Воронов Юрий Петрович

ВО́РОНОВ Юрий Петрович [13.1.1929, Л-д - 5.2.1993, М.] - поэт, журна­лист.

Отец - профсоюзный работник, в годы Великой Отеч. войны служил в Кронштадте, затем преподавал в Лен. профсоюзной школе, мать - бух­галтер. Во время блокады шестиклассник В. становится бойцом аварийно-восстанови­тельной службы. Тогда «Ленинская смена» опуб­ликует заметку «Забывая об опаснос­ти...», рядом с кот. на снимке ее герой - раненый, засыпанный осколками стекла чер­ноглазый мальчик - будущий поэт блокады. 25 нояб. 1941 семью самого В. постигло горе - при бомбежке засыпало семью: мать и бабушку откопали вскоре - живыми, 3-летнего брата и полуторамесяч­ную сестру - только на 5-й день, мертвыми. На всю жизнь с В. останется этот «долг» - не успел покормить голодного ма­лыша: «Эту бомбу метнули с неба / Из-за туч / Среди бела дня. / Я спешил из булочной / с хлебом. / Не успел. / Ты прости меня». Вме­сте с отцом, добравшимся из Кронштадта, раскапывали завал руками, хоронили вдвоем: «Я забыть / никогда не смогу / скрип саней / на январском снегу... / Будто все это / было вче­ра... / В белой простыне - / брат и сестра…».

В 1942 был принят в комсомол, работал в молодежных бытовых отрядах (оказывали помощь ослабевшим), получил медаль «За оборону Л-да» (1943); «Нам в сорок третьем / выдали медали / и только в сорок пятом - паспор­та». В то время занимался в лит. студии при ЛО СП (1943–48) под рук. Вс. Рождественского, писал стихи, выступал по блокадному радио.

В 1947 В. поступает на отд. журна­листики филол. фак-та ЛГУ, где сразу становится признанным лидером молодежи - в учебных аудиториях, в науч. об-ве, в перв. студ. стройотря­дах. С марта 1952 (диплом будет вручен только в июне) В. начинает работать зав. отделом студ. молодежи в газ. «Смена», затем - отв. секретарем газ. Его избирают секретарем Лен. обкома ВЛКСМ. Начинается стремитель­ное восхождение В. по ступе­ням журналистской и партийной карьеры: зам. ред. «Комсомольской правды» уже в М. (1954–59), с 1959 член правления Союза журналистов, гл. ред. «Комсомольской правды» (1959–65), с 1965 - отв. секретарь газ. «Прав­да». Все это обрывается на перв. взгляд не­ожиданно. 21 июля 1965 «Комсомольская правда», кот. редактировал В., опубл. очерк «В рейсе и после» - о вопи­ющих беззакониях, в т.ч. и стоивших моло­дых человеческих жизней, на знаменитой тогда китобойной флотилии «Слава». «Ком­сомольская правда» отважилась выступить против генерал-директора флотилии, кот. восхваляли на всех уровнях, называли «маяком» и кот. не только выдавал липо­вые показатели, но и создал собств. «царство в государстве», где царил полный произвол. В итоге директор был снят со своей должности. Но эта далось дорогой це­ной - на газ. и ее редактора обрушились вы­сокопоставленные защитники - состоялось заседание секретариата ЦК КПСС, на кот. была сделана попытка выгородить гене­рал-директора (см. об этом: Ганюшкин В. Народ не безмолвствует, когда говорят лю­ди // Новое время. 1988. № 40; Сахнин А. Но это было только начало // Из­вестия. 1988. 23–24 сент.). Попытка не удалась, но с В. «рассчитались»: оказывает­ся, его назначение на пост отв. се­кретаря «Правды» было лишь видимым повы­шением - оттуда его было удобнее «напра­вить» на работу зав. корреспон­дентским пунктом этой же газ. в Германию, где его продержали полтора десятилетия: «Дорога поет, / если к дому дорога, / и пла­чет, / когда от родного порога. / И если тебе / эта боль не знакома, / не жил ты вдали и по­долгу/ от дома...».

За эти годы В. стал автором мн. книг, во­шел в СП, был избран членом правления СП (1976). По возвращении на родину работал секретарем правления СП, редактировал «ЛГ», некот. время работал зав. отдела культуры ЦК КПСС, в 1989 избран народным депутатом.

В. принадлежит более 200 выступл. в периодике. Но гл. заслуга - стихи. Он начал писать их рано, задолго до того 1950, от кот. он официально отсчитывал нач. своего творч. пути. Уже в 1945 в лен. газ. «Вагоностроитель» от 13 нояб. Напеч. его стих. « Возвращение ». Потом долго, почти 20 лет не публ. стихи (исключение - студенческие газ.), утверж­дая, что «О. Берггольц и И. Тихонов уже все сказали». Лишь 7 мая 1965 появилась перв. подборка в «Правде», затем цикл из 12 стих. под назв. « Блокадные записки » в ж. «Знамя» (1965. № 6), в 1968 - еще несколько в лен. альм. «День поэзии». Но когда в том же 1968 вышла перв. книга стихов В. « Блокада », а чуть позже - « Память », когда блокадные стихи В. были собраны воедино - они бук­вально обожгли читателей. У В. оказался свой ракурс в изображении лен. трагедии. Это не просто еще один дневник или воспоминание. Поэтич. история лен. блокады, над кот. В. рабо­тал 30 лет, в ее окончательном варианте ока­залась неотделимо вписанной в контекст со­временности. Пафос ключевых блокадных строк - «Я не напрасно беспокоюсь, / чтоб не забылась та война: / ведь эта память - на­ша совесть. / Она, как сила нам нужна» - обычно связывают только с реакцией на гон­ку вооружений и возможность атомной вой­ны. В. слышал «молящий крик земли» о спа­сении от смертельного атома (и причем не только «военного» - стих. « Хиросима » бы­ло написано буквально в преддверии Черно­быля). Он слышал и «отчаянный крик пора­женного пулей оленя» (как В. Астафьев, В. Распутин, В. Высоцкий) или уничтоженного подонком для возведения в лен. дворе персонального гаража куста сирени. Он еще в блокаду нашел душевные силы по­жалеть не только людей, но и каменного льва, которому «осколком лапу оторвало». В. и по­зднее все время чувствовал боль своего горо­да от полвека не залеченных ран на его сте­нах (« Ленинградская осень »), ощущал «укор осыпающихся колоннад»: «В дни бло­кады / сохранили город, / неужели не спа­сем сейчас?» И все-таки самым главным для В. было то, что вместе с забвением памяти о войне человечество стало утрачивать и представление о цене человеч. жизни вообще, в т.ч. и о жизни «молодых ребят», как обычно говорил бывший молодежный ли­дер. В логическом финале блокадных сти­хов - « День победы » (1965) - есть ключе­вые строки: «Но лишь слыша / победный са­лют, / мы вдруг поняли: / с этой минуты / ни тебя, ни других / не убьют». Эти строки воз­никли в разгар Афганской войны и в то вре­мя, когда уже вспыхивали перв. зарева се­рьезных межнациональных конфликтов: «И о мертвых / далеких и близких, / боль очнулась, / ударив в сердца...» Именно поэто­му так важна память - горький опыт истории, ее урок, предостережение: «Мертвые живых не упрекнут, / если те смеются и поют... / Но бывает все же: / им венки. / А они сжимают кулаки». Нужен не формальный ритуал, а жи­вое ощущение того, что это такое: «Отбой. / За нынешний вечер / девятый», когда «вмес­то супа - бурда из столярного клея». Потом­ки блокадников должны понять, что чувство­вали люди, когда «на праздничный салют пол-Ленинграда не поднялось», когда один за другим умирали самые родные и близкие.

У В. есть стихи о любви и дружбе, о природе, о тв-ве. Они - в ряде сб.: « Улица Рос­сии» и «Долгое эхо » (оба - 1979), « Ве­сы » (1986), « Избранное » и « Белые но­чи » (оба - 1987), в периодических изд. Но это - просто хорошие стихи. Стихи же «Памяти» и «Блокады» - гражданский и нравственный подвиг. Они встали рядом с мемориалом на Пискаревском кладб., Зеленым поясом Славы, с Монументом героическим защитникам города на Моск. проспекте - там высечены строки В.: «О, камни, будьте стойкими, как люди!».

Во всех откликах на стих. В. критика обязательно подчеркивала одно: это поэзия «без вычурных метафор» и про­чих «украшений». Действительно, существу­ет поэзия металогичная и автологичная. По­этика В. сформировалась в системе послед­ней. Но, кроме графической точности и стро­гости, его стихам присущ огромный внутрен­ний накал, почти невероятная драматич. напряженность, редкая эмоциональная выра­зительность. Дыхание, кот. перехватыва­ет от горя, передается прерывистой обрыва­ющейся строкой: «Как стон, / как рыданье, / как всхлип». Нравственная сила и мужество защитников города - экспрессивной меняю­щейся динамикой ритма. Особенную энер­гию стиху придают почти обязательные афо­ристические зачины или концовки: «Строка бывает - как рука, / в беде протянутая дру­гом»; «Все объяснимо, / кроме лжи, / и лишь она непоправима»; «Искусство не прячет се­кретов. / Секреты таит ремесло». Передавая различные оттенки переживаний и состояний лирического героя, В. использует и разные размеры стиха - от классического русского ямба до верлибра. Он мастерски выстраива­ет лирич. сюжет - от безукоризненно точно найденной детали до самого широко­го, временами почти космического обобще­ния. Таково, напр., стих. « Баллада о музыке ». Оно начинается с нескольких подчеркнуто прозаич. подробностей вы­ступлений знаменитого блокадного оркестра «под гул канонады» в полутемном зале Фи­лармонии. Трагич. реалии быта: саноч­ки, на кот. музыканты везли через зале­деневший город валторны и скрипки, врач, сидящий «на всякий случай», в последнем ря­ду выступающих, представители в случае горькой необходимости «возможной заме­ны», ушанки и пальто на старинном бархате кресел... Но от строки к строке, как и в музы­ке, все больше усиливается лирическое crescendo, чтобы в конце обрушить­ся на читателя всей силой fortissimo: «И музы­ка / встала над мраком развалин, / крушила / безмолвие темных квартир. / И слушал ее ошарашенный мир». А затем - две строки финала - почти шепотом, как на последнем дыхании: «Вы так бы смогли, / если б вы уми­рали?..».

Соч.: Сила жизни: очерки, статьи, стихи. М., 1966; Блокада: стихи. Л., 1968; Память. Л., 1971; Лен. высота. Стихи о блокаде. Статья // Комсомольская правда. 1984. 24 янв.; Тревоги мира - наши тревоги: статья // Лит. Россия. 1986. 28 февр.; Величие духа: статья // Ра­ди жизни на земле: сб. Л., 1986; Избранное. М., 1987.

Лит .: Рождественский Вс. Живое прошлое // Нева. 1969. № 5; Городницкий А. Ода мужеству // Лен. правда. 1971. 17 дек.; Слуцкий Б. Ю. Воронов. «Память» // Новый мир. 1972. № 6; Викулов С. Книга, возвышающая человека // Молодая гвардия. 1974. № 6; Цурикова Г. Нельзя забывать // Нева. 1974. № 11; Ильина М. Присяга на вечность // Лен. правда. 1977. 26 авг.; Дементьев В. Раздумья зре­лости // Знамя. 1987. № 9; Друнина Ю. Считаться кем-то или кем-то быть? // ЛГ. 1987. 28 окт.

К. Бикбулатова