Родионов Иван Александрович

РОДИО́НОВ Иван Александрович [8(20), по др. данным 9(21).10.1866, ст. Камышовская Области Войска Донского - 24.1.1940, Берлин; похоронен на православном кладб. в Тегеле] - прозаик, публицист.

Из дворян Области Войска Донского. Профессиональный военный. Воспитывался в Елисаветградском кавалерийском училище (1881–84) и Новочеркасском юнкерском училище (1884–86), куда перевелся по собств. желанию. Окончил училище по 1-му разряду и был выпущен подхорунжим в комплект донских казачьих полков. Служил в 1-м и 10-м донских казачьих полках. Смо­лоду мечтал стать писателем (см. рукопись его ранней повести о помещичьей жизни на Кубани - архив Боровичского краеведч. музея Новгородской обл.). Перв. вы­ступление в печ. - « Казачьи очерки » (Русское обозр. 1894. № 4–6) о дейст­виях против горцев казачьего отряда под ко­мандованием Я. Бакланова.

В годы перв. русской революции подъе­саул Р. командовал казачьей сотней, усми­рявшей бунтовавших рабочих в г. Боровичи. Выйдя вскоре в отставку, женился на А. Кованько, дочери заводчицы, и посе­лился в ее родовом имении Устье. Служил в Боровичах земским начальником. Близкое знакомство с председателем Гос. думы в 1911–17 помещиком М. Родзянко (сосед Р. по имению), иеромонахом Илиодором (в миру С. Труфанов, земляк Р., донской казак) и епископом Гермогеном (в миру Г. Долганов) способствовало обре­тению широких связей и знакомств с санов­ными и церковными (Р. был очень набожным человеком) кругами М. и СПб. Р. был представлен царской семье.

Написанная Р. по горячим следам перв. русской революции повесть « Наше пре­ступление (Не бред, а быль) » с подза­головком «Из совр. народной жиз­ни» принесла автору неожиданную и шум­ную известность. Кн. появилась в изд-ве А. Суворина осенью 1909 и в теч. по­следующего года выдержала 5 изд. Вскоре ее перевели на мн. европейские яз. По ини­циативе А. Кони «Наше преступление» было выдвинуто на соискание Пушкинской премии.

Сочинение Р. поражало читателя пусть и односторонней, но трезвой и жестокой правдой о народе, кот., как утверждал автор в предисл., «спился, одичал, озлобил­ся, не умеет и не хочет трудиться». Причиной тому - «разобщение русского культурного класса с народом». По мнению Р., «народ брошен и, беспомощный, невежественный, предоставлен собств. бедной судьбе. Если вовремя не прийти к нему, то исход один - бездна, провал, дно». Автор призы­вал интеллигенцию нести «во глубину России мир, свет и знания». «Наше преступление» вызвало разноре­чивые отклики критики. Так, полит. обозреватель «Нового времени» М. Мень­шиков отмечал, что «после „Воскресения” гр. Л. Н. Толстого» он «не читал более та­лантливого и более важного по значению ро­мана, как „Наше преступление”». Соглаша­ясь с Р. в том, что «русское образованное об­щество бросило народ на произвол стихий», Меньшиков добавлял: «идет гражданская война», «самоистребление» народа, «взаим­ная порча жизни» (Новое время. 1909. 25 окт.). К. Чуковский назв. «Наше пре­ступление» «самой отвратительной, самой волнующей, самой талантливой из современ­ных книг». По его мнению, «это те же „Вехи”, но не об интеллигенции, а о крестьянах». По­весть К. Чуковский противопоставлял горьковскому «Лету», отдавая явное предпочте­ние автору «Нашего преступления»: «Правда ему (Горькому. - Ред .) не нужна. Ведь не рас­сказы он пишет, а манифесты. Им уже сочи­нен манифест о рабочих „Мать”; манифест о крестьянах - „Лето”; теперь и о мещанах печатается его манифест „Городок Окуров”. Ни одного российского коллектива не хочет он оставить без манифеста. Скоро, кажется, возьмется за дворян» (Речь. 1911. 28 февр.). Восторженно встретил появление книги Б. Глинский: «...Спасибо талантливому ав­тору, который сразу одной небольшой книж­кой создает себе крупное имя в русской лите­ратуре, за его труд, за его диагноз больной деревенской России» (Ист. вестник. 1910. № 5). И. Соловьев отмечал, что Р. вывел новый тип крестьянина - «он и убийца, и развратник, и богохульник, и все это им творится <...> из любви к искусству», в нем - «дикое, бессознательное, стихийное глумление над „общей правдой”» (Преступ­ление интеллигенции. Критико-публицистич. очерк по поводу выхода книги Родио­нова «Наше преступление». М., 1911). Заинтересованным читателем по­вести был Л. Толстой, высказавшийся (31 окт. и 1 нояб. 1909) по ее поводу: «Та­лантливо, но мысль нехороша. Описывает разврат народа. Это хорошо описано: он знаток, но односторонне»; «Прекрасный язык, народный... Суд ужасно длинен, но пре­красно, верно описан» (ЛН. Т. 90. Кн. 4). Благоприятное впечатление о «ро­мане... дышащем неподдельной искреннос­тью и несомненной правдой»,- сообщал в письме А. Кони от 28 окт. 1909 К. Р. (Константин Романов) (Новый мир. 1994. № 4). Пушкинской премии Р. не по­лучил, однако рецензент А Гиляров, автор официального отзыва, считал, что повесть «Наше преступление» «заслуживает по­хвального отзыва» за меткие характеристики и яркие бытовые картины, в целом же она - «тенденциозная, с резко выраженной боевой политической окраской <...> произведение лжехудожественное» (Архив РАН. СПб., фи­лиал. Ф. 9. Оп. 3).

Новое произведение Р. - сатирич. былина « Москва-матушка » (СПб., 1911; Екатеринослав, 1911; Берлин, 1921) - обна­руживала весьма специфичный, «казачий» взгляд автора на отд. периоды русской истории, в частности, взаимоотношения «пор­фироносной вдовы» Москвы-матушки с ее «сынком» Петербургом. Либеральная печать обошла былину молчанием. Монархическая же пресса обвинила Р. в клевете: «Это злая са­тира на всю Русь». Автор «не уловил духа ис­тории... не смог изобразить в живых картинах великих деяний М. как Собирательницы Земли, как созидательницы Русского Царст­ва» (Земщина. 1911.19 сент.).

В дек. 1911 Р., убежденный монархист, примкнул к заговору против Г. Распутина, ор­ганизованному Илиодором (см.: Родзянко М. Крушение империи. Л., 1929; Илиодор (С. Труфанов). Гриша // Белецкий С. П. Григорий Распутин (Из запи­сок). Пг., 1923). После провала заговора Р., втянутый в орбиту закулисных интриг, в меру сил и возможностей продолжал борьбу против Распутина, оказывая всяческую под­держку его противникам. Всей деятель­ностью, творческой и гражданской, Р. стре­мился обратить внимание русского образо­ванного об-ва на то, что, по его мнению, являет опасность и мешает естеств. те­чению нац.-ист. жизни России. В февр. и марте 1912 Р. выступил в Русском собрании СПб. с д-дами, вскоре изданными отд. кн. в ти­пографии А. Суворина (Два доклада. Неужели гибель? Что же делать? СПб., 1912), в которой дал развернутый анализ состояния экономич., соц., куль­турной и церковной жизни страны, охаракте­ризовав его как катастрофическое: «Теперь народ отшатнулся от церкви и перестал бо­яться и уважать власть <...>. И народ доспел до революции. Он перестает быть народом-созидателем, народом-государственником и с головокружительной быстротой всей сво­ей громадой обращается в преступную чернь <...>, народ пойдет убивать и грабить всех и вся, доколе камня на камне не останется. И Россия в настоящем положении моему во­ображению рисуется, как безбрежный, взба­ламученный океан, голодный и злобный <...>. Народ заплутался, потеряв смысл своего су­ществования, и с звериным ревом тяжелой глыбой ринулся в нижнюю бездну». В том, что народ пьет, распутничает, богохульствует, физически вы­рождается («мечты Петра Верховенского сбылись как сон наяву»), Р. обвинил сионис­тов, будто бы умышленно спаивающих на­род, захвативших российскую печать, финансы, торговлю и др. области, прибегнув к стандартному набору антисемитских измы­шлений, и т.п. В «Двух докладах» Р. остано­вился на положении казачества, предостере­гая: «Революции и бунты не могут у нас иметь решительного успеха до тех пор, пока за це­лость престола стоит казачество. Но сохрани Бог, если оно поколеблется». К этим мыслям Р. возвращается в историко-публиц. очерках « Тихий Дон », печ. в 1913 в ж. В. Пуришкевича «Пря­мой путь», кот. вскоре были изд. отд. книгой (СПб., 1914, на титуле - 1913). В кн. «Тихий Дон» Р. выступил против за­конодательных актов правительства, направ­ленных на «расказачивание» - ущемление исторически завоеванных привилегий каза­чества, кот. Россия, по его мнению, во многом обязана своим существованием. Р. считал роковой ошибкой заселение Донской обл. иногородними и инородцами, в чем ви­дел предпосылки для возможного конфликта между коренным и некоренным населением. «Мнение о том,- подчеркивал Р., - что каза­чество как сословие исчерпало себя, совер­шенно ошибочно».

В годы Первой мировой войны Р., есаул 39-й особой казачьей сотни, принимал учас­тие в боевых действиях. С окт. 1915 Р. - штаб-офицер при цензурном отделении - на­значен ред. газ. Юго-Западного фронта «Армейский вестник», которую ре­дактировал вместе с А. Курсинским, изред­ка помещая в ней статьи и заметки (за подпи­сями «И. Р.» и «Р.») на обществ.-полит. темы, о пьянстве, дезертирстве в армии, откликался на события столичной жизни.

В окт. 1916 Р. оставил пост ред. «Армейского вестника». В мае 1917 при­нял участие в работе 1-го Всероссийского офицерского съезда, кот. состоялся 7–22 мая (20 мая - 4 июня) в Могилеве. На этом съезде был принят устав и избран Главный комитет, который сыграл важную роль в подготовке и проведении корниловского мятежа. В сент. 1917 Р., член Гл. комитета «Союза офицеров армии и флота» и актив. участник корниловского выступ­ления, был арестован вместе с др. его участ­никами и по решению Чрезвычайной следст­венной комиссии для расследования мятежа содержался в быховской тюрьме вместе с Корниловым, Деникиным, Лукомским и др. будущими деятелями Белого движения. Тогда записал в быховский альбом: «В России пир во время чумы. Но не вечна ночь... Тяжко ду­мать, что розоветь начнет тогда, когда от ве­ликой русской земли останутся одни жалкие лохмотья, а отрезвевший народ увидит себя одураченным, обобранным, под чужеземным потом» (Белое дело. Летопись борьбы. Бер­лин, 1927. Ч. 2).

После освобождения из быховской тюрь­мы Р. бежал на Дон, в столицу Войска Донско­го Новочеркасск. Здесь редактировал газ. «Донской край» и «Часовой», занимал край­не монархические и прокрасновские пози­ции. В Новочеркасске переиздал кн. «Про­токолы сионских мудрецов» (см.: Бостунич Г. Правда о Сионских протоколах. Мит-ровица. Югославия, 1921). В 1918 принял участие в корниловском Ледяном по­ходе, позднее описал его в повести « Жерт­вы вечерние (Не вымысел, а действи­тельность) » (Берлин, 1922). А. Гершельман в «Двуглавом орле» писал: «Недавно вышед­шая и за короткий срок получившая широкую известность книга» рисует «гибель безумно смелых детей за преступления отцов, пошлой игрой в либерализм промотавших свою роди­ну» (1922. Вып. 29; др. рецензии: Рогович А. // Там же. Берлин. 1922. № 30; Из­гнанник // Казачий сб. 1922. № 1).

Службу в Добровольческой армии Р. за­кончил полковником. Рано отошел от Бе­лого движения, поняв его ист. об­реченность. Эмигрировал в Турцию. Вызвав­ший его оттуда генерал Врангель предложил «стать во главе печатного дела» армии, одна­ко Р. отказался от этого: «...Чтобы победить большевиков, нужно одно из двух: или мы должны задавить их числом, или же духовно покорить своей святостью. Еще лучше бы то и другое. Вот здесь хоть и благочестивы, но не святы. Ну, а о количестве и говорить не приходится. Поэтому дело наше конченое, обреченное» (Митрополит Вениамин (Фед-ченков). На рубеже двух эпох. М., 1994).

Из Турции Р. переехал в Белград, а затем в Берлин, где переиздал некот. свои про­изведения, в т.ч. «Два доклада» (Белград, 1932), подчеркнув этим неизменность своих убеждений. В эмигрантский период Р. были созданы романы « Любовь » (Белград, 1922) и « У последних свершений » - итоговое произведение автора. Над этим романом Р. работал длительное время и не мог опубл. его полностью из-за отсутствия денеж­ных средств. Были изданы два относительно самостоятельных фрагмента - « Сыны дья­вола » (Белград 1932) и « Царство Сата­ны: Из загадочного к реальному » (Бер­лин, 1937). Обе кн. почти бессюжетны, по­строены в форме диалога двух героев, пере­межающегося авторскими отступлениями на библейско-евангелические темы. В основу «Сынов дьявола» положено учение, изложен­ное в «Протоколах сионских мудрецов»: член всемирного израильского правительства Дикие посвящает своего ученика Липмана в историю возникновения и программу этой тайной организации. В кн. «Царство Сата­ны» Р. со своих мировоззренческих позиций прибегает к толкованию смысла апокалипси­ческих пророчеств отдаленного и близкого прошлого истории человечества, прежде все­го истории России, Русской Православной Церкви и Израиля.

Жил Р. в страшной бедности. О посл. днях его сохранилось свидетельство архи­епископа Иоанна Сан-Францисского (Стран­ника), зафиксированное в его переписке с П. Красновым: «Вот бедняк Ив. Ал. Роди­онов, перед кончиной своей, вздумал „пере­толковывать” Апокалипсис сообразно своим идеям; и сын его, Гермоген, мне рассказывал, что нельзя передать, до чего ужасна была кончина его отца. Буквально, словно какой-то невероятный ужас диавольский вздыбил Ивана Ал., после чего он упал бездыхан­ным...» (Континент. 1988. № 56).

В кон. 1980-х появились публикации, необоснованно возводящие Р. в ранг «пре­тендента» на авторство романа М. Шоло­хова «Тихий Дон» (см.: Континент. 1985. № 44; Час пик. СПб. 1989. № 4; Огонек. 1993. № 17; 1994. № 2–3).

Соч.: Разгром усадьбы // Прямой путь. 1914. Февр.; Тихий Дон / Предисл. В. Запевалова. СПб., 1994; Наше преступление / Вст. ст. Г. Стукаловой. М., 1997.

Лит.: Лососий Н. Условия абсолютного добра. М., 1991; Дудаков С. История одного мифа: Очерки русской лит-ры XIX–XX вв. М., 1991; Залевалов В. Автором «Тихого Дона» был И. А. Родионов? // Час пик. 1994. № 10.16 март.; Сатарова Л. Донское казачество в прозе рубежа XIX–XX вв. М., 1992; Краюхин С. «Тихий Дон» из спецхрана: Развеяна еще одна лит. мистификация // Известия. 1993. 17 нояб.; Гетманець Г. I. О. Родioнов i лiтера-турний процес кiнця XIX - початку XX столiть: Авторефе­рат дис. на здобуття наукового ступеня кандидата фiлологiчних наук. Харькiв, 2004.

В. Запевалов