Шубин Павел Николаевич

ШУ́БИН Павел Николаевич [14(27).3.1914, Чернавск Елецкого у. Орловской губ. - 11.4.1951, М.; похоронен на Введенском кладб.] - поэт.

Родился в семье сельского пролетария - слесаря на бумажном комбинате. Мать была неграмотной, но знала много стихов, декламировала их детям, что запомнилось поэту. Был последним - одиннадцатым - ребенком. 15-летним подростком Ш. уезжает в Л-д, к сестре. Работает слесарем на Лен. металлическом з-де им. Сталина (1929–33), одновременно учится на вечернем отд. конструкторского техникума (окончил в 1932). Именно в эти годы начинает печ. в лен. ж. («Резец», «Звезда»). Лучшие из ранних стихов войдут в перв. сб. «Ветер в лицо» (1937). В 1933 по путевке з-да Ш. поступает на филологич. фак-т ЛГПИ им. А. И. Герцена. Окончив его (1938), переезжает в М., становится членом СП. В 1940 выходит втор. сб. поэта «Парус» .

Своеобразие предвоен. поэтич. облика Ш. определяло соединение в нем традиционной для 1930-х пафосно-оптимистич. декларативности и глубоко личностного переживания конкр. мгновений бытия. Ш. стремится передать увлеченность окружающим миром, любовь к мельчайшим его подробностям, в кот. проступают очертания «малой родины» и открываются целые микромиры. В них его лирич. герой обретает ощущение бесконечности времени и пространства. Именно своей погруженностью в живой мир поэзия Ш. попадает в зону внимания критики и читателей в сер. 1930-х, когда после многолетней «опалы» происходит «реабилитация» лирики природы. В стихах Ш. мир предстает динамичным, звучным и чувственно выразительным. Колористич. сдержанность компенсируется богатой гаммой запахов: «будет душен черемухи запах», «горько пахнет степная полынь», «пахнут хмелем сухим баштаны…». Зерном его поэтической философии стало представление о непреходящей ценности человеческого бытия. Почти детская мечта о сохранении «вечной сказки» природы будет с поэтом всегда, станет своеобразным нравственным критерием оценки действительности («Ясная, израненная сказка, / Разве ты не прежняя, другая?..»; 1946).

В стихах посл. перед отъездом в М. года (1938) отчетливо звучит лен. тема. Эти миниатюры по сути составляют своеобраз. цикл, где в центре сам «строгий и ласковый город», чья судьба переживается личностно и взволнованно. И в воскрешенных белой ночью «мифах» сев. столицы, и в устремленной к солнцу аполлоновой «озверевшей четверке / Улетающих в небо коней» поэт угадывает незавершенность «золотой легенды веков». Очевидна для него и личная ответственность за «тихое» дыхание спящего города, за сохранение памяти о «подпирающих город плечами» безвестных его строителях - «новгородцах, курянах, псковичах…» («Здесь на диво смеркается рано…» ). Но особенно остро - в силу поэтической натуры - чувствует Ш. природу «сторонки Ленинградской» («Над Ладогой» ), будь то «безлунное взморье, откосы и мели» («Распев петушиный, сосновые дачи…» ), «сентябрь в аллеях Петергофа» или туманная Охта. Да и в облике самого города поэту видится рвущаяся из камня живая энергия: «Словно спины коней на скаку - / Над Невой изогнулись мосты» («Заоконных полночных теней…»).

«Простые подробности» родины уживаются в ранней поэзии Ш. с высокой юношеской романтикой, на что указывают назв. первых сб. Парус как знак романтически-приподнятого восприятия будней станет лейтмотивом в тв-ве Ш. Среди лит. кумиров, чьи уроки были сознательно восприняты поэтом, - Бунин и Пришвин, у кот. он учится не только стилю, но и постижению красоты земли, а также Лермонтов и Блок, волновавшие Ш. высокими романтич. порывами духа. В кон. 1930-х атмосфера предгрозья зазвучала в стихах Ш. и его поэтич. ровесников (К. Симонова, М. Дудина, А. Лебедева и др.) темами гражданского подвига и «большой» родины. У Ш. они переплетены мотивом памяти. Таков один из этапов эволюции поэта: от «беспамятства» юности - к апологии «корней», связывающих временные пласты как в пределах одной жизни («Память») , в судьбе поколения («Товарищ» ), так и в ист. пути всей нации («Над Донцом»). Идущее от Пушкина, Бунина, Блока шубинское понимание своей связи с прошлым, настоящим и будущим России звучит в одном из его лучших довоен. стих. «Навстречу стремнине бредущие вброд…», в трех небольших поэмах - «Слово об Иоване Зрини», «Котовцы», «Товарищ».

Наивысшим взлетом в творч. биографии Ш. стала фронтовая лирика. В годы Великой Отеч. войны судьба снова связала его с городом юности - воевал у стен Л-да. Был вначале солдатом, затем сотрудником газ. Волховского, Карельского фронтов. Служил в Заполярье, Норвегии, участвовал в Дальневосточной воен. кампании 1945-го. Современники поэта - участники войны - вспоминали о его отчаянной храбрости, об умении быстро принять решение. Об этом говорят и боевые награды Ш. - ордена Отеч. войны 2-й степ. и Красной Звезды, множество медалей. Его стихи, напис. о реальных участниках боев, изд. политуправлениями фронтов в виде маленьких сб. («Во имя жизни» , 1943; «Герои нашего фронта» , 1945; и др.). Мн. из стихов Ш. создавались как песенные тексты. «Волховскую застольную» распевал весь фронт, впоследствии она стала одним из поэтич. символов Великой Отечественной. Личный солдатский опыт во многом предопределил одно из гл. качеств воен. поэзии Ш. - ее глубокий психологизм, точность и выразительность в передаче переживаний человека в экстремальных ситуациях, в трагич. обстоятельствах перед лицом смерти.

В 1943 Ш. входит в зенит своей творч. биографии. К этому вр. создано лучшее в его воен. лирике («Верность», «Шофер», «Изба у дороги», «Полмига» ). Написанное, как отметил автор, 1 авг. 1943 «юго-восточнее Мги» стих. «Полмига» - одно из вершинных в русской поэзии. И без того популярный среди фронтовиков, Ш. после его публикации был назван «старшиной поэтических сил» Волховского фронта.

Война обострила в Ш. чувство времени. Не утрачивая ист. памяти, поэт открывает небывалую емкость мгновения (и даже полумига) настоящего. Мотив этот звучит в целом ряде стихов: «Разведчик», «Солдат» («Зеленой ракетой…» ), «Верность» и др. Фронтовая поэзия Ш. многотемна, разнообразна в жанровом отношении. Интересны страницы любовной лирики («Несмеяна», «Портрет» ,«Маленькие руки» ), поэтические очерки, стихи балладного звучания, Военные баллады Ш. («Трое», «Снайпер» , «Шофер», «Пакет» и др.) - явление самобытное. Соединяя тихоновскую «балладу-скорость» с психологич. балладой в духе Твардовского, он ведет свое исследование природы подвига. Герои шубинских баллад - представители различных фронтовых профессий (летчик, пехотинец, шофер, снайпер, разведчик).

Одной из осн. тем лирики Ш. в период завершения войны и первых послевоен. лет становится тема войны как катастрофы всечеловеч. и планетарного масштаба, что было созвучно общепоэтич. контексту сер. 1940-х. Интерпретируя мотив «дома у дороги», Ш. дает свое лирико-символич. изображение страшных итогов войны. Для поэта «дом» - это природа, и потому толстовский мотив войны как безумия развивается у него антропоморфизированными описаниями страданий животных (лошадь - «седая», мучится «по-человечьи», «кончается, как умирают дети»), скорбным реестром утрат, где в одном ряду оказываются его «товарищи по битвам - мертвые деревья и солдаты». Критик В. Перцов в 1946 усмотрел в приведенной строке отступление от гуманистич. и политич. идеалов, соц. ориентиров (Русская поэзия в 1946 году // Новый мир. 1947. № 3). Но для Ш. человек и природа «семейно» соединены, и потому счет утратам он упорно ведет общий: «убитые села» и «израненные деревья»… Мысль о войне как преступлении против естественных основ бытия углубляется в стихах норвежского цикла («В Киркенесе», «Далекая Лица», «В фиордах» и др.).

Конец 1945-го и 1946-й были для Ш. достаточно удачными. «Толстые» ж. публ. подборки его стихов. Поэт готовит к изд. сб., основу которых составляют жестко отобранные автором стихи воен. лет. Кн. вскоре выходят одна за другой: 1947 - «Моя звезда» , 1948 - «Солдаты» , 1949 - «Дороги, годы, города» . В перв. послевоен. год Ш. написал немало новых ярких произведений («Август», «Живая песня», «В Лапландских снегах», «Современники» и др.). Гл. в них - осмысление произошедшей трагедии, ощущения человека, трудно входящего в мирную жизнь. В этот период Ш. явно тяготеет к крупным формам, о чем говорят его циклы стихов («Осень », «Август», «Современники»), незаконч. поэма « Битва на Свири » (1951). Темы памяти и возвращения - центральные в поэтическом «повторном военном цикле» (И. Новиченко) - стали осн. и в шубинском послевоен. тв-ве. Как и поэты-сверстники, Ш. размышляет об уроках войны, о страшном опыте своего поколения, всматривается в первые признаки возрождения «сказки». Знаком возвращения человека в свой разрушенный «дом», символом возрождения становится у Ш. «новый лебедь с древнею резьбою», плывущий над «новою избою».

В кон. 1946 Ш. вместе с рядом поэтов-фронтовиков попадает в «опалу» у критики. Начало положила названная ст. В. Перцова, напис. в свете печально изв. «Постановления» 1946-го. Вслед за Ахматовой, Пастернаком, Гудзенко, Смеляковым Ш. был обвинен в «политической бесхребетности» за «коленопреклоненное» отношение к природе, «неоправданные исторические аналогии». Борьба критики с «плакальщиками» - поэтами воен. темы, - обвинение их в «ущербности» (С. Трегуб) привели к тому, что часть из них (и Ш. в т.ч.) сочли для себя воен. тему закрытой. Для Ш. это стало одной из причин творч. кризиса. В последующие годы - в кон. 1940-х - он пишет мало, по 5–6 стих. в год. В основном это были пафосные «бесконфликтные» перепевы «географических» стихов в духе 1930-х о «большой» родине, освоении природы. Спровоцированная критикой авральная перестройка на мирные темы в тв-ве Ш. серьезных худож. результатов не дала. В эти годы энергия Ш. находит выход в переводах стихов поэтов народов СССР. Работая с подстрочниками, он переводит с казахского, литовского, еврейского, турецкого, татарского и др. яз. Е. Дымшиц называет имя Ш. в числе лучших переводчиков грузинского поэта Р. Маргиани вслед за именами Н. Заболоцкого, А. Тарковского, Н. Тихонова (Дружба народов. 1966. № 2).

Умер Ш. в одночасье, от сердечного приступа, в роковом для поэтов возрасте - в 37 лет. Наверное, это был момент, когда он просто перестал сопротивляться обстоятельствам, а опасность такой минуты, как подлинный поэт, предугадал и даже назвал причину: «И смерти наступит черед, / Когда не останется в сердце / Простого стремленья вперед…» (« Надпись на книге », 1951).

Соч .: Ветер в лицо. Л., 1937; Парус. Л., 1940; Моя звезда. М., 1947; Солдаты. М., 1948; Дороги, годы, города. М., 1949; Избр. М., 1952; Избр. лирика. М., 1966; Стих. Поэмы. Воронеж, 1980; Стих. М., 1982; «Здесь вся моя жизнь…»: Стих., поэма. Петрозаводск, 1985; Избр.: Стих. и поэмы. М., 1988.

Лит.: Западов А. О стихах Шубина // Звезда. 1938. № 1; Бакинский В. Павел Шубин. «Парус» // Звезда. 1940. № 8–9; Коваленков А. Павел Шубин // Знамя. 1957. № 5; Абрамов А. Человек на войне. Фронтовая лирика Павла Шубина // Север. 1970. № 5; Коган А. Павел Шубин. М., 1974; Абрамов А. В соавторстве со временем. М., 1982; Кондратович А. Феноменальный… Павел Шубин // Кондратович А. Призвание. М., 1987; Рунин Б. Утренний свет // Новый мир. 1988. № 11; Лопачева М. «Переступив войны порог…» (Послевоен. период тв-ва Павла Шубина) // Из истории сов. лит-ры. Пермь, 1992; Шубин Павел Николаевич // Добрый вечер. 2008. № 782.

М. Лопачева