется О.-К. как «познание и разработка идеи бесконечного в его космических формах», а искусство - как дающее то же самое в формах «человеческого выpажения». В таком понимании эта вездесущая идея вечности и бесконечности приобретает значение некой новой позитивной «сущности вещей». Для ее познания оказывается необходимым и достаточным «превращать факты - в явления» нашего субъективного сознания (наука) и в частности факты жизни - в т.н. «законообразную» действительность (искусство). Иначе говоря, в искусстве и науке мы познаем не внешний мир, существующий вне нас и независимо от нашего субъективного сознания, а лишь продукты нашей индивидуальной «душевной деятельности».

К 1885-м - 1905-му О.-К. начал применять т.н. психологический метод, разработанный в т.ч. на основе принципов А. А. Потебни, преимущественно к худож. лит-ре и проблемам теории и психологии худож. тв-ва. Ученик и последователь Потебни, одного из основоположников психологич. направления в литературоведении, О.-К. написал обширную статью - « Потебня как языковед-мыслитель » (Киевская старина. 1893), кот. представляет собой популяризацию и свод осн. положений изв. ученого.

Осн. лингвистич. работа - « Синтаксис русского языка » (1902), где также выступил последователем психологизма А. А. Потебни. Занимался развитием его положения об изначальной образности языка, являющейся первоисточником поэтич. мышления, об аналогии слова и худож. произведения, близости научного и худож. мышления. Разработал понятие синтаксич. формы, осн. способом проявления которой считал грамматическое предицирование («сказуемость»). Считал синтаксис центр. компонентом грамматики, строя анализ текста в направлении «от предложения к звукам».

О.-К. составил неск. учебных руководств по синтаксису русского яз. и по теории словесности, не получивших широкого распространения в пед. практике вследствие изложения, мало доступного пониманию учащихся. В русском яз. выделял 11 частей речи.

О.-К. принадлежат науч. труды: « К вопросу о “быке” в религиозных представлениях древнего Востока » (Одесса, 1885), « Ведийские этюды. Indra-vicvacarsani » (Ж-л Министерства народного просвещения. 1891. № 3), « Религия индусов в эпоху вед » (Вестник Европы. 1892, апр.-май), « Ведийские этюды. Сыны Адити » (Ж-л Министерства народного просвещения. 1892. № 12), « Зачатки философского сознания у древних индусов » (Русское богатство. 1884), « Очерки истории мысли » (Вопросы философии и психологии. 1889 и 1890), « Лингвистика как наука » (Русская мысль. 1888), « Язык и искусство » (СПб., 1895), « Очерки науки о языке » (Русская мысль. 1896, дек.), « Из синтаксических наблюдений. К вопросу об употреблении индикатива в ведийском санскрите » (сб. в честь проф. Ф. Е. Корша. М., 1896), « Синтаксические наблюдения. К вопросу о составном сказуемом » (Ж-л Министерства народного просвещения), « Культурные пионеры » (Слово. 1878 и 1880), « Самоубийцы и Нирвана » (Слово. 1880), « Провинциальная печать » (Слово. 1881), « Секта людей божиих » (Слово. 1880) и др. В брошюре о языке О.-К. делает попытку популяризовать совр. общие положения лингвистики об участии языка в подготовлении понятий, о значении и роли в языке худож. образа и внешней формы.

С сер. 1890-х О.-К. работает преимущественно в обл. русской лит-ры. Написал много работ о русских писателях-классиках XIX в., в т.ч. « Тургенев и Толстой » (Сев. Вестник. 1894–97). Исследовал проблемы теории и психологии тв-ва. В 1896 изд. в Харькове замечательную по тонкости анализа кн. « Этюды о тв-ве И. С. Тургенева », где впервые нашла применение методология литературоведа-психолога. За ними последовали др. опыты лит. критики.

После этой книги вскоре выходит ряд монографий и статей о др. классиках русской лит-ры - « Н. В. Гоголь », « А. С. Пушкин» ,«Л. Н. Толстойкакхудожник » (1899), « Лермонтов » (1914), « Грибоедов », «И. С. Тургенев», « Этюды о тв-ве А. П. Чехова » и др. Анализируя психологию немногих из созданных данным писателем образов-характеров, в кот. О.-К. усматривает постановку наиболее значительных «общечеловеческих» проблем и т.н. «вечных вопросов», он стремится раскрыть особенность натуры, характера, склада ума и даже темперамента поэта-художника. Если в некот. случаях он и касается идеологических вопросов, то исключительно в целях уяснения миросозерцания и общей лит. направленности самого писателя, притом исключительно для лучшей обрисовки склада его ума и натуры. Из огромного и многообразного худож. наследия Тургенева, Гоголя, Пушкина, Толстого и др. О.-К. произвольно выделяет лишь те моменты, кот. могут быть использованы как конкретный лит. материал для построения психологии и теории худож. тв-ва. Напр., самые понятия о стиле и жанрах этих писателей у О.-К. отсутствуют. В психологически углубленных анализах «общественно-психологических типов» поместно-дворянской и разночинной интеллигенции (Чацкий, Базаров, Каратаев и др.) нетрудно вскрыть субъективизм науч. построений О.-К. Все эти очерки представляют собой общ.-психологические характеристики действующих персонажей, анализ худож. процесса тв-ва на конкретном мат-ле и г.о. попытки реконструировать творческую личность поэта.

Анализ произведений худож. лит-ры О.-К. представляет собой, с одн. стороны, раскрытие того строя чувств и мыслей, для апперцепции кот. может служить данный образ, с другой - восполнение той творч. работы, кот. производил сам автор и посильным соучастником кот. выступает лит. критик своими «пояснительными примечаниями» к живописи художника и психологическим комментарием. Так напр., анализируя «Дворянское гнездо», О.-К. стремится раскрыть те сокровенные пружины души Лизы, «игру ее тайных и таинственных движений», в кот. он ищет объяснения этого образа, попутно вскрывая те худож. приемы (напр., взаимоотношения Лемма, Лаврецкого и Лизы), при помощи кот. Тургенев достигает своей цели. Ключ к пониманию образа Лизы О.-К. ищет не в условиях соц. действительности 1840–50-х, изображенной Тургеневым с позиций дворянского либерализма, а в личных особенностях натуры Лизы, в каком-то особом ее религиозном призвании, кот. уподобляется призванию в искусстве, науке и т.п. Анализируя образ Базарова, О.-К. не объясняет его как классовое явление, как попытку Тургенева изобразить классово чуждый ему образ революционера-разночинца. Наоборот, «наперекор этой бренности явлений» О.-К. рассматривает Базарова как обобщающий образ, в кот. «ищет воплотиться... нечто общее, человеческое, важное для познания и понимания той или другой стороны духа». В образе Базарова, как показывает О.-К., обнаруживается характерная черта всей той эпохи, лучшим выразителем кот. является Тургенев, - крайнее развитие личности «в направлении эгоистическом и отсутствие гармонии между личностью и обществом», - эпохи, когда на почве индивидуализма «возвеличение личности, ее апофеоз шли рядом с ее крушением, ее ничтожеством». С надклассовой, общечеловеческой точки зрения ведется анализ и в др. монографиях - о Гоголе, Пушкине, Лермонтове, Гейне. В монографии о Толстом и некот. статьях последнего периода его деятельности О.-К. ближе к социологизму. Наряду с классификацией образов Толстого по национальному признаку применяется уже и классовый принцип и социально-психологический анализ субъективных и объективных элементов в его тв-ве, основные особенности кот. О.-К. выводит из его барской психологии. Однако и здесь социологизм О.-К. изучает не класс, а среду (в этом отношении бесспорное влияние оказало на О.-К. учение Тэна).

С 1909 стало выходить собр. соч. О.-К. (в 9 т.), куда вошли этюды о А. Пушкине, А. Герцене, А. Чехове, М. Горьком, М. Салтыкове-Щедрине, Гл. Успенском, В. Короленко, Л. Толстом. Т. І - Н. В. Гоголь; т. II - И. С. Тургенев; т. III - Л. Н. Толстой; т. IV - А. С. Пушкин; т. V - Герцен, Белинский, Добролюбов, Михайловский, Короленко, Чехов, Горький, Андреев; т. VI - Статьи по теории поэзии, по психологии творчества, о религии индусов в эпоху Вед и др.; т. VII–IX - История русской интеллигенции (три части). Отд. тома выдержали по 5 изд.

Гл. значение обширного науч. наследия О.-К. обнаруживается не в области истории лит-ры, не в области лит. критики, т.к. научно изучать напр. произведения последних десятилетий и особенно современные он считал и методологически и фактически невозможным, наконец, даже не в области исследования специал. вопросов теории поэзии и прозы, для кот. он так много поработал, но кот. фактически превращалась у него в психологию поэзии и прозы. Подлинное и действительно крупное значение О.-К., критич. очерки которого получили всеобщее распространение, заключается в том, что, базируясь на учении Потебни, он ввел проблемы теории лит-ры, в кот. еще полностью царили схоластически идеалистич. теории (до О.-К. не только идеи Веселовского, но и Потебни оставались за семью замками), в широкий науч. обиход. О.-К. много сделал и в плане постановки проблем психологии тв-ва (см. «Вопросы теории и психологии творчества»). Работы О.-К. ввели в оборот целый ряд новых лит. теорий и рабочих гипотез. Такова проблема «понимания» как творч. акта, теория «наблюдательного» и «экспериментального» искусства, проблема реализма в искусстве, теория лирики как тв-ва ритмов в отличие от драмы и эпоса как образной поэзии и т.д. Разумеется, что, поставив эти проблемы, О.-К. оказался не в состоянии их окончательно разрешить, и работы его могут быть использованы только частично и с осторожностью.

Существенные метод. дефекты в работах О.-К. непосредственно вытекают из того положения, что анализ процесса тв-ва он из объекта самостоятельной отрасли знания превращает в особый метод истории и теории лит-ры и лит. критики. Такое смешение объектов, задач и методов смежных дисциплин делает работы О.-К. недифференцированными, эклектичными, несмотря на то что они заключают в себе много интересных и любопытных высказываний по осн. вопросам, связанным как с тв-вом классиков, так и с теорией поэзии и прозы.

Гл. труд ученого - « История русской интеллигенции », где автор поставил себе целью проследить историю русской мысли по главным лит. произведениям XIX в. Причину эволюции социально-философских идей русского об-ва видел в различиях «душевной организации поколений». Посл. лит. исследования О.-К. по психологии тв-ва напеч. в сб-ках Лезина.

Осн. лит.-критические работы: статьи по теории лит-ры (« Психология мысли и чувства. Художественное творчество »), монография « Воспоминания ».

Вместе с П. Н. Сакулиным и А. Е. Грузинским О.-К. редактировал популярную общую историю русской лит-ры XIX века (М., изд-во «Мир»).

Один из первых российских исследователей санскрита, ведийской мифологии и философии.

Переехав в СПб., О.-К. в 1907 поступил на службу на Высшие женские (Бестужевские) курсы. Был избран почетным акад. и проф.

С 1914 состоял одним из редакторов «Вестника Европы», зав. беллетристическим отделом. Один из редакторов «Истории русской лит-ры XIX в.» (т. 1–5, 1908–10).

Почётный член СПб. АН (1907), Российской АН (1917).

Соч.: История русской интеллигенции. СПб., 1906–11. Т. 1–3; Соч.: В 9 т. СПб., 1907–11 (То же. СПб., 1912–14); Теория поэзии и прозы. 5 изд. М.-Пг., 1923; Воспоминания. Пг.: Время, 1923; Собр. соч.: В 9 т. 2 изд. М.: ГИЗ, 1923–24; Лит.-критич. работы. М.: Худож. лит-ра, 1989.

Лит.: Овсянико-Куликовсктй Л. В. // Энц. словаря Брокгауза и Ефрона. В 86 т. (1890–1907); Горнфельд А. Экспериментальное искусство // Русское богатство. 1904. Вып. I; Словарь членов Общества любителей российской словесности при Московском университете. М., 1911; Райнов Т. «Психология творчества» Д. Н. Овсянико-Куликовского // Вопросы теории и психологии творчества. Т. 5. Харьков, 1914; Плотников И. Психологическая школа в языкознании и методика русского языка. Курск, 1919 (см. гл. X - О.-К., его труды по языкознанию и теории поэзии; гл. XI - О.-К. как критик; гл. XII - Методологические статьи О.-К.; гл. XIII - Значение трудов О.-К. для методики русского языка); Кутателадзе П. Схемы и критические статьи акад. Овсянико-Куликовского (разбор трудов по истории русской литературы) // Филологические записки. 1917. Вып. I; Горнфельд А. Д. Н. Овсянико-Куликовский и совр. лит. критика // Начала. 1922. № 2; Казанович Е. Д. Н. Овсянико-Куликовский на Бестужевских курсах (Воспоминания и впечатления курсистки) // Начала. 1922. № 2; Владиславлев И. В. Русские писатели. Изд. 4-е. М.-Л., 1924; Горнфельд А. Боевые отклики на мирные темы. Л., 1924; Чудаков А. П. Овсянико-Куликовский, Дмитрий Николаевич // БСЭ.

Н. Сумцов, Л. Якобсон

  • Овсянико-Куликовский Дмитрий Николаевич