Вишневский Всеволод Витальевич

ВИШНЕ́ВСКИЙ Всеволод Витальевич [8(21).12.1900, СПб. ― 28.2.1951, М.] - драматург, прозаик.

Родился в дворянской семье (отец по спе­циальности межевой инженер, мать - мед. работник). «Семья... была крепкая, культурная. Отец очень много читал, много ездил, работал... Он дважды изъездил Евро­пу, изучал дело за рубежом и затем ставил его в русской армии...» (« Автобиография »). В. учился в петерб. гимназии (с 1909), где одним из его педагогов был В. Янчевецкий (будущий писатель В. Ян). Юность В. совпала с Первой Мировой войной и последующими рев. события­ми. В 1914, бросив гимназию и сбежав из до­ма, поступил юнгой на один из кораблей Балт. флота. С тех пор вся жизнь В. не­расторжимо связана с воен. флотом, с родной для него Балтикой. В итоге Первой Мировой войны «получил три георгиевские награды и настоящий жизненный опыт» («Ав­тобиография»). Фронтовые дневники и записные книжки, кот. В. вел постоян­но, послужили мат-лом для его будущих лит. произведений. Свой полит. выбор в пользу большевиков В. сделал между февр. и окт. 1917. В Гражданскую войну был пуле­метчиком, командиром и политработником, участвовал в боях на Волге (Волжская воен. флотилия), на Украине (Конная армия Бу­денного), в Новороссийске (дивизион сторо­жевых катеров). Тогда же приобщился к сис­тематич. лит. работе: вел «Страничку моряка» в газ. «Красное Черноморье», ред. кот. был Ф. Гладков. Перв. опытом В. в драматургии стал сценарий массового театр. представления « Суд над кронштадтскими мятежниками » (1921), разыгранный рев. мат­росами в Новороссийске.

Вернувшись после окончания Граждан­ской войны на Балтику, В. организовал лит. группу «Алые вымпела» (прообраз будущей организации ЛОКАФ), регулярно печатал ст. и очерки в газ. «Красный Балтийский флот». На основе очерков сложились перв. сб. рассказов « За власть Советов » (1924) и « Между смертями » (1925). А они, в свою очередь, наряду с дневниками и записными книжками В., явились источником мн. эпи­зодов и сцен его будущих пьес. Становление В. как писателя происходило параллельно с его деятельностью воен. историка, пре­подавателя Военно-морской академии. Уже в перв. его произведениях стремление к до­кументальности, достоверности ист. событий сочеталось с романтич. их виде­нием, героико-патетич. интонацией, как бы укрупнявшей изображаемое до масшта­бов общепланетарных, космических. Отсю­да - интуитивное ощущение, а впоследствии и осознание В. своего родства с художниками такого типа, как В. Маяковский, Вс. Мейер­хольд, С. Эйзенштейн, А. Довженко (с по­следними тремя он был связан творч. об­щением, перепиской и дружбой).

В «большую лит-ру» В., по его призна­нию, вывела пьеса « Первая Конная » (1929). Создание ее было связано с двоякой полемич. задачей автора: дать подлин­ный облик Конармии в противовес И. Бабе­лю, кот. «был изумлен, испуган» и пото­му «многого не увидел» (В.), а также найти пути к драматургии нового типа, где действуют не «первопланные фигуры», а рев. массы, где «личное тонет в потоке социально значительных событий» (письмо В. к А. Гвоздеву от 26 янв. 1930). Однако по­лемика с Бабелем получилась несколько за­поздалой и мнимой, что отметил М. Горький в своем отзыве о пьесе: «...хороша она имен­но тем, что написана в повышенном „герои­ческом” тоне, так же, как „Конармия” Бабе­ля, как „Тарас Бульба” Гоголя, „Чайковский” Гребенки» (ЛН. Т. 70). Что касается второй цели, то она во многом была достиг­нута: пьеса В. оказалась действительно не по­хожей на сценические произведения о рево­люции, созданные ранее В. Билль-Белоцерковским, Б. Лавреневым, К. Треневым, Б. Ро­машовым и др. Установка на документальность («Вся вещь - документ». Соч. Т. 5) и хроникальное изложение событий реализовались здесь в 33 сценич. эпи­зодах, выстроенных посредством лит.-ист. монтажа и объединенных фигурой Ведущего. Неслучайно первооткрывателями и пропагандистами пьесы В. стали лефовцы С. Третьяков (Удивительная пьеса // Правда. 1930. 31 янв.) и В. Перцов (О воен. писателях // ЛГ. 1930. 24 февр.), воспринявшие ее как удачное под­тверждение собств. эстетич. прин­ципов. Продолжением своей линии в драма­тургии считал «Первую Конную» и В. Мая­ковский (Новый мир. 1952. № 6). Пьеса В. возрождала традиции агитационно-массового театра периода Гражданской вой­ны, но уже на новом уровне историч. сознания. Это обстоятельство учли и в полной мере использовали постановщики «Первой Конной»: А. Дикий в Лен. теат­ре Народного дома (1930) и Моск. те­атре революции, П. Ильин в Театре ЦДКА (1930) и др.

Органическая близость В. к «левому» ис­кусству определила и его лит.-общественную позицию, очень активную и непримиримую к иным творч. устремлениям и взглядам. С присущим ему «бойцовским» темперамен­том он обрушился на М. Булгакова и его пьесу «Дни Турбиных», сыграв поистине ге­ростратову роль в судьбе этого писателя. Бу­дучи человеком крайних взглядов и твердых убеждений, В. не знал, что такое компромисс. Он счел необходимым забрать свою пьесу « На Западе бой » из Театра Вс. Мейер­хольда и порвать с ним из-за принятой этим театром к постановке пьесы Н. Эрдмана «Самоубийца». «Пьеса тянет вправо, пьеса не наша» - такой приговор вынес ей автор «Первой Конной». Позднее он сожалел, что восприни­мал лит. споры по-военному: «Некоторых своих оппонентов я ненавидел, как врагов на фронте, и нужно было несколько лет, чтобы привести себя в норму, чтобы остыть, чтобы отличить врагов от настоящих друзей». Пьесы « Последний решительный » (1931) и «На Западе бой» (1933), при всей актуальности их тематики, не стали творч. достижением В. Неудер­жимое стремление драматурга вмешаться в совр. споры об искусстве, опрокинуть уста­ревшие традиции, сгустком кот. ему представлялись балет Большого театра «Красный мак» и опера «Кармен», отрица­тельно повлияло на «Последний решитель­ный». Задуманная как произведение о будущей войне, пьеса получилась раздробленной по содержанию, эклектичной по жанру и сти­лю. Лишь талантливая постановка в мейерхольдовском театре (1931) позволила ей удержаться на сцене. Опыт работы над ней по-своему отозвался и в дальнейшем: по мне­нию Мейерхольда, заключительная сцена пьесы («Застава № 6») явилась как бы эски­зом к будущему фильму В. «Мы из Крон­штадта» (Мейерхольд Вс. Статьи, письма, речи, беседы. М., 1968. Ч. 2).

К моменту создания « Оптимистической трагедии » (1933) В. отчасти пересмотрел исходные принципы, на кот. строились прежние его пьесы. Сделал он это не без вли­яния изв. дискуссии 1930-х о драматур­гии, в кот. был вовлечен ходом событий. Параллельно В. активно изучал опыт запад­ной драматургии (особенно Шекспира), ан­тичной драмы. Не прошел мимо его внимания и горьковский «Егор Булычов». Все это помог­ло ему осознать, что идея создания «драмы без героев», кот. он отстаивал в кон. 1920-х - нач. 30-х, была изначально ложной. Изменилось и само восприятие рев. эпохи В.: его интересовали уже не столько внешний размах и героика револю­ции, сколько трагич. ее содержание, во­площенное в конкретных человеческих судь­бах. В связи с этим на перв. план он выдви­нул «критерий человечности» (К. Рудницкий), кот. проверяются взаимоотно­шения и поступки персонажей «Оптимистиче­ской»: Комиссара, Вожака, Алексея, Вайнонена, командира корабля Беринга и др. В то же время В. сохранил то ценное, что было свойственно ему как автору «Первой Кон­ной»: драматизм и поэзию массовых сцен, ла­конизм и выразительность диалогов, остроту и динамику действия. Фигуры Ведущих (в «Оптимистической трагедии» их двое) ста­ли еще более активными выразителями автор­ских переживаний и размышлений. Премьера «Оптимистической трагедии» в Моск. камерном театре (18 дек. 1933, реж. А. Та­иров) превратилась в наст. триумф теа­тра и драматурга. Общепризнанный успех В. сопровождался спорами о жанровой природе его произведения и - еще шире - о возмож­ности и специфике трагедии в сов. ис­кусстве. Заглавие пьесы звучало как вызов тем, кто считал, что трагедия вообще немыс­лима в лит-ре нового об-ва. Между тем автор пьесы и постановщик спектакля именно в столкновении трагедийного и оптимистичес­кого искали «тот синтез, кот. должен был вывести... на новую дорогу», - писал А. Таиров (Театральный альм. М., 1947. Кн. 6). Наиболее важной особенностью тра­гедии нового времени представлялось то, что гибель ее героя (или героини) - «не ката­строфа, завершающая события, а кульмина­ция подлинного торжества человеческого ду­ха» (Таиров А. Писатель-боец: Воспоминания о Вс. Вишневском. М., 1963). Иной точ­ки зрения придерживался Горький. Имея в виду полемич. заглавие пьесы, опреде­лявшее одновременно и ее жанр, он писал: «При чем тут „оптимизм”? Ведь погибают не враги! Вообще попытка Вишневского высту­пить в роли Теофиля Готье едва ли может быть признана удачной» (Горький М. СС: в 30 т. М., 1953. Т. 27). Споры эти были во многом обусловлены тем, что по своей жа­нровой и стилевой природе «Оптимистичес­кая трагедия» - явление уникальное в сов. драматургии. «Действительно оптимис­тическая и действительно трагедия!» - так оп­ределил характер этой пьесы Г. Товстоно­гов (Зеркало сцены. Л., 1984. Кн. 2), дважды обращавшийся к ее постановке: в 1955 (Лен. акад. театр драмы им. А. Пушкина) и в 1981 (Лен. БДТ им. М. Горького). При этом в спектакле БДТ реж. возродил трагич. финал первого ва­рианта пьесы (Новый мир. 1933. № 2), где погибал не только Комиссар, но и весь сфор­мированный ею матросский полк. Стремлени­ем к новой, хотя и не бесспорной, сценич. интерпретации «Оптимистической траге­дии», отличной от таировской, был отмечен спектакль реж. М. Захарова в Моск. театре им. Ленинского комсомола (1983).

В 1936 по сценарию В. был создан фильм «Мы из Кронштадта» (реж. Е. Дзиган), по­пулярность кот. сопоставима с «Чапае­вым» братьев Васильевых. Картина была одобрена С. Эйзенштейном, восприняв­шим ее как продолжение «эпического стиля советской кинематографии, кот. был на­чат... «Броненосцем „Потемкин”» (Эйзен­штейн С. Избр. произведения: в 6 т. М., 1968. Т. 5). Успех фильма заставил В. на время забыть о театре, укрепил в нем же­лание работать в кино. Так появился фильм-роман « Мы, русский народ » (1937), а вместе с ним и возможность продолжить со­трудничество с Е. Дзиганом в постановке картины по этому произведению. Однако ра­бота над фильмом не была закончена из-за развернувшейся в печати критики данного произведения В. после публикации его в ж. «Знамя» (1937. № 11). Лишь в 1966 сцена­рий «Мы, русский народ» был воплощен на экране реж. В. Строевой.

В годы Великой Отеч. войны В. возглавлял оперативную группу писателей при политуправлении Балтфлота. По зада­нию последнего он вместе с А. Кроном и Вс. Азаровым написал героич. комедию « Раскинулось море широко ...», постав­ленную Лен. театром муз. комедии в 1942. Через год в Барнауле ее воплотил на сцене Камерного театра А. Таиров (музыку к спектаклю написал Г. Свиридов). Беспримерному подвигу ле­нинградцев в дни войны посвящ. пье­са В. « У стен Л-да », подтвердив­шая его приверженность трагич. теме. Она появилась на сценах Театра Краснозна­менного Балтийского флота (1944) и Камер­ного театра (1945). Пьесы эти выполнили свою миссию и отошли в прошлое. Зато пол­ностью сохранили свое значение дневники В. воен. лет, кот. он при жизни не публ. «Того, что им было пережито и записа­но в Отечественную войну,- утверждал Вс. Азаров,- хватило бы на десять „Первых Конных” и „Оптимистических трагедий”». Впервые « Дневники военных лет », как и др. прозаич. про­изведения В. (эпопея « Война », 1929–39; неоконч. повесть « Жизнь человечес­кая », 1935), были изд. лишь в посмерт­ном СС писателя.

В посл. своей пьесе « Незабывае­мый 1919-й » (1949) В. вернулся к излюб­ленной теме Гражданской войны, обороны Пг. Приуроченная к 70-летию Ста­лина и одобренная им, эта пьеса, вопреки мнению самого автора, не стала достойным завершением его творч. пути. Большой внешний успех, выпавший на долю пьесы (она была поставлена почти во всех драм. театрах страны; в 1952 вышел на эк­раны одноименный фильм), не мог заслонить ее ложной историч. основы. В истории сов. драматургии она осталась как пример откровенного панегирика «вождю всех народов».

Соч. : СС: в 5 т. / вст. ст. К. Симонова. М., 1954–60. (Т. 6. Доп. 1961); Статьи, дневники, письма о лит-ре и искусстве. М., 1961; Избр. М., 1984; Сов. писатели: Автобиографии. М., 1959. Т. 1.

Лит.: Рудницкий К. Портреты драматургов. М., 1961; Анастасьев А. Вс. Вишневский: Очерк тв-ва. М., 1962; Писатель-боец. Воспоминания о Вс. Вишнев­ском. М., 1963; Азаров Вс. Вс. Вишневский: Докум. повесть. 2-е изд., доп. Л., 1970; Хелемендик В. Вс. Вишневский. 2-е изд. М., 1983 (ЖЗЛ); Мироно­ва В. Театр Вс. Вишневского. Л., 1986; Корниенко Н. В. Дневники Вс. Вишневского как исторический и литературный документ // ХХ век в зеркале эпистолярия, дневников, мемуаров. М., 2015.

В. Муромский