Сологуб Федор

CОЛОГУ́Б Федор (наст. Тетерников Федор Кузьмич) [17.2(1.3).1863, СПб. - 5.12.1927, Л-д, похоронен на Смоленском кладб.] - поэт, проза­ик, драматург, публицист.

Отец С., Кузьма Афанасьевич, незаконный сын помещика, после отмены крепостного права занимался порт­няжным делом в СПб. Mать, Татьяна Семенова, из кресть­ян Петербургской губ., после смерти мужа в 1867 стала работать в чиновничьей семье «прислугой». В образованном доме интересовались чтением, театром и музыкой, что послужило импульсом для интересов С., кот. в возрасте 12 лет начал пис. стихи. Посещая приходскую школу и уездное училище С. поступил в Учительский ин-т. Окончив его в 1882 C. работает учителем, сначала в Крестцах Новгородской губ., с 1885 ― в Великих Луках Псков­ской губ., а затем с 1889 ― в Вытегре Олонец­кой губ.

После возвращения в СПб. с 1892 по 1907 служит учителем математики, а затем инспектором училищ. С1908 С. становится свободным писателем. В этом же году женится на А. Чеботаревской, их квартира становится одним из лит. салонов СПб. 1910-е ― расцвет тв-ва и популярности; время публикаций СС в 12-ти и в 20-ти томах в изд. «Шиповник» и «Сирин» (СПб.). Разделяя взгляды части интеллигенции, С. с войной 1914 связывает надежды на обновление страны и мира (« Почему символисты приня­ли войну », 1914; сб. стихов « Вой­на », 1915). Приветствуя Февраль­скую революцию 1917, С. надеется на независимость лит-ры и искусства от власти государства и актив. участвует в работе Совета Союза деятелей худож. лит-ры, став его председателем.

К Октябрьскому перевороту и к власти большевиков С. относится критически, т.к. новые формы правления и внешней жизни не повлекли за собой изменений «внутреннего строя души». Заявление с просьбой о разрешении выезда за границу было отклонено. Пережив в 1921 самоубийство жены, талантливого переводчика и критика Чеботаревской, писатель полностью отдается тв-ву и в сложной ситуации 1920-х, находит своеобразную нишу, занимаясь пререводом лирики, в осн. с французского и немецкого яз. В 1924 С. избирается почетным председателем секции переводчиков в Союзе лен. писателей, в 1925 ― предс. секции детской лит-ры, а в 1926 председателем правления Союза.

Завершив, как и Чехов, «путь из низов в интеллектуальную элиту России» (Н. Толстая), С. стал одним из гл. представителей старшего поколения русского символизма, кот. в кризисной ситуации нач. века ставил под сомнение традиционное понимание лит-ры и в противовес реализму и народнической беллетристике, философии позитивизма развивал новую синтетич. концепцию искусства, в кот. осн. внимание уделялось эстетич. и игровой функциям лит-ры.

Особого внимания заслуживает разнообразие жанров, в кот. работал С. После стихов, опубл. в изв. петерб. ж., напр., в «Сев. вестнике», выходят сб. « Стихи. Книга первая » (1896) и « Тени. Рассказы и стихи » (1896). Особое внимание привлек к себе итоговый восьмой сб. стихов С. « Пламенный круг » (1998). Параллельно с лирикой писатель начинал работать в прозе (романы « Тяжелые сны », 1886; « Капли крови », 1905; сб. « Жало смерти », 1904; « Книга сказок », 1905; « Истлевающие личины », 1907; « Книга разлук », 1908; « Книга разочарований », 1909; « Книга превращений », 1911, « Книга стремлений », 1912; « Неутолимое », 1913; « Ярый год », 1915; « Слепая бабочка », 1918; « Царица поцелуев », 1921). С 1907 по 1908 создаются мифологич. драмы С. « Литургия мне», «Побе­да смерти», «Дар мудрых пчел», «Ноч­ные пляски» «Ванька Кдючник и Паж Жеан », в 1912 следует сценическая обработка романа Л. Толстого «Война и мир», в 1914 « Любовь над безднами », в 1920 « Узор из роз » и др. С. пишет критич. статьи, эссей и до конца жизни занимается переводами (Гюго, Мопассан, Верлен, Клейст, Голл, Уайльд, Шевченко).

Тайна поэтич. мастерства С. остается неуловимой. Л. Шестов поэзию С. считал вечной и му­чительной загадкой и подчеркнул, что в ней есть «дивная музыка, смысл которой ни ему, ни его читателю раз­гадать не дано» («О Федоре Сологубе»). Др. стихи С. «на­поминают кристаллы по строгости своих ли­ний» (Чулков Г. Покрывало Изиды. М., 1909). Сравнивая С. с Пушкиным, В. Брюсов говорил о «пушкинской простоте» его выражений, «которая в сущности является высшей изысканностью...» (Брюсов В. Федор Соло­губ как поэт // Брюсов В. Далекие и близкие. М., 1912). Проанализировав 177 стих., опубл. в первом томе СС, Брюсов обнаружил «более ста различных метров и построений строф» и отметил большое разнообразие и богатство стихосложения и рифм поэта.

Об этом размышляет и сам С., не в посл. очередь в самой лирике. Так, в написанном в 1880 стих. « Рифма » лирич. «я» призывает изучать «прилежно слово» трезвой головою: «Сам трудись ты, но на рифму / Не надень оковы: / Муза любит стих свободный, / И живой, и новый». Не только тв-во, но мир и космос для С. великая тайна, которая только отчасти удается раскрыть избранным: «Много дорог здесь, но света / Нет, и не видно пути. / Страшно и трудно в пустыне / Мраку навстречу идти». Лирический герой умоляет Ариадну помочь поэту своей «путеводной нитью», которая единственная в состоянии «дверь Лабиринта открыть» (« Ариадна », 1883).

В восьми сб. лирики, начиная от первой кн. «Стихи», до сб. « Змий » (1907) и « Пламенный круг » (1908), С. считает своей задачей увести читателя в другой мир. Чувствуя обреченность человека, невозможность изменить условия бытия С. сравнивает человека с запертым в зверинце безличным животным, которое уже давно не тоскует о воле: «Мы ― плененные звери, / Голосим, как умеем. / Глухо заперты двери, / Мы открыть их не смеем» (1905). В стих. « Чертовы качели » (1907) лирическое «я» оказывается между небом и землей: «Взлечу я выше ели, / И лбом о землю трах. / Качай же, черт, качели, Все выше, выше... ах».

И хотя С. всегда был чуток к соц. несправедливости в его тв-ве суровая действительность России уходит на задний план, составляя лишь фон для размышлений о психологич. последствиях жизни в противном человеку мире и о выходе из этого тупика. Интерес к психологизму будет углубляться в дальнейшем и под влиянием Н. Минского и его манифеста «При свете совести. Мысли и мечты о цели жизни» (1890). Утверждая, что «цель жизни не вне себя, а в себе самом», Минский призывал освободиться от мифа о гуманной сущности человека и требовал считаться с эгоизмом как исконно присущем человеку качестве. С. знаком не только с эстетическим и религиозно философским дискурсом русского символизма, но и через него испытывает влияние античной философии, философии Шопенгауера, напр., шопенгауэрский «Мир как воля и представление» (1819), а также Ницше с противопоставлением аполлонийского и диосинийского начал (Ницше. «Рождение трагедии из духа мысли». 1872), с ницшеанской философией «сверхчеловека».

Согласно Шопенгауэру каждая жизнь протекает между болью и скукой. Наглядной худож. иллюстрацией этих представлений служит образ учителя гимназии Передонова, гл. персонажа принесшего С. шумную известность романа « Мелкий бес » (1892–1902), кот. впервые увидел свет в 1905 в ж. «Вопросы жизни» и неоднократно переиздавался еще при жизни автора, был переведен на мн. яз. Передонов ― существо отвратительное, все оскверняющее. Чтобы стать школьным инспектором, он пытается подкупить высшее начальство и не чурается доноса на своих соперников. Запутываясь в созданной им самим сети интриг, он подвергается мании преследования. Неотступным мучителем становится мифич. образ Недотыкомки. В результате Передонов завершает убийство и кончает сумасшедшим домом. Гротескность образа особенно выделяется на фоне затхлой жизни уездного городишки и колоритных портретов обывателей. Показывая фатальную обреченность персонажа, С. в то же вр. позволяет читателю воспринимать его как существо явно несчастное и страдающее. Предположениям современников о том, что в Передонове он изобразил темные стороны своего внутр. мира, С. возражал: «Нет, мои милые современни­ки, это я о вас писал мой роман о Мелком Бе­се и жуткой его Недотыкомке» (« Предисловие автора ко второму изданию », 1908). С явной иронией С. в предисл. к 5-му изданию романа сообщает о слухах, касающихся освобождения Передонова из психичекой больницы, и о его появлении в обществе, то в образе полицейского и советника правительства, то лит. критика. Отсылая к известным словам Достоевского о «Ревизоре» Гоголя, С. не оставляет сомнений, что перед нами глубоко «отшлифованное» худож. произведение: «Этот роман - зеркало, сделанное искусно. Я шлифовал его долго, работая над ним усердно. <...> Уродливое и прекрасное отражаются в нём одинаково точно».

Суровому миру со своими суетными земными страстями в тв-ве С. противопоставляется иной ― утопический ― мир, кот. проявляется в самых разнообразных формах. В лирике он возникает в образе «Звезды Маир» и прекрасной земли «Ойле», куда стремится земной путник: «Мой прах ис­тлеет понемногу, / Истлеет он в сырой земле, / А я меж звезд найду дорогу / К иной стране, к моей Ойле» (« Звезда Маир », 1898). Именно там скрывается все то, чего недоставало на грешной земле: «Все цветет, все радостно поет» и «В колыханьи светлого эфира / Мир иной таинственно живет». Но и в прозе С. появляются своеобразные неведомые миры, неясные отзвуки и проблески которых противопоставляются суровому быту реального мира. Обыденная серая действительность в повести « Призывающий зверя » (1906) противопоставляется миру сна, в кот. перед гл. персонажем Гуровым на лоне природы является «дикого и странного вида» мальчик, своего рода двойник. Только на сюжетном уровне повесть заканчивается трагически. Согласно символической концепции двоемирия, С. перестраивает традиционное для человеческого разума представле­ние о смерти, она высту­пает положительным событием, позволяющнм Гурову как и персонажам др. произведений, хотя бы на миг, ощутить «истинность бытия».

В итоговой трилогии С. « Творимая легенда » (1907–13) в кач-ве утопич. образа появляется «царство объединенных островов». Но дуалистическое мировосприятие С. все больше осложняется. Текст обладает многосоставной жанровой природой. Почти на постмодернистский лад С. использует сюжетные элементы бы­тоописательных, мистических, науч.-фантас­тических, революционных, любовно-приклю­ченческих, криминальных романов, утопии и антиутопии для того, чтобы придавать повествованию о гл. персонажах, писателе и педагоге Триродове и королеве Ортруде, более сложный эстетич. и историко-философский подтекст. Триродов мифичексим образом связан как с миром луны, так и с противоположным миром солнца, с мирами «Нет» и «Да», «Иронии» и «Поэзии». После гибели королевны Ортруды в одноименной второй части трилогии, гл. персонаж на объединенных островах хочет создавать новое свободное об-во. Противопоставляя тот и иной мир, утопию и антиутопию, С. ставит под сомнение не только русскую действительность, но и цивилизированное об-во в целом. Опубликованное в 1913 произведение появилось на русском яз. в неполном варианте. В основе немецкого перевода, созданного при участии С., лежал полный авторский текст.

Соединяя в своем тв-ве столь разнородные элементы, С. создал не только признанную многими его современниками поэзию и прозу, но и образцы лит-ры, к кот. обращались и в дальнейшем. Так, Е. Замятин и М. Булгаков в своих позднейших антиутопиях, опирались на стилистически разнообразную прозу С. Пьесы С. ставились Вс. Мейерхольдом и Н. Евреиновым.

В 1922–27 С. жил в Пг. по адресу: наб. р. Ждановки (Ждановская наб.), д. 3, кв. 26. В Детском Селе жил летом 1924 по адресу: Колпинская ул., д. 20, кв. 5. В посл. годы жизни часто и подолгу жил в этом доме в Детском Селе.

Соч.: Неизданное и несобранное / Сост. G. Pauer. München, 1989; Тя­желые сны. Л., 1990; Мелкий бес. Заклинательница змей: Рассказы. М., 1991; Творимая легенда. М., 1991; СС / Сост. G. Lauer. München, 1992; Из дневника. Неизданные стихотворения // Ежегодник РО ПД на 1990 г. СПб., 1993; Стихи, документы, мемуары / Под ред. М. Павлова. М., 1997; Неиз­данный Федор Сологуб. М., 1997; Письма к А. А. Из­майлову // Ежегодник РО ПД на 1995 г. СПб., 1999; Стихотворения / Вст. ст., подгот. текста и прим. М. Дикман. СПб., 2000; Собрание пьес: В 2 т. СПб., 2001; СС: В 6 т. М., 2002; Поэзия. Проза. М., 2008; Стихи // Царскосельская антология / сост., вст. ст., подгот. текста и прим. А. Арьева. СПб.: Вита нова, 2016.

Лит.: Библиография сочинений Ф. Сологуба. СПб., 1909; О Федоре Сологубе. СПб., 1911; Дикман М. Поэтическое тв-во Федора Сологуба // Федор Сологуб. Стихотворения. Л., 1978; Гладкий А. «Тяжелые сны» Федора Сологуба» на фоне Бахтина: Проблема автора и героя // Бахтинские чтения. Витебск, 1998; Евдокимова Л. Мифопоэтическая традиция в тв-ве Ф. Сологуба. Аст­рахань, 1998; Иванова О. Ирония в романе Ф. Сологуба «Мелкий бес» // XX век: Проза. Поэзия. Критика. М., 2000. Вып. 3; Сергеев О. Поэтика сновидений в рассказах Федора Сологуба. М., 2002; Клейнборт Л. Встречи: Федор Сологуб // Русская лит-ра. 2003. № 1; Мисникиевич Т. Конференция Федор Сологуб и мировая культура // Русская лит-ра. 2003. № 3; Лавров А., Гречишкин С. Символисты вблизи: Очерки и публикации. СПб., 2004; Павлова М. Федор Сологуб в 1890-е ― нач. 1900-х гг. Жизнь. Прозаическое тв-во. СПб., 2005; Павлова М. М. М. В. Борисоглебский и его воспоминания о Федоре Сологубе // Русская лит-ра. 2007. № 2; Гуральник Е. Прижизненные издания произведений Ф. К. Сологуба в русской книж. культуре кон. XIX ― нач. XX в. М., 2009; Кукушкина Т. А. К истории секции лен. переводчиков (1924–32) // Институты культуры Л-да на переломе от 1920-х к 1930-м гг. / ИРЛИ (ПД). СПб., 2011.

У. Маргграфф